Читать интересную книгу Верь мне и жди - Ольга Тартынская

— Нет, — растерянно ответила я.

— Он ищет новое звучание. Теперь озадачился духовым инструментом. Коле нужно что-нибудь оригинальное, подходящее под его голос, из народных инструментов. А вы одобряете его увлечение фольк-музыкой?

— Почему нет? — пожала я плечами. — Это красиво.

— Конечно, беспроигрышный вариант… — задумчиво довершила Марина.

Мне удалось от нее отвязаться только в метро, на «Кропоткинской». И только после того, как пообещала позвонить. Домой я вернулась в раздражении. Полежала в ванне с пеной и солями, потом села в гостиной перед телевизором и задумалась. Почему нет мира в моей душе? Почему я не могу быть счастливой и спокойной? Чего мне не хватает? У меня есть ты — единственный человек, который мне необходим. У меня прекрасная квартира. Я обеспечена и не знаю особых материальных затруднений. О, человеческая неблагодарность судьбе! Желание большего и неумение ценить то, что имеешь. Я знала, чего мне не хватает: ребенка и все-таки тебя, твоего присутствия рядом. И чистоты.

Во мне жила червоточина и разъедала душу. Даже когда я забывала о ней, где-то в глубине сознания я чувствовала это черное пятно. Оно мешало мне любить тебя, целиком отдаться тебе. Наши ночи превратились для меня в пытку. Я стремилась искупить вину излишней страстностью и только отпугивала тебя. Может быть, поэтому накануне гастролей ты часто не приходил ночевать, ссылаясь на загруженность.

Однажды я спросила тебя:

— Когда мы навестим Александра с Настей?

Ты вздохнул:

— Я у отца три года не был, а ты говоришь…

Да, это твоя больная тема.

— Давай вместе съездим! — предложила я.

Ты безнадежно махнул рукой. Тогда я попросила дать адрес отца Александра и объяснить, как туда добраться.

— Зачем тебе? — спросил ты удивленно.

— Хочу съездить как-нибудь… — ответила я, вопросительно глядя на тебя. — Можно?

— Одна? — с сомнением пожал ты плечами. — Зачем?

— Это плохо? — настаивала я. — Мне хотелось бы их повидать, с Настей пообщаться.

— Как же без машины? — удивился ты. — Сколько раз тебе говорил: учись! Купили бы тебе легонькую машинку. Я уеду, мой «лексус» стоять будет без толку. Надо тебе учиться.

Однако координаты мне дал.

Но прошло больше недели, прежде чем я собралась в Дубровку. Все возилась с квартирой, доделывала мелочи, свою комнату оформляла. Хотя зачем мне своя комната, спрашивается? Вот если бы здесь устроить детскую…

Я остро скучала по тебе. Ты не звонил, я опять замкнулась в одиночестве. Интерес к благоустройству пропал, ноябрь угнетал меня. Все чаще я ложилась спать рано, вставала поздно. Стала безразличной ко всему, кроме телефонных звонков.

В тот вечер я лежала в ванне с дурацким детективом, потом мысли потекли в ином направлении. Почему-то всплыли в памяти картины того злосчастного купания в карьере, мокрый Гошка, его неистовство… Вспомнив пережитое, я почувствовала невольное возбуждение и тотчас преисполнилась отвращения к себе. Какая я дрянь, дрянь! Доколе этот позор будет преследовать меня, напоминая о моей слабости, ущербности? Я уснула в слезах и увидела во сне карьер, мокрого Гошку, наши сумасшедшие объятия и дикую страсть… Проснувшись, вспомнила все и будто заново пережила измену. Тогда и решилась ехать к отцу Александру.

Погода была скверная, как и положено в ноябре: то дождь, то снег. Я долго мучилась выбором, что надеть: пальто, теплую куртку или шубку. Куртка предполагает штаны, но раз я пойду в церковь, штаны не годятся. Если в юбке и сапогах — значит, теплое пальто или шуба. Ехать электричкой в шубе неудобно — значит, пальто. Оно длинное, но что делать?

Жаль, конечно, что я не умею водить машину, но это ремесло не для меня. Я испытываю панический ужас, когда нахожусь за рулем, ты это знаешь. Все твои попытки приобщить меня к вождению заканчивались крахом. Ты надеялся, что на курсах я смогу преодолеть психологический барьер, и уговаривал пойти учиться. Я решительно отказывалась, зная, что это бесполезно.

Доехала до Ленинградского вокзала на метро, потом долго выясняла, какие электрички останавливаются на станции Полевой. Выяснив, купила билет, подождала полчаса и пустилась в путь. Я так редко выбиралась из дома, что отвыкла от людей, поэтому обрадовалась месту у окна. Всю дорогу я обозревала проносящиеся унылые пейзажи, думала о том, что скажу отцу Александру. Я везла с собой подарки и вкусности, которые накупила в супермаркете у вокзальной площади. Насте — кухонный набор: фартук, прихватки, полотенца, отцу Александру — большую пачку хорошего чая, Петру Александровичу — электронную машинку. Ну и еще коробки со сладостями.

В электричке я ехала около часа. По проходу без конца тянулись попрошайки и торговцы мелочами, нудили заученные речи, но никто им ничего не подавал и ничего у них не покупал. Непонятно, зачем они ходят. От них веет обреченностью и беспросветной тоской. Я не вынесла и подала пятьдесят рублей какому-то инвалиду в камуфляже. Я не умею отгораживаться от просящих помощи, я все равно им верю. Сколько пишут и говорят по телевизору, что это бизнес, мафия, что нищие живут лучше, чем наши учителя и врачи. Все равно не могу видеть протянутые руки.

На станции Полевой я постояла на платформе, размышляя, где может быть автобусная остановка, и в результате пошла за сошедшими со мной нагруженными женщинами. Они действительно привели меня к автобусной остановке. Расспросив их, я выяснила, что мне нужно ехать двадцать минут и еще идти два километра по проселочной дороге пешком. Я с сомнением посмотрела на свои кожаные сапоги на высоких каблуках, но испытанию даже обрадовалась. Будто это хоть как-то искупало мою вину…

Автобус был битком набит, и я едва втиснулась на нижнюю ступеньку. Дверь зажала мой пакет, я еле вытянула его, чудом не порвав. На уровне моего носа оказалась чья-то грязная побитая рука. Автобус тряхнуло, и я смогла наконец подняться в салон. Стоять пришлось на одной ноге. Рядом на сиденье качался пьяный мужичонка, от которого разило как из пивной бочки. Мужичонка бесцеремонно оглядел меня с ног до головы, потом гаркнула на весь автобус:

— Мадам!

Я вздрогнула и раздраженно посмотрела на него. Мужичок обращался ко мне.

— Мадам! — повторил он. — Вам нужен нормальный мужчина?

— Что-о-о? — изумилась я.

Мужичок поспешно оправдался:

— Я только спросил!

Рядом захохотали. «Нормальный мужчина» обиженно сопел. Я думала, этот путь никогда не кончится. Однако скоро автобус затормозил и, пыхтя, остановился. Я спустилась по ступенькам и попала в месиво из грязи и снега. Вокруг какие-то поля и разбегающиеся в разные стороны дороги. Хорошо еще, они были снабжены указателями, среди которых значилась и Дубровка. Я потопала вперед по грязной дороге.

Возможно, летом, в сухую погоду, мое путешествие по ней заняло бы не более двадцати минут, теперь же я волочилась все сорок, а то и час. Когда показался золотой купол Николая Чудотворца, я была измотана, вся заляпана грязью и страшно хотела пить. С самыми радужными надеждами я доковыляла до церкви и увидела у дома священника несколько легковых машин. Должно быть, батюшка с матушкой принимали гостей. Я вздохнула: не вовремя явилась.

Подойдя к крыльцу, постояла, не решаясь войти. И тут дверь отворилась и на пороге показалась Настя.

— Ну надо же! А я все спрашиваю отца Александра, почему Красковы не приезжают. И тут ты!

Она так естественно перешла на ты, что я не могла не ответить тем же. Настя спустилась с крыльца и поцеловала меня.

— Проходи скорей! А где твоя машина?

Однако зорким взглядом уже окинула меня, поняла.

— Так ты пешком? С ума сойти! На этих каблуках?

— Да я только от остановки шла… — бормотала я благодарно, поднимаясь на крыльцо.

Мы вошли в дом, Настя скинула с плеч куртку, и я увидела вполне определенно выступающий животик. Воскликнула:

— Настя, ты ждешь второго?

— Да, — улыбнулась она. — И не собираюсь останавливаться на этом.

— Счастливая…

Настя внимательно посмотрела на меня, но ничего не сказала, провела в горницу. Там за столом сидели взрослые люди, ели, пили и шумно разговаривали. Петр Александрович пристроился на коленях у бородатого дядьки.

— У нас гости, реставраторы из Москвы. Они помогали нам восстанавливать храм, — объяснила мне матушка. — Присоединяйся, я сейчас принесу прибор.

— Подожди, Настя, — остановила я ее. — А где отец Александр?

— Он в храме, на службе.

— Я пойду к нему, хорошо?

Настя с тревогой взглянула на меня:

— С Колей все в порядке?

— Да, он на гастролях.

— Ну иди, потом с батюшкой возвращайтесь, будем обедать.

Я прошла по выложенной плитками дорожке к белой церкви, вошла с широкого крыльца в открытые двери и тотчас погрузилась в особую атмосферу храма. Прихожан было мало — несколько пожилых женщин, дурно одетых, с усталыми, безрадостными лицами. А меня наполняло какое-то чувство, немного напоминающее то, что я пережила в концертном зале, слушая Марину, но более глубокое, всепоглощающее. Я с легкостью отдалась ему и забыла о времени. Вспомнила венчание, твое одухотворенное лицо под венцом. Это была наша церковь…