— Нет, но хотелось..
Вот она — улыбочка превосходства, вот они — стереотипы былого поколения.
— А что это так? Больной, хворной тунеядец?
— В детстве ставили астму.
Покосился, ухмыляясь.
— Тебе!? Астму? Да не смеши!
Улыбнулся и потянулся наконец к салату. За дверь не вышвырнули — уже достижение.
— Я ж говорю, в детстве. Последний приступ был в пять.
И я уже жду очередной укор, но он как-то вдруг осунулся и произнес едва слышно..
— Мать, наверное, намучалась… И что… больше не повторялось?
— Спорт творит чудеса, как видите..
— Но шанс же есть? У меня сестра — астматик..
Обуздал удивление.
— Та самая, которая декоратор?
Кивает, тяжело вздохнув. Переспрашиваю..
— Там же краска, пыль, всё это вот..
Снова кивает.
— Надо же так любить профессию.
— Ой, не хочет она заканчивать с этим, ещё и Катьку туда втянула… Я ей сколько раз говорил, лучше бы в офисе своем дальше сидела, но, нет, надо ей здоровье губить..
— Может, любимое дело..
Тот закрывает глаза и откидывается на спинку.
— Да какое дело, сынок… Разве это того стоит? Сколько раз скорую вызывали… у меня все воспоминания из детства, не поверишь, состоят из скорой и медиков, выкачивающих из её тонких венок лишний воздух. Дура она… а ты… служить, говоришь, хотел?
Снова смотрит в глаза. Кивнул.
— Вот и дурак. Родина Родиной, а подохнешь там, мать не переживет..
Взгляд мой всё-таки дрогнул… а жаль.
— Да, мне в комиссии в первый раз сказали примерно это же.
— Сколько тебе?
— Двадцать семь.
Хлопнул ладонью по колену, да и встал вдруг с дивана. Обернулся..
— Виски будешь? Хороший. Дорого обошлась бутылка… С Москвы привез нынче, в этом самом магазине в аэропорту купил, ну, как его там… ай, не важно… думал, стоять будет, под новый год бы открыли с матерью, а тут ты такой.
— Ночую тут?
Василий хохотнул и впервые по-отечески улыбнулся.
— Ага, со мной в зале, мать к Катьке отправим..
Поднял палец вверх и добавил..
— Ты даже не думай к дочери ночью уйти, придушу под утро, не заметишь.
— Да я и не собирался..
— Ой, да конечно! Бывали молодыми, знаем, плавали… То-то Катька за тебя всё держится..
Вышел из комнаты, оставляя меня осмысливать всё сказанное и наглаживать вдруг прильнувшую кошку. Ещё и эта ко мне лезет… Добрею что ли? Блин, у нас же там Мара. Катя еду-то хоть оставила?
Вернулись всем составом, ещё и бутербродов каких-то запечённых принесли, потянул Катю за руку, усадив рядом. Её мама уселась за стол и всё смотрит на меня да улыбается.
— Мы там вам привезли.. — Вспоминаю про оставленный в коридоре пакет с фруктами, шоколадом, соком и прочей ерундой.
Смущённо отвечает.
— Да-да, Катенька все уже достала, не переживай.
Такая интересная у неё семья, конечно. Для отца она "Катюха", для матери "Катенька"..
— Равиль, у тебя имя такое интересное… ты крещёный? Или ты..
— Мать, ну, что ты к парню-то пристала? Дай поесть спокойно..
Катя совсем робеет и ковыряется в тарелке, под столом беру за руку и сжимаю большим пальцем кисть, немного наклоняясь к ней, шепчу как можно тише, делая вид, что тянусь к салату, накладывая ей побольше.
— Ничего не знаю, но сегодня ты спокойно ешь и не бежишь потом с двумя пальцами в туалет. Засеку, пиняй на себя.
— Да я и не думала..
Улыбнулся, оценивая нетронутую тарелку.
— Да, Катенька, я заметил.
Поднимаю голову и встречаюсь взглядом с Василием, тот смотрит непонятным прищуром… Вдруг выдыхает, хлопает по столу ладонью и говорит, веселея на глазах.
— Знаешь что за настойку я тебе предлагал?
Отрицательно киваю.
— Шишки кедровые пятилетней выдержки.
Из меня так и вырывается "ммм".
— Только ее не каждый выдержит, у нас сосед с Красноярска привез пару лет назад, так мы только пригубить и можем..
Понятно, лесной дух бы меня быстро усмерил.
— А тут я такой нарисовался..
Василий кивает и тянется к бутылке, мама останавливает руку, Катя впивается в мою.
— Ну-ка, женщины, успокоились обе, перестали белеть. — Смотрит на меня. — Ты вообще… Как? Будешь?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— А надо?
— Ну, смотри сам..
На удивление виски оставили до нового года, старался развлечь компанию рассказами о себе, и мне это вроде бы удалось… Незаметно убрался стол, включился телевизор, и даже моя Катерина положила голову на плечо, заставляя понять, что приступы учащенного сердцебиения у меня случаются все чаще.
По телевизору отглаголили новости, мама с отцом ушли разбираться с кроватями.
— Ты извини, если что не так..
— Не говори глупости, Кать. У тебя замечательная семья, да и отец тебя очень любит..
Поцеловал макушку и всё-таки добавил.
— Я же справился, да?
Услышал, как выдохнула, улыбаясь.
— Ты ещё сомневаешься?
— Знаешь, с первого курса с родителями не знакомился… Думал, облажаюсь опять.
— Правда? Так долго! Но..
Осеклась под взглядом вернувшихся родителей, договорить не успела, как и дать друг другу осознать, что всё это закручивается всё больше. Что я там хотел? Тонуть вместе? Ну, морской узел начал затягиваться, поздравляю, Равиль.
Умчалась к себе.
Старался не спать, но мгла взяла своё. Снова затягивает в темноту, в тот самый день далёкого прошлого.
Убирайся, исчезни, выметайся. Лучше бы ты не родился.
Вскакиваю с дивана, давя вырывающийся хрип. Слабо соображаю, почему в кресле спит её отец… ну, или делает вид, едва ли меня можно было не услышать.
Сдавливаю гудящие виски, пошатываясь бреду на кухню, начиная различать предметы в темноте. Дыхание по-тихоньку выравнивается… твою мать, я же не пил, да и Катя рядом, с чего опять-то?
Наливаю в стакан ледяной из-под крана, падаю на табуретку возле окна. Всматриваюсь в далёкую алую Луну. Полнолуние, все страхи выходят наружу? Да нет… ерунда такая.
Вздрагиваю от вдруг загоревшейся лампы. За спиной раздается голос её отца.
— А я думал уже идти тебя душить у Кати..
И он басисто смеётся собственной шутке. Надо смеяться, Рав. Потираю глаза, но не решаюсь обернуться.
— Разбудил я Вас, да?
Замечаю краем глаза, как тот садится рядом, протягивая руку к моему пустому стакану. Вдруг говорит совершенно серьёзно.
— Давай-ка, разобьешь ещё. Меня мать потом за этот сервиз на кусочки покрошит.
Решаюсь встретиться взглядом, тот по-доброму щурится, едва улыбаясь.
— Ну, что ты ждёшь? Что выгоню сейчас? Ну, разбудил ты меня, девчонки спят, не слышали.
Осматривает стакан и ставит тот на стол.
— Поговорим по-человечески?
Киваю.
— Катя говорила, что я вахтовик, да?
Снова кивнул.
— Так вот, я мастер на буровой в одном далёком-далеком посёлке в глухой Сибири, куда добираться пять часов на самолёте и столько же на вертушке… Работа тяжёлая, всяко бывало за эти два десятка. Знаешь, сколько мужиков я повидал? Приезжают, думая деньжат быстро подзаработать, а у нас там… условия… не квартирные… ну да ладно.
Он вдруг тушуется и снова берет стакан в руки, разглядывая грани.
— И таких вот сцен там я, поверь, повидал много. Иногда такие медведи белугой воют.
Открываю рот, думая отшутиться, не даёт.
— Да погоди ты… Кого как жизнь ломает, Равиль, это я тебе в силу своего опыта скажу. Не ты первый, не ты последний. Знаешь, у нас задержался один осетин, он после восьмого года седой весь, а парню же и сорока нет… Так что, рассказывай, не юли, девкам не выдам.
Постарался улыбнуться, принять беззаботный вид, не помогло.
— Руки сначала успокой, потом доказывай мне, что все в порядке.
Сжимаю ладони покрепче.
— Не хочешь? Часто у тебя так?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Раньше да.
— А сейчас что? — Загадочно улыбается всей своей физиономией. — Дочь моя?
Кивнул.
— Ну, хорошо. Кстати, умело ты Катюху есть заставил..