— Я целиком за обновление лондонского офиса, — заявил Мартин при обсуждении этой идеи на совещании партнеров. — Совершенно очевидно, что финансовая картина там изменилась. Ссудные операции с иностранными правительствами будут сокращаться, и столь же очевидно, что мы должны приложить гораздо больше усилий, чем прежде, чтобы завладеть нашими внутренними промышленными и коммерческими рынками. Пол был специалистом по английской промышленности, и вы, Стив, провели с ним два года в Англии. Можно с уверенностью сказать, что никто так не подходит для того, чтобы перестроить деятельность нашего лондонского представительства в духе новой, реальной инновационной политики.
Все партнеры отнеслись к этому заявлению одобрительно. Я видел, как Льюис уже смаковал мысль об улыбавшемся ему положении единственного старшего партнера в Нью-Йорке, а Клэй радовался возможной свободе действий. Я позволил себе изобразить мимолетную циничную улыбку. Корнелиус вполне мог расправиться с ними обоими, и это внушало мне беспокойство. Теперь я уже не сомневался в его способности смести любого, кто встанет на его пути.
Я взглянул на Корнелиуса и понял, что он уже давно смотрел на меня. После того, как мы обменялись любезными улыбками, он полушутя сказал:
— Вы же англофил, Стив, не так ли? Уверен, что вы сделаете большое дело. Там у вас по-прежнему много друзей?
— Можете не сомневаться, — ответил я, лениво улыбнувшись ему через стол, и почему-то первой, о ком я подумал, была Дайана Слейд.
Глава пятая
Был март 1929 года, когда я приехал в Лондон. Кэролайн должна была присоединиться ко мне в июне, после окончания занятий в школе у мальчиков. Таким образом я был предоставлен самому себе. Саутгемптон, куда прибыл мой пароход, встретил меня дождем, но к тому времени, как я добрался до Лондона, небо уже было пастельно-голубым, и весенний ветерок играл тщательно подстриженной травой в парках. Распахнув окно в своем номере отеля «Ритц», я всей грудью вдыхал мягкий воздух, рисуя в своем воображении обычные для конца зимы метели, которые, вероятно, в те минуты заметали Нью-Йорк. Рядом с парком бурлила заполненная бесконечными автомобилями Пикадилли.
Не теряя времени на ностальгические воспоминания о Бродвее, я заказал бутылку шотландского виски двенадцатилетней выдержки, послал секретаря купить ежедневные газеты и велел слуге сразу же распаковать чемоданы и извлечь мой лучший костюм из английского твида.
Следующий час я провел очень приятно, просмотрев финансовые колонки в газетах. Как сорняк, бурно цвел «Вулворт». Я отметил про себя, что нужно будет купить новую партию акций. Ничего не понимавшие в финансах интеллигенты наперебой обсуждали популярность среди рабочего класса системы покупки в рассрочку. Мои глаза задержались на названиях крупных промышленных компаний: «Портланд цемент», «Шелл ойл», «Курто», «Остин энд Моррис», и я вспомнил о том, что нужно купить автомобиль. «Роллс-ройс» должен быть черным — я помнил, с каким презрением смотрели в Сити на яркие машины, но подумал, что можно купить и броский «фрэзер-нэш-Булонь» для поездок на уик-энды.
Я пробежал глазами спортивные страницы, но не нашел там ничего, кроме английского футбола, взглянул на репертуар театров и отметил пару пьес. Рассеянно налив себе новую рюмку лучшего из всех видов шотландского виски, я содрогнулся при воспоминании о невыдержанном виски, этом самогоне из Нью-Джерси. Но Америка уже отступала, и моим сознанием понемногу начинала овладевать чуждая, волнующая, экзотическая Европа. Я чувствовал себя так, словно только что приехал на какой-то блестящий прием. И мне оставалось лишь включиться в открывшуюся передо мной жизнь.
Сняв трубку телефона, я позвонил в находившийся почти рядом, в самом сердце Мейфэра, офис Дайаны Слейд и попросил к телефону хозяйку.
Раздался щелчок. И неожиданно прозвучал голос Дайаны:
— Стив?
— Дайана! Как поживаете? Вы получили мое письмо?
— Конечно получила! Как приятно слышать вас снова, Стив! — в ее завораживавшем английском произношении что-то изменилось. Интонация, передававшая когда-то формулу «прочь-руки-от-меня-скотина», теперь превратилась в многообещающую, полную совсем другого смысла, вроде «может-быть-мы-с-вами-в-конце-концов-поймем-друг-друга». — Добро пожаловать в Англию!
— Спасибо! — поблагодарил я. — Это прекрасно, что я снова здесь. Как ваши успехи? — Мы пару минут говорили друг другу о том, как прекрасно жить и делать деньги. Под конец я осторожно спросил ее: — Скажите, Дайана, хоть я и догадываюсь о том, что весь ваш календарь до самого Рождества расписан по минутам, но не могли бы вы сжалиться над бедным заезжим американцем и пообедать со мной сегодня вечером?
— Стив, как это мило с вашей стороны! — проворковала она в ответ. — Я просто в восторге! Сначала приезжайте ко мне, и мы немного выпьем — ведь у вас есть мой новый адрес, не правда ли?
Это было настоящее гостеприимство. Настроение у меня еще больше поднялось.
— Ну, разумеется, есть. Спасибо, Дайана, — отвечал я и, условившись о времени, повесил трубку, и что-то жизнерадостно запел, как ковбой, а чтобы отметить удачу, опрокинул еще одну рюмку.
В то время Кэролайн вызывала у меня чувство какой-то досады. Когда я в первый раз сказал ей о решении уехать в Европу, она разозлилась.
— В Европу! Стив, ты совсем рехнулся! — Она пожелала узнать причины такого решения, но мне было трудно объяснить ей, что меня втянули в жесточайшую борьбу и что отъезд в Европу будет блестящим маневром, который позволит вернуть утраченное.
— Ты восхищалась Европой, когда мы были там с Полом и Сильвией во время войны! — запальчиво бросил я.
— Да, ведь когда человек молод, ему ничего не стоит прожить пару лет в чужой стране! Но теперь — Англия, все эти невыносимые аристократы и затхлые традиции, ужасная пища и вода — о, Стивен, ты действительно свихнулся! Я не согласна! Я отказываюсь туда ехать!
Мы оба вышли из себя. Кэролайн заперлась в одной из комнат для гостей, а я обозлился настолько, что высадил дверь и буквально вытащил ее оттуда. Она громко кричала, но демонстрация силы всегда производила на нее отрезвляющее впечатление. И хотя я больше не удерживал ее и она могла уйти, Кэролайн позволила мне отвести себя в ванную, где мы оба и успокоились под душем.
— В этих ужасных английских ванных комнатах даже душа нет! — мрачно напомнила она мне. Мы завернулись в одно большое полотенце, и она больше не пыталась убедить меня изменить принятое решение.
И все же я едва дождался перерыва в моей семейной жизни, наступившего в марте. Кэролайн постоянно жаловалась на то, что не выдержит разлуки с друзьями, со своей благотворительной деятельностью, с организациями, ратовавшими за контроль рождаемости, с домом, садом, слугами и со всеми прелестями североамериканской жизни. Наш мир, заключенный под душем, был недолговечным. Интерес Кэролайн к сексу снова упал до нуля, и чем больше она дулась, тем больше это меня раздражало. Я боялся, что ее поведение могло отразиться на Скотте и Тони.