Читать интересную книгу Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк - Чайковский Петр Ильич

Вы пишете, друг мой, что Коля и Саша приедут к Вам 1 сентября. Значит и Коля едет с Вами за границу? Вероятно, дней через десять сестра моя возвратится из Карлсбада.

Потрудитесь, дорогая моя, уведомить меня, когда именно Вы уезжаете и как мне поступить относительно Симаков. Безгранично преданный Вам

П. Чайковский.

391. Мекк - Чайковскому

[Москва]

21 августа 1881 г.

Милый, безгранично любимый друг! Как мне жаль и как мне совестно сообщать Вам, что Браилов я продала, а следовательно, и счастье иметь Вас своим гостем для меня более невозможно. Я пережила ужасно тяжелый, мучительный период, пока решилась продать, но, раз решившись, я уже не даю воли своему воображению вспоминать о том, что я там потеряла и что вызывает жгучую, несносную боль в сердце. Для этого я всеми силами стараюсь думать о Браилове как о чужой собственности, представлять себе его не иначе, как в соединении с теми личностями, которые теперь царят в моем милом Браилове, и это много способствует охлаждению и успокоению.

Я продала Браилов очень дешево, взяла меньше того, что сама заплатила своим детям, а именно, один миллион четыреста тысяч рублей, но что делать, другие покупатели все вертелись около Браилова, не выговаривая никакой [цены], и теперь продолжают суетиться, когда уже и продан. Купил у меня князь Горчаков, о котором я Вам уже писала. Я получила задаток и посылаю сегодня поверенного делать купчую. По продаже роменских акций я еще далеко не успокоилась и имею кучу неприятностей. Меня хотят эксплуатировать и обирать без всякой совести, и что, конечно, больнее всего, так это видеть все эти проявления самых гадких, продажных свойств человеческой натуры, при которых те же люди, которые месяц назад ходили на задних лапках передо мною и старались снискать мои милости, теперь делают мне самые величайшие гадости, чтобы снискать милости своих новых господ. Иначе я выразиться не могу, потому что ведь это чисто лакейские свойства, хотя и обладают ими тайные советники! Все это меня до глубины души расстраивает и заставляет желать как можно скорее уйти на край света от людской подлости и продажности, а между тем эти же самые дела удерживают меня здесь, и я не знаю, удастся ли мне уехать после 1 сентября.

Я нахожусь теперь в лихорадочном желании приобрести другое имение и непременно на юге, потому, знаете, милый друг, очутиться так мгновенно между небом и землею, без всякой оседлости, с такою семьею, как у меня, очень тяжело, и мне ужасно хочется приобрести небольшое имение тысяч в двести, но с роскошною усадьбою, так как для меня это необходимо.

Коля сдал свою передержку из латыни хорошо и перешел в третий класс, так что уже щеголяет с золотым погоном. Сашок еще в Петербурге, держит экзамены; из латыни выдержал, а о других я еще не знаю. Коля мечтает в начале сентября попасть в Каменку, так как он собирается прогулять до 15 сентября; тогда, если мы уедем после первого, он может поехать в Каменку, если милые хозяева позволят на это.

На днях я играла с Bussy Вашу Струнную серенаду, дорогой друг мой. Простите мне, если я буду говорить Вам, нисколько не стесняясь, всякий вздор своих собственных ощущений, отношений и определений, не смейтесь над ними, ни над языком, которым я буду выражаться, ведь я профан в этом предмете и буду Вам говорить только о своих бессознательных чувствах. Я подразделяю музыку на три рода: 1) чистая музыка, 2) музыка, передающая известные чувства, положения, ощущения, часто картины,-это, так сказать, относительная музыка, и 3) музыка на данный сюжет, программная музыка.

Вот на этих-то определениях, сложившихся у меня из моих собственных ощущений, я и скажу, что Струнная серенада Ваша, это-чистая музыка. Она превосходная музыка, но производит впечатление только на ум человека, не затрагивая ни сердца, ни нервов, тогда как, например, наша симфония, она все время действует на сердце и нервы до того, что, кончивши ее, надо сказать: “je n'en peux plus” [“мне больше невмоготу”], и целый день не можешь образумиться, оторваться от этого впечатления. Так же на меня действуют Ваши Andante из Первого квартета, Andante из Второго квартета, дуэт короля и Дюнуа из “Jeanne d'Arc”, моя любимая ария из “Опричника”, письмо Татьяны, да, боже мой, и не перечтешь, сколько еще превосходных, буквально потрясающих вещей, потому что после них я вся дрожу.

Простите, милый, дорогой мой, за то, что я Вам говорю, но ведь я знаю, что никто не умеет быть так снисходителен к неучам, которые умеют чувствовать. Из того, что я говорила о действии на меня любимых пьес Вашего произведения, Петр Ильич, не следует, чтобы они действовали только на сердце и нервы, чтобы музыка эта была только чувственна я,-о, нет, там и ум восхищается, поражается неожиданностью, прелестью, логичностью, богатством мыслей и знания дела, и потому человеку так и жутко, что он весь приходит в возбуждение.

Вот Вам, мой милый, всегда добрый и снисходительный друг, весь мой вздор, от которого я однако отрешиться не могу, потому что это мои впечатления.

Милый друг, знаете ли Вы романсы Балакирева? Я недавно с ними познакомилась, и они мне ужасно понравились. Я в них нахожу какую-то картинность, которая действует на воображение. Вы не только там слышите мелодию, но Вы слышите ее в какой-то обстановке, в воображении подымается что-то, о чем человек себе хотя и не дает прямого отчета, хотя и не укладывает в определенный вид, но перед ним рисуется туманная картина, он не только слушает, но и видит что-то. Скажите мне, дорогой, Ваше мнение об этих романсах. А теперь надо кончить, ко мне приехали по делу. До свидания, бесценный мой. Будьте здоровы и не забывайте безгранично любящую Вас

Н. ф.-Мекк.

392. Чайковский - Мекк

Каменка,

24 августа [1881 г.]

Не хочу растравлять Вашей раны, милый, дорогой друг мой, и потому не скажу ничего относительно чувств, испытанных мной, когда я прочел известие о продаже Браилова. Дай бог Вам поскорее свыкнуться с мыслью об этой утрате. Мне кажется, что, дабы забыть это, если возможно, и вообще успокоиться, Вам необходимо как можно скорее уехать за границу. Пока Вы находитесь в центре Вашей деловой сферы, сожаление об утрате Браилова будет, мне кажется, брать верх над сознанием освобождения от главного источника забот Ваших. Но итальянское солнце, свобода и тишина заставят Вас сильнее ценить тот результат продажи Браилова, что большая обуза свалилась с плеч Ваших.

Я решительно не знаю теперь, где проведу сентябрь. Здесь оставаться мне бы не хотелось, ибо, во-первых, никого не будет, а, во-вторых, дом будет постепенно разоряться по случаю перевозки всей обстановки в Киев, а это совсем не веселая картина для моего бедного Алеши, которого мне хотелось бы повеселить в те три недели, которые он проведет со мной. Очень вероятно, что в начале сентября я попаду в Москву и Петербург и затем куда-нибудь уеду с Алешей, может быть, в деревню к Модесту.

Дорогой друг мой! Я боюсь, что каменские жители будут лишены удовольствия увидеть- в среде своей милых сыновей Ваших. Сестра моя едет прямо в Киев для свидания с своими мальчиками и двумя дочерьми. Оттуда она проедет прямо в Одессу, где должна по требованию карлсбадского доктора купаться в море. Доктор этот не хотел ее пустить из Карлсбада прежде, чем она не дала слова провести несколько дней на берегу моря. Так как она очень стосковалась, проживя два месяца без детей, то берет с собой в Одессу маленького Юрия и двух дочерей, Веру и Анну, старшая же, Таня, вместе с отцом будут жить в Киеве для надзора за мальчиками и Тасей, а также для приготовления к концу сентября квартиры, в которой все семейство водворится на зиму. Таким образом, в Каменке в начале сентября никого не будет. Не найдете ли Вы возможным отпустить сыновей Ваших или, по крайней мере, Колю в Одессу? Мне очень досадно и грустно, что Каменке не удалось эти летом залучить Колю и Сашу, жаль будет, если придется еще на один год отложить знакомство их с семейством Льва Вас[ильевича].