местного языка, и это лишало меня всякой надежды на спасение. Достаточно было одного только вопроса красных, и я бы выдал себя. Я шел наклонив голову, ведя за собой волов.
Мысли во мне остановились. Повернувшись к сыну, я просил его ничего не говорить, но мог ли понять ребенок, что в это время переживал его отец? Несколько минут продолжался мой путь мимо строя смерти. Никто из красных не задал мне ни одного вопроса. Уже я начинал дышать свободнее, хотя и не успел еще совсем прийти в себя, как раздался звонкий голос сына:
– Папа, а ведь это казаки!
Снова кровь застыла во мне. Я думал, красные услышат, но смерть удалялась от нас. Наконец, она ушла совсем. Я свернул в первую попавшуюся долину, привязал волов, положил им корм, взял сына и ушел с ним в горы. Домой вернулся поздно вечером, когда в ауле уже не было красных. Трудно передать переживания этого дня. Легко можно было поседеть, не всякое сердце могло выдержать такое напряжение.
Как-то вечером, когда мы сидели в сакле у очага, открылась дверь и со двора вошли в комнату пять человек красных, местных карачаевцев. Конечно, пришли они с добрыми намерениями. Хозяин мой побледнел и растерялся. Но вскоре, по-видимому, что-то решил и исчез из сакли. По местному обычаю каждый гость дается Богом и является неприкосновенным лицом. Пришедшие были местные жители и хорошо знали свои обычаи. Оскорбить дом хозяина они не решились бы, зная, что хозяин будет защищать нас всеми возможными средствами. Вскоре он вернулся, неся зарезанную козу, и начал приготовлять особый ужин, который на местном языке называется «курмалык». Смысл его заключается в том, что все участники трапезы делаются друзьями и не могут причинить друг другу никакого зла.
Все мы ели этот ужин, но, несмотря на это, мой хозяин предложил мне отдать моих лошадей пришедшим, но, получив категорический отказ, принужден был примириться. После обильного отдыха гости уснули, заняв комнату моей семьи. Я, хозяин и ординарцы воспользовались этим, поседлали лошадей, и мы ушли в горы, где найти нас было невозможно. «Домой» вернулись только спустя несколько дней, когда опасные гости уехали.
Дальнейшая жизнь в ауле с каждым днем становилась все тревожнее, так как каждую минуту можно было ожидать незваных гостей и других неожиданностей. Угроза красных действовала и на хозяев, а потому, с общего согласия, решено было перебраться из аула в горы и поселиться в пещерах. Нужно было выбрать такое место, чтобы никто не знал, где мы находимся, чтобы раз и навсегда избавиться от опасных посетителей.
В одну из темных ночей мы исчезли из аула и очутились в дремучем лесу, в пещере, служившей нам квартирой. По-видимому, раньше здесь обитали медведи и волки. В нашем новом жилище к нам присоединилась еще одна семья: полковника-юриста с женой и дочерью. Прибывшие были совершенно растеряны и неспособны к самостоятельному существованию. Марк Николаевич, так звали моего нового спутника, все время говорил мне, что если я предложу ему оставить нас, считая, что он с семьей является для нас обузой, то он застрелит и жену, и дочь, а потом и себя. При этом он прибавлял, что надеется, что осечки не будет. Я его постоянно успокаивал, говоря, что Бог всем нам судил быть вместе и мы будем сообща стойко нести и дальше наш крест.
В горах и в лесу мы были предоставлены сами себе и защищать нас было некому. Жить здесь было много тяжелее, чем в ауле. Приходилось за пищей ходить в аул, ходить ночью по горным тропам, всегда рискуя разбиться или попасть в руки к красным. Эту миссию приходилось выполнять нам с женой. Ей, как женщине, легче было ходить в аул, не обращая на себя внимание. Я же провожал ее до окраины, а затем скрывался в ближайших скалах, ожидая ее возвращения. Вернувшись с ношей, жена немного отдыхала, а затем мы пускались в обратный путь, снова карабкаясь по скалам. Такие путешествия приходилось совершать почти каждый второй день.
Обстановка заставляла нас время от времени менять пещеры и уходить все глубже в лес и горы. В конце концов и наш хозяин не знал, где мы находимся, и только его сын, мой искренний и верный друг, знал все, что с нами происходит и где мы находимся.
Жизнь проходила в постоянной борьбе и напряженной самоохране с оружием в руках. Дети совершенно одичали, и, когда впоследствии им суждено было попасть в комнаты, они испугались и подняли плач и крик, ибо комната показалась им клеткой.
Внизу, под пещерой, была небольшая котловина, в которой всегда горел костер. На этом костре варилась пища, состоявшая в большинстве случаев из кукурузных лепешек, выпекаемых в золе.
С наступлением ночи все мужчины несли службу по охране нашего убежища. Служба эта была нелегкой. Ночь в дремучем лесу полна всякими звуками. То пробежит заяц и начнет кричать, то под ногами проходящего кабана захрустят ветки, то тяжело прошагает мимо мишка, то неожиданно в деревьях прокричит сова. Все это заставляет напрягаться, браться за оружие и выяснять причины шума. Только с наступлением зари свободно вздохнет караульный и расправит свое усталое тело. Днем тоже велась охрана, но она не была столь напряженной, как ночью.
В нашей пещерной жизни живой газетой служил Узеир – так звали сына хозяина. Он приносил все новости, которые передавались по «беспроволочному телеграфу», а принимателями и отправителями служили «коши» – стоянки для овец. Хозяин коша обычно выходил на возвышенность и вызывал соседний кош, который ему передавал последние новости. Так с коша на кош доходили они до цели. Иногда приходили веселые вести, и тогда начинался оживленный разговор и рождались надежды. Когда же приходили неутешительные новости, то сразу все стихали и наступало уныние.
Одно время стали приходить хорошие сообщения, из которых можно было ясно заключить, что население весьма недовольно красными. Это выражалось в обстреле красных разъездов, в нападении партизан на комиссаров и т. д. Были случаи, например, когда бабы просто забрасывали их яйцами. Все это привело к тому, что разъезды перестали появляться в горах. Мы все ожили, исчезла прежняя напряженность в нашей жизни. Я начал свободно путешествовать по горам и даже ловить рыбу.
Тут у меня и зародилась мысль начать восстание… Я решил добираться до Бургу стана, повидать казаков, побеседовать с ними и на месте убедиться в том, насколько способны они на новую борьбу.
Комментарии
1 Барон Врангель