не тот человек, за которого себя выдает, и вряд ли из-за того, что Федор спас ему жизнь. Гельмут понимал, что ему осталось немного, а о весне он только мечтал, поддерживая себя этой мечтой. И еще, что Федор никак не мог понять или даже представить, как немецкому офицеру, прошедшему через несколько лагерей для военнопленных, не один обыск, не одну санитарную обработку, удалось сохранить фотографии близких и письма к ним?
В конце месяца пребывания Федора на лесоповале его вызвали к командиру войсковой части 3616. Капитан оценивающе оглядел прибывшего, открыв папку, достал листок и нарочито громко прочитал:
– «Военнопленного лейтенанта Иоганна Шварца в сопровождении офицера доставить в войсковую часть …… Срочно!» – Отложив в сторону распоряжение, сказал: – Что же, в сопровождение дам капитана Серегина, зама по следственной работе. Гражданскую одежду для тебя подберем. Не сбежишь?
И лейтенант Шварц на чисто русском языке ответил:
– Никак нет, товарищ капитан. Я мог бы и без сопровождения…
– Ну нет. Тебя первый же патруль загребет. Только с сопровождающим! – сказал он решительно и встал из-за стола. – Так кто же ты такой, лейтенант Иоганн Шварц? Немец, но так чисто разговаривающий на русском? – Ответа он не дождался.
3
Полковник Воскресенский был предельно сдержан, хотя по лицу было видно, что он рад встрече. Выслушав доклад Федора о более чем месячном пребывании его среди военнопленных немецких офицеров, он досконально с лупой в руке изучил привезенные разведчиком фотографии и письма Гельмута Шранка. Заинтересовал его и Роберт Шихман.
– Складывается все очень хорошо, – убирая документы в стол, улыбнулся полковник. – Мы все голову ломали, как тебе лучше закрепиться в Берлине, а ты сам подсказал путь. Так говоришь, дом у Гельмута Шранка большой и красивый? Что же, пора на него взглянуть, да и о Роберте Шихмане навести справки… Ты же пока продолжай совершенствоваться в языке, изучай Берлин и свою легенду. Лейтенант Иоганн Шварц в Берлин не поедет, слишком просто вычисляется. А вот брат Кристины Фишман, приехавший из Португалии, подойдет.
– А как же с языком?
– Ты же немец, зачем тебе разговаривать на французском или испанском? А что на немецком говоришь с акцентом, тоже не проблема. Ты же португальский немец… Да к тому же ты только в сороковом году выехал из Германии. И это истина. Карл Фишман покинул свою сестру, но до поместья дядюшки Карла под Лиссабоном не добрался. Корабль, шедший под английским флагом, был потоплен немецкой подводной лодкой. Но о смерти Карла известно немногим.
– А Кристина Фишман?
– Она в курсе… но с превеликой радостью встретит чудесным образом воскресшего брата. Так что изучай свою родословную, а родственников у тебя множество, запоминай лица знакомых Карла по фотографиям. Кстати, ты с ним похож. Правда, он несколько мельче тебя и постарше. Но не беда. В лагере ты заметно похудел… Все, Федор! Приступай к подготовке!
– Можно вопрос?
– Только один? Я думал, ты сейчас засыплешь меня вопросами, – улыбнулся Воскресенский.
– А капитан Самойлов? Он на базе?
– Нет, Федор. Олег Валентинович уже в Берлине.
– А Сергей?
– Он пока еще в Союзе, но далеко отсюда. Одно обещаю: вы еще встретитесь.
4
Утро выдалось на редкость тихим и солнечным. Олег не спеша шел по набережной Рейна, приближаясь к месту встречи. Артура Берга он выслеживал несколько дней, вел его от дома до парадного подъезда большого четырехэтажного серого здания, в котором тот работал. Вчера же вечером Олег следом за Артуром вошел в ресторан и в фойе встретился со своим другом детства глазами. Артур на мгновение замер, а чуть позже, проходя мимо, тихо произнес:
– Завтра в шестнадцать на набережной у львов…
Олег правильно рассчитал время и в назначенный срок подошел к скульптурной композиции из камня – ревущий лев по-хозяйски водрузил когтистую лапу на земной шар. С противоположной стороны к скульптуре подошел Артур.
– А ты знаешь, что символизирует эта скульптура? – вместо приветствия спросил он и через мгновение сам же ответил: – Фюрера – покорителя мира! Как тебе это?!
– Все покорители мира – Атилла, Александр Македонский, Наполеон… плохо заканчивали… – отозвался Олег.
– И фюрера ждет та же участь! – Помолчав, Артур продолжил: – Знал, что мы расстаемся ненадолго… Я ведь не случайно назвал ведомство Канариса при расставании. И твое командование не преминуло воспользоваться возможностью заглянуть в разведывательное управление рейха. А на мою вербовку прислали тебя. Так ведь? Что молчишь? Я прав?
– Да, Артур. Все так… но не совсем. Тебе ничто не угрожает. Не захочешь помогать нам, дело твое. Никто принуждать тебя к сотрудничеству не будет. Но ты очень ценный для нас источник информации, извини уж за столь канцелярский подход.
– Настолько ценный, что решили рискнуть твоей жизнью, отправляя в Берлин?
– Я – офицер. И этим все сказано.
– Я тоже офицер и служу моей новой родине. Родине, но не фюреру, – возвысил голос Артур. – Когда я возвращался осенью 42-го года во Львов, меня провезли в составе группы офицеров по лагерям для военнопленных и гражданских лиц из занятых войсками территорий: русских, украинцев, поляков, евреев… После того, что я там увидел, поверь, месяц не мог спать! Страшно! Да и в самом Львове… Тебе не приходилось забредать в еврейское гетто? Львов – он польско-еврейский. В июне сорок первого года в городе проживало сто шестьдесят тысяч евреев, сегодня и десятка тысяч не наберется. Остальные уничтожены… Человек, поставивший цель для нации владеть миром и оставить жить только те народы, которые будут прислуживать немцам, не вправе существовать! Меня не надо ни в чем убеждать и вербовать тоже не надо. За тебя, Олег, это уже сделал фюрер. Я буду помогать в меру сил и моих возможностей, и я не забыл нашу дружбу и нашу, пусть детскую, клятву верности.
Помолчали. То, для чего приехал в Берлин капитан Самойлов, разрешилось само собой: Артур Берг согласился работать на советскую разведку. Это было главное. Но чтобы обеспечить ему надежный канал связи с центром, надо было еще потрудиться. Полковник Воскресенский перед отправкой заверил, что в случае согласия Артура на сотрудничество будет предоставлено несколько каналов связи.