Ответ профессору Метцу удалось отыскать в домашней библиотеке, в тайнике под банкой с заспиртованным зародышем пятикопытного ягнёнка-циклопа. Рядом с пустым грязным пузырьком лежал список из множества ингредиентов, одним из которых значилась «черная кровь белой женщины», которая «вследствие фагоцитоза перерабатывает отмершие клетки крови и остается под кожей, поддерживая её влажность».
Такого от своего деда профессор Метц никак не ожидал. Но ведь всё гениальное — просто. Разумеется, чёрная кровь с её устойчивостью к сворачиванию способна долгое время продержаться в любой среде, даже под кожей трупа. А учитывая, что носитель этой крови питается кровью человеческой, избавление от трупных пятен гарантированно.
Метц помнил, как профессор Книпхоф получил чёрную кровь белой женщины Мери от британца Рассела. Помнил он и наказ, использовать эту кровь для поиска эликсира жизни. Но чтобы вместо оживления мёртвого употребить чудесную кровь для поддержания жизни в мертвеце — до такого мог додуматься только анатом Книпхоф.
Где взять нужное количество чёрной крови, так необходимой для изготовления бальзама, профессор Метц знал, благо Лили не задавала лишних вопросов.
16
Летом профессор Метц получил телеграмму из Лондона, в которой доктор Рассел извещал его, что вскоре прибудет с визитом и новым презентом.
Метц запаниковал. Пять лет назад его эксперимент с шишковидной железой кровопийцы завершился успехом. Но он не известил об этом своего патрона, хоть и должен был. Что теперь говорить Расселу? Что его дочь Лили перестала быть похожа на саму себя и начала питаться кровью?
Профессор Метц слишком хорошо помнил, как Рассел обошёлся с подземной белой женщиной: как порезал ей руку лишь для демонстрации регенерации, как разрешил вытащить из неё кусочек мозга, только для того чтобы исследовать его. Для хирурга Метца подобное изуверство противоречило профессиональной этике. Но Рассел уже признавался, что держит несчастную Мери в подвале уже больше двадцати лет. Что это если не рабство? Что может прийти в голову такому человеку, увидь он Лили — нежный цветочек, юную прекрасную девушку? Полюбуется и забудет или заберет в Лондон и посадит в свой подвал?
В назначенный день профессор Метц наказал Лили не появляться дома. Взволнованный отец заручился обещанием Отто, что тот сводит её в кино, а после они посетят выставку современных художников, съездят на пресс-конференцию к ратуше, а потом прогуляются в парке — так и пройдёт весь их день вдали от дома.
За десять лет с момента прошлого визита доктор Рассел немного постарел. Да и сам профессор Метц в свои шестьдесят четыре года не был молод. Первое, что произнёс Рассел при их встрече, был странный комплемент:
— Слышал о ваших контактах с советскими бальзамировщиками. Мои поздравления. Вижу, ваши исследования дают хоть и побочные, но положительные результаты. Вы не посещали Москву?
— Нет, — обескураженно ответил Метц, пытаясь понять, к чему же ведёт Рассел.
— Я тоже не был. Но очевидцы уверяют, что покойный вождь выглядит как живой. Говорят, даже брат Ленина выбежал из мавзолея крайне напуганным. — И Рассел иронично заметил, — Надеюсь, вы не переборщили с пересадочным материалом, а то ещё чего доброго покойник вздумает ожить и продолжить мировую революцию.
Профессор Метц терялся в догадках, откуда Рассел мог обо всём этом знать, если он не был ни в Мюнхене, ни в Москве. Единственное слово, которое вертелось на языке, было «шпионы».
А Рассел, как и в прошлый раз, вынул из саквояжа банку с шишковидным телом и протянул её Метцу:
— Полагаю, моё подношение весьма своевременно, особенно сейчас, когда многие ученные Европы увлечены изучением мозга.
— Да-да, конечно, — спешно произнёс профессор и без колебаний принял препарат.
— У вас замечательный зять, — неожиданно заметил Рассел. — Достойный продолжатель семейного дела. Я слышал о его экспериментах с крысами. Весьма обнадеживающе.
— Что вы имеете в виду?
— Так ведь вначале разумно ставить опыты на животных, чтобы потом перейти к экспериментам на людях. Отдайте это ему, — указал взглядом на банку Рассел, — пусть молодой человек расширит свой научный кругозор. Помню себя в его годы… — задумчиво протянул Рассел, и добавил, — А ведь именно тогда я и встретил Мери.
Весь вечер профессор Метц размышлял над словами англичанина, думая о том, что же сказать Даниэлю. Но зять первым зашёл в кабинет и увидел всё сам. Заметив знакомую склянку с не менее знакомым содержимым, он тут же спросил:
— Это то самое шишковидное тело, что вы пересадили Лили?
— Да, Даниэль, — признал профессор.
— И что вы собираетесь с ним делать?
— Пока не знаю, — с горечью вздохнул Метц, — не знаю.
— Откуда оно у вас?
— Та, у кого его забрали, — неуверенно произнёс профессор, — не человек в привычном для нас понимании.
— А кто же? — поражённо вопросил ученик.
— Видишь ли, — колеблясь, сказал Метц, — та женщина пила кровь.
В глазах ученика блеснул огонёк любопытства, и он спросил:
— Так значит, от неё этот недуг передался Лили?
— Я бы не называл это болезнью. Скорее приспособлением.
— К чему?
— Мне сложно сказать. Насколько я помню былые разговоры, та женщина жила в таком месте, где нет ничего кроме голой земли.
— Я не понимаю.
— Пещеры, подземелья, катакомбы. Там, где нет света, нет и растительности. Но там нет и людей. Я не знаю, почему она питается кровью. Но Лили не стала похожей на неё, поверь мне.
— Вы уверены? То, что стало с Лили, не имеет аналогов в истории медицины. Если бы я был суеверен, то посчитал бы нашу с вами алхимическую операцию искусственным созданием гомункула. Но ведь с Лили случилось полное биологическое перерождение. И это грандиозно!
— Пока мы не знаем, чем всё это может закончиться, — попытался умерить его восторг профессор, — Каковы побочные эффекты такого перерождения? Я боюсь, Даниэль… не знаю, что ждёт нас завтра, через год или десять лет. Лили не просто осталась жива, она кардинально преобразилась и стала другой. Я создал из своей дочери нового человека, который не спит и не ест. Но я не знаю до конца, на что способен новый человек. И это неведение страшит меня. Порою что-то внутри меня говорит, что я ошибся, когда изменил ход природы. Но голос разума побеждает все сомнения. Я врач, и должен спасать жизни, а не безучастно смотреть, как они гаснут.
— Конечно профессор, как же иначе?
Учитель и ученик ещё долго спорили о жизни и смерти. Сколько бы профессор Метц не высказывал собственных опасений по поводу будущего Лили, столько и Даниэль заверял его, что эксперимент с оживлением мёртвого тела не имеет аналогов в истории медицины, и его нужно, во что бы то ни стало продолжать, тем более, что новый биологический материал в виде железы снова оказался в руках профессора.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});