Читать интересную книгу Ксеноцид - Орсон Кард

Пот струился по лицу Цин-чжао. Капельки бежали по ее щекам, заливали глаза, повисали на кончике носа. Срываясь, они падали в грязную воду рисового поля или на молодые рисовые ростки, которые только-только поднялись над поверхностью воды.

— Почему ты не вытрешь лицо, о святая?

Цин-чжао подняла склоненную голову, чтобы посмотреть, кто посмел заговорить с ней. Обычные люди, посвящающие себя праведному труду, старались работать подальше от нее, они чувствовали себя несколько скованно, возделывая поле рядом с говорящей с богами.

Это была девочка лет четырнадцати, с мальчишеской фигуркой и коротко остриженными волосами. Она с нескрываемым любопытством наблюдала за Цин-чжао. Ее поведение отличала какая-то открытость, она абсолютно не стеснялась говорящей с богами. Цин-чжао сочла это весьма странным и немного неприятным. Первой ее мыслью было проигнорировать девочку.

Но не обратить на нее внимание было бы крайне невежливо, все равно что сказать: «Я беседую с богами, поэтому я вольна не отвечать, когда мне задают вопросы простые люди». Никто бы даже не подумал, что на самом деле она не ответила потому, что целиком погружена в решение практически невыполнимой задачи, поставленной великим Хань Фэй-цзы. Задание настолько заняло ее ум, что ей было в буквальном смысле слова больно думать о чем-либо другом.

Поэтому она ответила, но использовала форму вопроса:

— А почему я должна вытирать лицо?

— Разве тебе не щиплет кожу? Пот, стекающий по лицу, — он ведь попадает в глаза и, наверное, страшно жжется.

Цин-чжао опустила лицо и снова принялась за работу, только на этот раз она специально сконцентрировалась на ощущениях от пота. Он действительно неприятно разъедал лицо, глаза жгло огнем. По сути дела, жгло нестерпимо, что очень раздражало. Цин-чжао осторожно разогнулась и выпрямилась — и сразу почувствовала острую боль, пронзившую спину. Таким образом ее тело протестовало против изменения позы.

— Да, — повернулась она к девочке. — Действительно жжется.

— Тогда вытрись, — посоветовала девочка. — Рукавом.

Цин-чжао посмотрела на рукав. Платье насквозь пропиталось потом.

— Ты думаешь, поможет? — поинтересовалась она.

Теперь настала очередь девочки открыть кое-что такое, над чем она прежде не задумывалась. На какое-то мгновение она погрузилась в размышления, а затем вытерла свой лоб рукавом.

— Нет, о святая, — подтвердила она, улыбнувшись. — Нисколечко не поможет.

Цин-чжао мрачно кивнула и вернулась к работе. Однако теперь легкое жжение от пота, слезящиеся глаза, боль в спине — все это отвлекало ее и не давало сосредоточиться. У нее не получилось с головой уйти в решение проблемы. Девочка, кем бы там она ни была, только прибавила ей отчаяния, обратив внимание на мелкие неудобства, и, как это ни смешно, продемонстрировала Цин-чжао бренность тела, девочка отвлекла ее от мыслей, гулом отдающихся в голове.

Цин-чжао засмеялась.

— Ты смеешься надо мной, о святая? — спросила девочка.

— Этим самым я говорю тебе спасибо, — ответила Цин-чжао. — Пусть на короткое время, но тебе удалось снять с моего сердца тяжкую ношу.

— Ты смеешься надо мной потому, что я посоветовала тебе стереть с лица пот, не подумав, что это вовсе не поможет.

— Я же сказала, я смеюсь не поэтому, — возразила Цин-чжао. Она вновь выпрямилась и заглянула девочке в глаза. — Я не вру.

На лице девочки застыло смущенное выражение, хоть она и вполовину не была смущена так, как следовало бы. Когда говорящие с богами говорили таким тоном, обыкновенные люди немедленно принимались кланяться и всячески выказывать уважение. Но эта девочка спокойно выслушала ее, переварила сказанное и коротко кивнула.

Цин-чжао могла сделать только один вывод.

— Ты тоже можешь общаться с богами? — спросила она.

Глаза девочки расширились.

— Я? — изумленно переспросила она. — Мои родители самого низкого происхождения. Мой отец развозит навоз по полям, а мать работает посудомойкой в ресторане.

Это еще ни о чем не говорило. Боги предпочитают отбирать к себе на службу детей святых людей, но бывали и такие случаи, когда они вдруг начинали говорить с теми, чьи родители никогда не слыхали голоса богов. Впрочем, очень многие верили, что, если твои предки низкого происхождения, боги просто-напросто не заинтересуются тобой. И действительно, боги крайне редко обращались к детям, чьи родители не получили соответствующего образования.

— Как тебя зовут? — удивилась Цин-чжао.

— Си Ванму[7], — ответила девочка.

Цин-чжао чуть не задохнулась от смеха, даже прикрыла рот ладошкой, чтобы не показать оскорбительной непочтительности. Но Ванму вовсе не рассердилась, только скорчила нетерпеливую гримаску.

— Прости, — обессилев от смеха, наконец промолвила Цин-чжао. — Но так зовут…

— Владычицу Запада, — кивнула Ванму. — А я что могу поделать, если родители выбрали мне такое имя?

— Это очень благородное имя, — серьезно сказала Цин-чжао. — Моя духовная прародительница была великой женщиной, но всего лишь смертной, она писала стихи. Твоя же принадлежит к старейшим богам.

— А мне-то что? — пожала плечиками Ванму. — Мои родители поступили чересчур самонадеянно, назвав меня столь почтенным именем. Вот почему боги никогда не заговорят со мной.

Веселье Цин-чжао сменилось печалью, когда она услышала прозвучавшую в словах девочки горечь. Если б она только знала, с какой радостью поменялась бы с ней местами Цин-чжао! Навсегда освободиться от голоса богов! Не пригибаться к полу, не прослеживать жилок на половицах, не мыть руки, пока не испачкаешься…

Но Цин-чжао не могла объяснить этого девочке. Та просто не поймет. Ванму говорящие с богами представлялись привилегированной элитой, бесконечно мудрой и недоступной. Это прозвучало бы фальшиво, если бы Цин-чжао принялась объяснять ей, что никакие почести на свете не смогут облегчить ношу, которую взвалили на свои плечи говорящие с богами.

Хотя нет, Ванму вовсе не считала говорящих с богами такими уж недоступными — ведь она заговорила с Цин-чжао. Поэтому Цин-чжао решила открыть ей то, что лежало сейчас у нее на сердце:

— Си Ванму, я бы с радостью провела остаток жизни в слепоте, если б только могла освободиться от голоса богов.

Ротик потрясенной Ванму приоткрылся, глаза округлились.

Ошибкой было говорить так. Цин-чжао моментально пожалела о своем опрометчивом поступке.

— Я пошутила, — сказала она.

— Нет, — не согласилась Ванму. — Вот теперь ты лжешь. А тогда сказала чистую правду. — Она подошла поближе, беспечно хлюпая грязью и наступая на рисовые стебли. — Всю жизнь я наблюдала за говорящими с богами. Они облачены в яркие одежды и едут в храмы под роскошными балдахинами. Все люди склоняются перед ними, каждый компьютер открывает свои файлы. Когда они говорят, из их уст льется музыка. Кто же откажется от такого?

Цин-чжао не могла ответить ей откровенно, не могла сказать: «Каждый день боги унижают меня, заставляют исполнять глупые, бессмысленные ритуалы, и каждый новый день начинается одинаково».

— Ты не поверишь мне, Ванму, но эта жизнь здесь, на полях, куда лучше.

— Нет! — воскликнула Ванму. — Тебя всему научили. Ты знаешь все, что только можно знать! Ты умеешь говорить на многих языках, ты можешь прочитать любое слово, ты способна размышлять о вещах, которые настолько же далеки от моего понимания, насколько далеки мои мысли от мыслей улитки.

— Ты очень хорошо говоришь, — сказала Цин-чжао. — Ты, должно быть, ходила в школу?

— В школу! — презрительно фыркнула Ванму. — Кому какое дело в школах до таких детей, как я? Нас учат читать, но только для того, чтобы мы разбирались в молитвах и не путали вывески на улицах. Нас обучают обращению с цифрами, чтобы мы могли складывать и вычитать, когда заходим в магазин. Мы запоминаем высказывания мудрецов, но только те из них, которые учат смирению и повиновению тем, кто мудрее нас.

Цин-чжао даже не представляла, что могут быть такие школы. Она думала, что детей в обычных школах учат тому же, что преподавали ей наставники. Но она ни секунды не сомневалась в том, что Си Ванму говорит правду, — один учитель, обучая одновременно тридцать учеников, не сможет дать им всего, чему когда-то научилась Цин-чжао у своих наставников.

— Мои родители очень низкого происхождения, — повторила Ванму. — Зачем тратить время и учить меня большему, чем надо знать обычной прислуге? Вот почему мне остается только надеяться, что когда-нибудь мне повезет, я как следует вымоюсь и стану служанкой в доме какого-нибудь богача. Что-что, а полы меня отлично научили мыть.

Цин-чжао вспомнила долгие часы, которые она провела на полу своей комнаты, прослеживая от стены до стены жилки в половицах. Ей никогда не приходило в голову, сколько усилий стоит слугам содержать полы в доме настолько чистыми и отполированными, что, ползая на коленях, она ни разу не запачкала платья.