стул.
— Мне сейчас было сказано немало дезагриабле, так сказать, неприятных вещей. Мы хоть и не напрямую, но заведение, где люди учатся, и даже дети. Мы не можем себе позволить чтобы наше имя, так сказать, репутасьон, замарали. В общем, не думала, что скажу это, но вам придется покинуть нас.
Вот это удар! Меня будто накрыло колоколом и ударило по нему так, что в глазах потемнело и в горле пересохло. Я ничего не могла сказать, и даже заплакать не могла, ничего не слышала и не видела, превратилась в соляной столб.
Наконец, собралась, встала, негнущимися руками сгребла в сумку свои вещи — что смогла идентифицировать как свое: чашку, ложку, книгу, ручки, карандаши, записную книжку. Сняла и завернула в газетку тапочки. Оделась и, попрощавшись, ушла. Что-то говорили между собой ПалЮрич и начальница, но я не слышала. Это место вдруг стало жутко неприятным, высветилось все, чего я не замечала раньше, и противные стены, и запах из туалета, и грязные окна, и скрипящие полы в коридорах. Моя любимая раньше контора теперь выплевывала меня, как шелуху от семечки. Я шла по коридору, спиной ощущая, как позади меня рушится весь мой заботливо построенный замок из песка. Неказистый, но уютный и любимый.
Как во сне, села в пустой автобус — впервые, я ведь никогда не ездила днем, когда человеческий муравейник уже распределился по рабочим норкам и катаются только праздные бездельники.
События последних месяцев изрядно закалили меня, но это превзошло все мои самые мрачные ожидания. Понятно, что это дело рук Санька. Он обещал, что испортит мне жизнь, и занимается этим. Меня накрыло отчаяние. Я не справлюсь с ним. Он сильнее в своей наглости, подлости, жадности и беспринципности. У него большой опыт и хорошие учителя. Я не такая, и никогда не была такой. Не знаю, как с этим справляться. Да и что теперь уже? Теперь я безработная, жить будет не на что, буду рыться в помойке и есть объедки. Сяду у церкви с кружечкой и буду собирать милостыню. Все равно из квартиры он меня теперь тоже выселит. Найдет как. Подделает мою подпись, или что-то еще. Я пропала.
В таком настроении я пришла домой, рухнула в кровать и, наконец, разрыдалась. Самозабвенно и качественно, изливая в подушку всю горечь и отчаяние, сковавшие грудь.
Когда пришла Лупита, я была не состоянии соврать, отчего у меня такой распухший вид. Поэтому я рассказала ей все. Впервые я видела эту солнечную девочку такой испуганной.
— Селяви, — развела я руками, — как сказала бы моя бывшая начальница. Жизнь это вам не кино.
— Но это же противозаконно! — запротестовала Лупита. Она подскочила и принялась ходить кругами по кухне.
— А что я сделаю? — пожала я плечами. — Идти в полицию? Писать заявление? Потом ходить на допросы, экспертизы, где, наверное, надо будет раздеваться, чтобы все увидели, что у меня не такая задница и не такие сиськи? А смысл? Оно все равно уже сработало. Единственные, кто мог это оценить, уже оценили. Больше никому не интересно. А этим уже не докажешь ничего.
— Но его же надо наказать! — Лулу кипела гневом.
— Максимум оштрафуют, — пожала я плечами. — Или назначат общественные работы. Доказать какой-то вред мне дороже встанет, чем смогу от него получить.
— Откуда вы знаете? — изумилась Лулу.
— Газеты читаю! Интернет опять же. Таких случаев пруд пруди, и никого за это не посадили!
Лупита обняла меня и так мы и сидели, обнявшись. Я гладила ее по руке и успокаивала:
— Ничего, я что-нибудь придумаю! Подумаешь, работа! Тридцать пять тысяч оклад! И пять — премия! Да дворники, и то больше получают! Пойду в дворники! — и рассмеялась. — Ну а что, работа на свежем воздухе, и непыльная.
Тут уже засмеялись мы обе.
В дверь постучали условным стуком. Мы так со всеми договорились. Лупита открыла, Машка зашла в кухню и ужаснулась:
— Что это с тобой? Что опять случилось?
Я снова заплакала, а Лупита рассказала ей все.
После того, как Машка закончила материть моего бывшего и потрясать в его сторону кулаками, я высморкалась, вытерла слезы, поставила чайник, и спросила ее:
— Ты же хотела мне рассказать что-то?
Она покосилась на Лулу, но я махнула рукой, чего уж, она теперь все знает.
— Так вот! — торжествующе начала подруга. — Я вошла в контакт с его женой!
— Как?! — поразилась я. Конечно, это ожидалось, но не так ведь быстро!
— Благодаря Танькиному досье! Узнала ее имя-фамилию, нашла ее соцсети, а там уже дело техники! Накидала ей комплиментов в комментариях, перешли в директ, и там я «призналась», что гадаю на Таро. И ей, как «подруге» — (она многозначительно подняла палец) — посмотрю бесплатно. А для нее все бесплатное как команда «ФАС».
— Ну-ну?!
— А вот и ну, что я все-привсе узнала!
Машка заслуженно упивалась произведенным успехом. Это был ее звездный час.
Глава 21 Хомячки тоже умеют кусаться
— Я поняла, — мечтательно начала Машка, — это мое призвание! Слышали бы вы, как я говорила, что сочиняла! Я сама себе поверила!
— Давай подробности! — алчно потребовала я.
— Ну, в общем, так. — Она уселась поудобнее и начала. — Зная всю их подноготную из Танькиного письма, я закинула несколько туманных фактов, якобы увидев это на картах, остальное она уже рассказывала мне сама. Причем, многие вещи не знает сам ее бывший муж. Что я вам скажу относительно этой Марины, — она закинула ногу на ногу, — стерва она преизрядная. Он сам, без ее указаний — тьфу, марионетка. А она себя возомнила этакой Кармен, крутит Саньком, а этот дурень, даже и не знает, что он у нее не один такой. Они действительно развелись, но Саньку она сказала, что из-за квартиры, мол, надоело на сьемных, а на самом деле она подцепила очень перспективного мужичка. И тут момент такой. — она покрутила вилкой в воздухе, — всем имуществом у мужика этого владеет жена. А он сам гол как сокол, даром что ездит на «Лексусе». Смекаете?
Я пожала плечами и помотала головой. Чтобы понять врага, нужно думать, как он, а я не могла так думать, порядочность не позволяла.
Лупита, кажется, понимала больше, чем я.
— Да включитесь уже! — Машка постучала пальцем по голове. — Твоя квартира для нее — просто отмазка для Санька. А основной мотив — тот мужик, вернее, его жена!
Я все равно ничего не понимала.
— Ей кровь из носу надо уморить эту дамочку! — торжествующе вывалила Машка. — Чтобы все досталось ему, а потом и ей, соответственно!
— Ну