Аншлаг словно бы понял ее неудовольствие и сам раздосадовался: вытянул из рук Николая букет, пожевал его и брезгливо выплюнул — видно, садовые цветы не вкусны.
Немецкие газеты назвали Аншлага «новым Анилином», рассмотрели в нем высокий класс, с чем истинные знатоки не могли согласиться, понимая, что шумиха поднята единственно для того, чтобы утешить Сен Мартина и Лангнера: Аншлаг хоть и одержал за свою жизнь несколько блистательных побед, никогда не входил в число лошадей выдающихся.
Насибов был доволен — приятная победа, почетный именной приз и награда в десять тысяч марок, а Сен Мартин в этот же вечер погрузился в самолет и отбыл во Францию, не оставшись на приз Европы.
Все хорошо, но ведь не за тем же приехали сюда, чтобы Сен Мартина осрамить и рядовой приз взять. Конечно, главная цель — завтра.
По утрам Анилин обычно, заслышав вошедшего в конюшню Насибова, поднимался и, пока тот шел по коридору, успевал сделать «физкультурную зарядку». Люди не все занимаются утренней гимнастикой, хотя все знают, как это полезно, а лошади делают ее без всякой агитации. Сразу же после сна сначала непременно несколько раз потянутся, резко и ритмично, словно бы по счету «раз-два-три-четыре!». Затем идет непрерывная серия упражнений, при которой вздрагивают и напрягаются все мускулы. Заканчивают они зарядки глубокими и шумными вздохами и выдохами.
Когда Николай подходил к деннику, Анилин поворачивался ему навстречу и издавал довольное ржание.
А в это утро произошло невероятное.
Анилин не только не приветствовал Николая голосом, но даже и на ноги при его появлении не поднялся!..
Первая страшная догадка: «Заболел!»
— Алик, подъем! — понудил его голосом Николай.
Анилин мешкотно, через силу будто бы и с большим неудовольствием повернул голову. Мимика у него развита слабо, но взгляд всегда честно и правдиво выражал настроение и физическое состояние. Нет, он не болен: его оливковые глаза не были опавшими, наоборот — они вспухли и блестели дерзостью, почти гневом.
— Что за фокусы, Алик? — изумился Насибов.
Анилин ворохнулся, но в последний момент раздумал вставать и только заржал — коротко и отрывисто.
— Эдак, э-эдак… — озадачился Николай.
Он отлично знал все оттенки голоса Анилина. Сильным и продолжительным ржанием выражались радость и удовольствие, сиплым и коротким сообщалось о боязни чего-то, дребезжащим и прерывистым — о каких-то физических недугах. Сейчас он сказал Николаю, что сильно рассержен на него.
— Ты, значит, осерчал на меня? Но за что?
Анилин печально повернул голову в сторону денника, в котором стоял Аншлаг.
Николай тоже перевел туда взгляд.
Вчера после скачки, радуясь победе над Сен Мартином, он был менее внимателен к Анилину, чем обычно, и больше, чем обычно, обласкал Аншлага. Так, может, этим остался недоволен Анилин? Ревнует?.. Но возможно ли такое?
Точного ответа Николай найти не мог, но одно было ясно: Анилин желает, чтобы сейчас его жокей, вопреки заведенному правилу, первым подошел и оказал бы какие-то особые знаки своего благорасположения.
Насибов почесал Анилину шею под гривой, достал из кармана загодя подобранный в ворохе привезенной на ипподром травы букетик полевого осота. У Анилина много любимых лакомств — приносит ему Николай снопики, сложенные из богородской травы, тмина, душицы, мяты или цикория, пучочки тысячелистника или чабреце. Ну и, само собой, люцерна и клевер, райграс, овсец, овсюг и настоящий овес. Но не было для него угощения слаще, чем этот колючий, с нелепыми, на репей похожими цветочками белокровный осот — растение, в деревнях презираемое и безжалостно преследуемое. Этот сорняк и изгой, отвергаемый и коровой, в желудке которой может перевариться, кажется, едва ли не ржавый гвоздь, приводил всегда Анилина в восторг и делал его бодрым и веселым.
Сейчас он, конечно, не мог не понять, что такое роскошное угощение мог поднести лишь истинный и бескорыстный друг. Жадно проглотив пучок осота, Анилин выразил свою признательность за него голосом: начал с низких, густых нот, затем бархатный тон постепенно перешел в высокий, будто звенящий.
Восстановились мир и дружба. Но как начался этот день необычно, так необычно он и кончился…
Приз Европы оспаривало десять лошадей: пять из ФРГ, по две из Франции и СССР и одна английская.
Анилин, как прошлогодний победитель, нес самый большой вес — шестьдесят два килограмма, почти на полпуда больше второго фаворита скачки Сальво (это, наверное, несколько десятков ключей, причем вместе с замками!).
Николай распределил плоские свинцовые грузила — часть в потник, часть в седло, остальные себе в карманы. Сделал круг, проверяя надежность подпруги и приглядываясь к главному сопернику — гастролеру из Англии: Сальво прохаживался рядом, шлепая по лужам и нетерпеливо взбрасывая голову. Скакун от ноздрей до пят, легкий и гибкий в движениях, он выделялся своим порядком: крепкий, блестящий, горячий! Впрочем, и другие лошади были сухи и готовы.
Дул сильный ветер, дождь сек в лицо, и лошади норовили встать к стартовой сетке задом, выстраивались долго и неохотно. А одна кобылка до того рассердилась, что остановилась в сторонке и набычила голову, этой своей позой объявляя: бейте — не бейте, что хотите делайте, не побегу. И вправду не побежала, осталась на старте.
Вчера Николай выиграл «концом», но сегодня надо идти «на класс» — на мокрой дорожке и с очень большим грузом Анилин не сможет сделать броска на финише, надо брать на силу — так решил Насибов. Он правильно решил, но допустил одну ошибку, которая чуть не стала роковой.
Анилин сразу же бесцеремонно занял бровку и повел скачку. Лидировал уверенно. Ни одна из девяти лошадей даже не пыталась обойти.
Обычно все волнения случаются на финишной прямой, но Николай решил на этот раз лишить зрителей удовольствия: резко прибавив скорость, он далеко ушел от всех, чтобы даже и видимости соперничества не было.
Каких-то тридцать-сорок метров оставалось до столба, казалось — уж и пешком можно пересечь черту вперед всех. Поверив в победу, Насибов сложился — так говорят спортсмены про пассивное поведение жокея на финише. Он стал оглядываться по сторонам, засмеялся даже, увидев, как в коротко и ровно остриженных кустах на внутренней бровке заскакали испуганно, словно зайцы, фотокорреспонденты и кинокорреспонденты. А раз ослаблен посыл, значит, борьба окончена: Анилин начал останавливаться. В пересказе все это выглядит длинно и может показаться, что на это много времени ушло, но нет — тут всего несколько секунд было упущено, но их хватило английскому жокею Мерсеру на то, чтобы изменить положение на дорожке.