Читать интересную книгу Парижский десант Посейдона - Дмитрий Черкасов

Когда фургон остановился, Маэстро нехорошо улыбнулся.

– Ну что, Олег Васильевич? – дружелюбно обратился он к Мещерякову – Не будем заниматься бюрократической волокитой. Протоколы, прокуроры, то да се...

– У меня довольно высокий болевой порог, – отозвался тот с пола. – Если у вас на уме новые избиения, то этим вы только погубите свою карьеру. Впрочем, на ней и так уже можно поставить крест.

– Не спешите ставить кресты, – возразил Маэстро. – Предоставьте это профессионалам. Не знаю вашего вероисповедания и не ручаюсь, что над вами поставят крест. Но что не будет обелиска с красной звездочкой – это я знаю точно.

Он расстегнул аптечку, вынул уже наполненный прозрачной жидкостью шприц.

Мещеряков стиснул челюсти. Он собрал воедино остатки воли, приказывая себе оставаться в уме и не поддаваться химическому гипнозу.

– Это безобидное психотропное средство, – Маэстро с нескрываемым удовольствием вводил его в курс дела. – Потом немного поболит голова, потошнит – и все пройдет. Мне нет никакого дела до ваших формальных показаний. Сейчас я для вас и прокурор, и адвокат, и верховный судья. А это присяжные, – он кивнул на бойцов, весь вид которых свидетельствовал о полном одобрении его действий. – Мне нужна оперативная информация, а процедурные вопросы меня не касаются.

Он сделал знак Максу.

Макс извлек кинжал и ловким движением распорол Мещерякову рукав.

– Оцените, – пригласил Олега Васильевича Маэстро. – Можно ведь и сквозь одежду, но я беспокоюсь за ваше здоровье. Я даже обработаю поле спиртом...

Он действительно протер кожу и с маху вонзил иглу. Несмотря на заявленный высокий болевой порог, Мещеряков дернулся.

– Все-все, – успокоил его командир. – Комарик ужалил.

Воля, собранная Олегом Васильевичем в единый сгусток, обратилась в праздничный воздушный шар. Ниточка натянулась, вырвалась из детского кулачка, и шарик весело, под пение райских птиц, устремился в безоблачное синее небо.

Задержанный неожиданно открыл в себе удивительную разговорчивость. Ему хотелось общаться и отвечать на вопросы. Он пришел в великолепное расположение духа. Кровь, еще струившаяся из носа, перестала занимать воображение. Боль улетучилась, наручники немного мешали жестикулировать, но это сущие пустяки, экспрессию можно добавить интонационно.

Томас включил магнитофон.

Маэстро устроился поудобнее и ласково посмотрел на Олега Васильевича:

– Вот видите – ничего страшного. И даже очень приятно, правда? Как ваше самочувствие?

Мещеряков улыбнулся счастливой улыбкой.

– Мне очень хорошо, – сказал он проникновенно.

– Еще бы. А будет куда как лучше... Я начинаю думать, что мы с вами добрые друзья. Как вы считаете?

– О да, – охотно согласился тот. – Мы друзья.

– Вот и славно. Давайте мы с вами немного потолкуем. Меня очень интересует судьба вашего знакомого по прозвищу Санта.

Олег Васильевич мечтательно прикрыл глаза:

– Санта... Это замечательный человек. Чрезвычайно... симпатичный. Я изменил ему лицо.

– Еще раз изменили?

– Да... Это неприятно, и мне жаль его, но скоро все заживет. Уже почти зажило, у нас хорошие специалисты...

– У вас? Кого вы имеете в виду?

– Мы – это организация.

– Подробнее, пожалуйста.

– Извольте. Это организация ветеранов войны... старикам приходится тяжело, они вынуждены держаться друг друга...

– Как вас зовут на самом деле?

– Максимилиан Кауфман. Я, признаться, уже начал забывать это имя.

– Давно вы в России?

Мещеряков закатил глаза, припоминая:

– Давно... много лет. Я редко бываю востребован...

Маэстро оглянулся и со значением посмотрел на Мадонну. Та с обманчивым равнодушием повела плечами.

– Расскажите про Санту. Все подробности. Как он сейчас выглядит?

Олег Васильевич с большим удовольствием продолжил рассказ. Предчувствуя, что допрос затянется, и не переставая внимательно слушать, Маэстро начал готовить новую дозу.

Глава двадцать первая

ВОДА И ВОЗДУХ

Цефа не успела послать Нешеру сигнал бедствия.

Ее вывели из строя в точности так, как это было проделано с капитаном Гладилиным. Методы противоборствующих сторон обычно мало чем отличаются один от другого. Отряд «Ашан» выступил в направлении вертолетной площадки; спустя какие-то десять минут после его отбытия в резиденцию израильтян уже по-хозяйски входили сотрудники германской разведки.

На сей раз немцы оказались осторожнее и израильтян, и русских. Хотя, конечно, как посмотреть. Когда отряд вернется с добычей, надежда только на фактор внезапности. Отвоевать груз будет ненамного легче, чем захватить его самим.

Первой группой, которая занималась израильтянами, руководил Фридрих фон Кирстов – брат-близнец Эриха, погибшего близ острова Коневец. В спецслужбах не поощряют семейственность, но для этой пары сделали исключение. Абсолютное сходство можно было использовать в оперативных целях; кроме того, между близнецами обычно существует загадочная связь сродни телепатической, у них отлично развита интуиция, и это тоже могло оказаться полезным.

Когда пули прошили Эриха, на Фридриха внезапно навалилась сильнейшая депрессия. Он сразу понял, что произошло, еще до получения официального подтверждения, и через некоторое время подавленность сменилась дикой злобой. Он был готов пустить на фарш всех, причастных к делу, – своих, чужих, неважно. Одни лажанулись, другие творили беспредел.

Руководство правильно оценило его состояние и сочло, что лучшей кандидатуры для акции против всех разведок не найти. Фридрих, подавив свою злобу на руководство, немедленно согласился.

...Вторая группа под началом молодого, но отчаянного Германа Миллера брала в это время в кольцо резиденцию русских на рю Риволи.

Место Цефы, лежавшей без сознания, заняла Анна Манн, сотрудница исключительной ценности. Она была имитатором экстра-класса. Все позывные группы «Ашан», все конспирологические «примочки» давно были известны BND; Анна могла без особых проблем и риска занять место Цефы и переговариваться с Нешером. Немцы знали, что Цефа должна была дать сигнал к выступлению, когда в особняке начнется заварушка. Сначала Фридрих подумывал активизировать Нешера несколько позже. Тогда второй группе и всем им вообще придется иметь дело с одними русскими; израильтяне придут в особняк и останутся с носом. Но потом он передумал. Пусть-ка лучше постреляют друг дружку. Чем круче запутается ситуация, тем проще будет третьей стороне. Четвертой, поправил он себя мысленно. Он не учел общего противника, засевшего в цитадели.

Отряд фон Кирстова численностью в восемь человек расположился в апартаментах «Ашана» со всеми удобствами. В скором времени на связь вышел Миллер:

– Активности нет.

Значит, все шло по задуманному сценарию.

Пару часов назад, как стало темнеть, «Сирены» покинули резиденцию, оставив там дежурным одного человека – по примеру израильтян. Эта участь выпала Флинту, и он был крайне раздосадован бездействием. «Торпеда! – взывал он к рассудку товарища. – Остаться нужно тебе... Ты еще не до конца оклемался!» Но Посейдон решил по-своему, сказав, что пост весьма ответственный и едва ли стоит доверять его «не до конца оклемавшемуся» бойцу. Все это было чушью – будь с Торпедой неладно, его никто бы не взял в Париж.

Фридрих приступил к наблюдению за особняком.

Тот выглядел абсолютно невинным. Фон Кирстов подумал о пятой стороне: французском спецназе, который рано или поздно неизбежно появится на сцене. Когда евреи пойдут с воздуха, все решит скорость. Скрыть акцию такого размаха не удастся. Фридрих от души желал Моссаду удачи вкупе с некоторыми потерями.

Герхард Розенштейн, акустик, сидел в сторонке в наушниках и ждал сигналов с датчиков, заблаговременно установленных в Сене. «Ашан» необходимо задействовать, когда начнется подводная потасовка. Когда – и если – «Сирены» окажутся в особняке, будет поздно.

Никто не разговаривал, в воздухе висело напряженное ожидание.

Получасом позднее тишину взорвал голос Розенштейна, хотя акустик говорил негромко и мягко:

– Есть движение.

Фон Кирстов кивнул Анне.

Та взялась за переговорное устройство.

– Код-код, они на дне, – доложила она.

* * *

Эльборовый диск впился в решетку, когда Мина еще только крепил пенопласт под дьявольской пластиной.

Лекарства от такого рода наведенной аритмии не существовало. Пловцы были готовы испытать шок; на тренировочных базах они подвергались воздействию подобных колебаний и знали, чего ждать, но легче от этого не было. Скорость, о которой думал Фридрих фон Кирстов, и в этом случае решала все.

Поддев пластину двумя гарпунами, Мина вставил распорку.

Со стороны никто не заметил бы, что с «Сиренами» неладно, – разве что движения их чуть замедлились, но совсем ненадолго.

Сильверу поручили решетку, и диск резал ее, как нож масло.