за осетинскую независимость. В январе 1992-го в Южной Осетии состоялся референдум о присоединении к России или независимости. (Да-да, как в ДНР и ЛНР в 2014 году.) Весной 1992 года началось новое военное обострение и закончилось подписанием в июле Сочинских мирных соглашений. (Наподобие Минских соглашений в августе 2014-го.)
Две попытки вернуть Южную Осетию, предпринятые Тбилиси в 2004-м и в 2008 годах, ни к чему не привели.
Однако на Украине – с началом известных событий – оказалось множество грузинских добровольцев; в то время как воевать за Донбасс поехало множество осетин. Это всё – эхо тех давних событий.
Уточним, что и в 1991-м, и в 2004-м, и в 2008 годах российская прогрессивная интеллигенция последовательно была на стороне Тбилиси, а любые шаги России по урегулированию конфликта именовались в нашей либеральной прессе (а тогда практически вся пресса была либеральной) – «имперскими комплексами» и «милитаристскими конвульсиями».
В Молдавии, не поверите, тоже всё началось с языка. В 1988 году группа молдавских писателей опубликовала «Письмо 66» с требованием принятия государственным языком молдавского и признания его идентичным румынскому. И снова – пошло-поехало.
Приднестровье, населённое в основном русскими, и Гагаузия, населённая в основном гагаузами (христианский субэтнос, имеющий болгаро-турецкое происхождение), в ответ на давление Молдавии провозгласили на референдуме 1990 года свои автономии в составе Молдавской ССР. (Да-да, как ДНР и ЛНР в составе Украины.) На собственных территориях Приднестровье и Гагаузия признали государственными – и русский, и молдавский, и гагаузский языки. (Да, снова как ДНР и ЛНР, где украинский в 2014 году остался вторым государственным.)
Но это не понравилось Кишинёву (как позже и Киеву, совершенно верно). Понемногу разгоралась война, которая перешла в горячую фазу летом 1992-го на территории Приднестровья. На помощь Приднестровью прибыли многочисленные русские добровольцы. В августе война была закончена победой приднестровского сопротивления.
С тех пор у Приднестровья особый, признанный Россией (но не миром) статус и нескончаемая история переговоров о том, как бы им наконец прибиться к России.
Надо ли напоминать, что всё время этого конфликта российская прогрессивная интеллигенция болела за Кишинёв и Румынию против «приднестровской весны»; тем более – гагаузы какие-то, кто это вообще? – всё должно быть Европа, ведь свобода – только там.
Вослед за южноосетинским и приднестровским конфликтами в 1992 году вспыхнул очередной – грузино-абхазский – конфликт, где Абхазия, входившая в состав Грузинской ССР, также не приняла грузинского языка как государственного, а Тбилиси – в качестве новой столицы, и отвоевала (при помощи русских добровольцев, верно) независимость.
Эта война продолжалась 30 месяцев; мирное соглашение было подписано в мае 1994 года. Однако и Абхазия по сей день, по сути, остаётся непризнанным «прогрессивными странами» государством.
Признание же Россией самостоятельности Абхазии традиционно вызвало желчное негодование прогрессивной российской интеллигенции: абхазы какие-то, зачем они нужны, если они, в отличие от Грузии, не хотят ни в Европу, ни в НАТО, в то время как всё живое и здоровое хочет только туда.
Как один из ответов за помощь российских добровольцев в 30-месячной войне можно рассматривать участие на стороне Донбасса легендарного комбата Ахры «Абхаза» Авидзба, в батальоне которого служили абхазские добровольцы.
Свои трагедии пережила и бывшая Чечено-Ингушская АССР, когда в 1991 году политический Грозный решил выйти из состава России – при, конечно же, поддержке российской прогрессивной интеллигенции.
В ответ Грозный получил сначала отделение Ингушетии, а следом – политический коллапс на собственной территории.
Коллапс обернулся начавшейся в 1993 году на территории Чечни гражданской войной, в которой чеченские сторонники Москвы (порицаемые нашей прогрессивной интеллигенцией) боролись со сторонниками выхода из состава России (всё более любимыми нашей прогрессивной интеллигенцией).
Пророссийские чеченцы (не без помощи с севера, да-да, как в ДНР и ЛНР) несколько раз штурмовали Грозный, пытаясь выбить прочь антироссийский клан, захвативший власть.
Конфликт разросся и обернулся сначала первой, а затем второй чеченской, завершившейся в апреле 2000 года (да-да, спустя восемь лет после начала), когда к власти в Грозном пришли пророссийские чеченские силы.
С тех пор российская прогрессивная интеллигенция разлюбила чеченцев.
И когда в России 2022 года взяли за обыкновение спрашивать: «А где вы были последние восемь лет?» – я, знаете, немного нервничал. Где вы были тридцать лет и три года? Вот что надо было спрашивать. В какой стране вы жили вообще?
Гражданская борьба ряда притесняемых народов за независимость не прекращалась на территории бывшего СССР, по сути, за эти годы никогда.
А то, что всякая независимость так или иначе имела столицу в Москве, – для Москвы все эти 33 года было не праздником, а крестом.
Но выбора у нас не было раньше – и не будет впредь.
Кто-то должен смотреть за пространством.
Что до прогрессивной интеллигенции – тут лишь один вопрос: если она подобным образом ведёт себя всегда, отчего её поведение из раза в раз кого-то удивляет? Не знаю, есть ли у нас проблема с интеллигенцией, но с памятью – точно есть.
Бродский и Евтушенко ходили в разные школы
Советская власть не любила конкуренцию вовсе не потому, что не принимала законов рынка.
У советской власти всегда недоставало средств. Сначала Гражданская, потом тридцатые, следом Отечественная, после – разруха, затем холодная война. Не до жиру!
Советская власть придирчиво выбирала одну какую-нибудь школу – и ставила на неё. На всех не хватало сил и сурово составляемого бюджета.
В живописи выбирала между конструктивистами и реалистами из АХРР (Ассоциация художников революционной России), и поставила в итоге на АХРР. Могло бы и наоборот случиться.
В поэзии выбирала между ЛЕФом Маяковского, имажинистами Есенина и разнообразными пролетарскими поэтическими организациями. Поначалу поставила на пролетариев, но потом передумала и выбрала линию Маяковского – даром что он успел к тому времени застрелиться.
В прозе выбирала между «попутчиками» и «литературой факта», которую исповедовал Осип Брик, но выбрала «попутчиков».
Подобные тенденции сохранялись и после войны.
В оттепельные годы поэзия стала важнейшим разделом массовой культуры.
Советская власть могла поставить на ленинградскую школу: там работали Бродский, Глеб Горбовский, Кушнер, Евгений Рейн.
Но все они были чересчур евреями, поэтому на всякий случай решили выбрать московскую школу, где имелись в наличии Евтушенко, Рождественский, Ахмадулина, Окуджава. Не сказать, чтоб и эти были такие уж русские: Евтушенко – немец по деду, Рождественский – поляк по отцу, Ахмадулина – по отцу татарка, Окуджава – грузин по отцу и армянин по матери.
Была, впрочем, тогда и во всех смыслах «русская партия» в поэзии: «тихая лирика», «почвенники» – Николай Рубцов, Юрий Кузнецов, Станислав Куняев и старшие