Читать интересную книгу Соучастники - Ли Уинни М.

Это, разумеется, не так. Кто-то другой мог одарить ее главной ролью в фильме с приличным бюджетом. Она могла бы продвинуться от телевидения до независимых фильмов и крупных студийных вещей. Через год она могла бы получить роль язвительной и все равно очаровательной возлюбленной, или умной студентки, или взрослой дочери мужчины в кризисе среднего возраста, которого бы играл какой-нибудь почтенный голливудский корифей.

За десять прошедших лет я видела, как она исполняет эти роли – и не только их. Актриса послабее работала бы непременным хорошеньким личиком и включениями экранной харизмы; Холли же добавляет глубины, скрытую нотку боли и обнаженности чувств… Возможно, отсюда – ощущение исключительной подлинности. Из-за того, чтó Холли эти десять лет превозмогала? И при этом стремительно делала карьеру, от номинации на “Золотой глобус” рванулась к “Оскарам” и “Тони”. Ее лицо красовалось на обложке журнала “Пипл”, над тестами “Баззфид” – Лицом к лицу с Холли Рэндольф, интервью. Пройдите тест на знание закусок и увидите, кто вы из персонажей Холли Рэндольф.

Теперь, глядя на ее карьеру, я еще сильнее восхищаюсь ее актерскими навыками. Носить разом столько масок – просто чтобы выжить. Персонаж, которым она становится на съемочной площадке. Та ипостась Холли, которую она должна играть на ток-шоу и торжественных церемониях. И, наконец, настоящая она, скрывающая правду о том, что, возможно, произошло, надежно утрамбовывающая ее за фасадом громкой славы.

Настоящую ее я когда-то знала – до того, как она стала знаменитостью. Во всяком случае, мне хочется думать, что это была настоящая она. А с другой стороны, разве мы по-настоящему что-нибудь знаем?

Две недели спустя я наконец-то познакомилась с Холли Рэндольф лично. Мы привлекли к работе над “Яростной” Вэл Тартикофф, дорогостоящего, но и уважаемого кастинг-директора. Как-то в среду днем Вэл и ее помощник Брайан устроили пробы в снятом для этого помещении на Геральд-сквер, куда в условленное время прибыли десять актрис – читать роль Кэти Филипс. До того я неделями подсовывала Зандеру шоурил Холли, но он, казалось, на мое предложение внимания не обращал. Поэтому я обрадовалась, увидев, что Вэл записала ее на пятнадцать минут четвертого.

Туда шли Зандер с Хьюго, поэтому Сильвия решила, что мне не следует растрачивать время компании, проводя целый день на пробах. Но мне было любопытно, и я перетасовала свои дела, чтобы провести в тот день на пробах час, с трех до четырех.

Холли вошла в комнату: миниатюрная, как и все остальные приглашенные актрисы ее возраста. Но в ее движениях была некая уверенность, благодаря которой ее стройная фигура казалась основательнее. То же самое можно было сказать о том, как она вообще держалась. На первый взгляд она была всего лишь хорошенькой светловолосой женщиной двадцати с чем-то лет, но как только она решала посмотреть на тебя и заговорить, ты сразу же отмечала ее. А камера все это укрупняла, ловила каждое мельчайшее движение ее лица, каждый легкий трепет чувства, трогавший эти ясные голубые радужки, этот нежный рот. Когда ее лицо возникло на экране перед нами, я увидела, что Зандер сделал стойку. Хьюго тоже.

– Здравствуйте, – радушно сказала Вэл Холли со своим густым нью-йоркским произношением. В тот день она уже успела шесть раз радушно сказать “здравствуйте” актрисам двадцати с чем-то лет, надеющимся получить роль Кэти Филипс.

– Привет, я Холли, – она крепко пожала Вэл руку.

– Знакомьтесь, это Холли Рэндольф. Это Зандер, наш автор сценария и режиссер, и Хьюго, наш продюсер.

Зандер Холли просто кивнул, зато Хьюго встал и исполнил свой европейский номер с поцелуями в обе щеки. Холли достойно это перенесла.

– Ой, и Сара, еще один наш продюсер, – спохватилась Вэл.

– Привет, – сказала мне Холли. Мне бы хотелось думать, что она почувствовала облегчение, увидев в комнате еще одну молодую женщину.

– Холли, удалось ли вам прочесть сценарий целиком? – После этого вопроса Вэл другие актрисы принимались осыпать сценарий комплиментами, нахваливая сочинение Зандера с таким придыханием, словно испытывали оргазм. Я подумала, не надоедает ли Зандеру все время выслушивать женские дифирамбы.

Ответ Холли был любезным, утвердительным и тонко сформулированным.

– Я прочла его с удовольствием, – сказала она. – У Кэти столько разных граней. Она мать, дочь, скорбящая вдова, героиня боевика. А ведь в жизни многие из нас действительно играют столько ролей разом.

– Роль в боевике – едва ли, – сострил Зандер. Всеобщий смех.

– Ну, всякое бывает, – в тон ему ответила Холли. Еще немного приятного веселья.

– Готовы почитать нам эти сцены? – спросила Вэл.

– Конечно! – радостно сказала Холли. – Мы можем начать со сцены с дочерью?

Даже это – решительность ее предложения – отличило ее от других актрис, которые предпочитали следовать указаниям. Они стояли, дрожа всеми своими грациозными телами, и чуть не шептали:

– С какой сцены мне начинать?

Никогда женская угодливость не раздражала меня так, как на пробах. Разумеется, все актеры отчаянно хотят роль, на которую пробуются. И все-таки есть особый навык – скрывать это подспудное отчаяние и преодолевать циничное недоверие трех-четырех человек, которые уже видели целую процессию исполнителей, читавших те же самые реплики, пытавшихся вжиться в тот же самый персонаж.

Так же – я наблюдала это на пробах – и Зандер с Хьюго изображали немного другие свои ипостаси. Зандер вживался в роль Молчаливого Гениального Художника – роль, которой никто не оспаривал, поскольку он был автором сценария и режиссером. А вот Хьюго превосходил самого себя, утрируя свою британскость с театральным наигрышем. Вместе они оказывали удвоенное воздействие на тех, кого слушали, представляясь им уж совсем недоступными. Они знали, какой властью обладают на пробах, сидя в темноте, судя этих молодых женщин, которые в лепешку расшибались, разыгрывая чувства и выставляя себя напоказ, а в ответ получали лишь кивок или короткое замечание.

Но Холли Рэндольф такой испуганной не казалась – или, по меньшей мере, скрывала волнение лучше других. По сигналу Вэл она передвинулась в освещенном пространстве, и ее тело тут же перешло на другой язык: с профессионального и приветливого на бдительный, материнский, обеспокоенный.

– Когда будете готовы, – разрешила Вэл.

Помощник Вэл, Брайан, читал роль шестилетней дочери, и Холли глядела на него с материнской тревогой.

– Мамочка? – Брайан говорил тонким голосом, по-детски. – Это злые дяди пришли?

Я о ней беспокоилась. Прошло всего-то несколько недель, а я уже была лично заинтересована в Холли Рэндольф, хоть она совсем меня и не знала. Возможно, дело было в моем желании внести какой-то долговечный вклад в этот проект, доказать, что я чего-то стою как продюсер. А возможно, дело было в звездности самой Холли, которая меня и притягивала. Она всегда умела заставить зрителей и совершенно посторонних людей за себя болеть. Их для нее не существует, зато для них в эту минуту существует только она.

Холли помедлила, и ее лицо затуманила нерешительность. Это не была нерешительность актрисы, которая пробуется на роль. Это была нерешительность оказавшейся в опасности матери, не знающей, что сказать, а чего не говорить своей дочке.

– Да, милая, – кивнула она. – Там злые дяди. И ты должна мне пообещать, что изо всех сил постараешься от них спрятаться.

– Как в прятках? – наивно спросил Брайан.

– Вот же ты умница, да. – Холли улыбнулась, и ее глаза засветились гордостью за вымышленную шестилетнюю дочь. – Помнишь, как мы с папочкой играли…

Тут ее голос дрогнул, а на глазах показались слезы.

Обмерев, мы ловили каждое слово Холли. В ту минуту она была одновременно ожесточенной и нежной.

Словно по наитию, Холли точно рассчитывала каждую паузу в диалоге, усиливала нетерпение – и заодно наш к ней интерес. Там, где другие актрисы нажимали на сентиментальность, Холли сосредотачивала все чувство в глазах, а ее голос как бы наэлектризовывался от напряжения.