На оставленной под «стаканом» бумаге было очень лаконичное послание для текущего правительства: «Дело якобинцев живёт, вы следующие».
– Я всё сделала как надо, – произнесла Жанна, приблизив к лицу левое предплечье.
//Французская империя, г. Париж, подземное логово революционеров, 12 июля 1860 года//
Арким лежал на кровати, сложив руки боевой платформы на затылке и думал.
Жанна сделала свою часть работы. Париж сейчас сотрясали ужасные новости: якобинцы вернулись, начав с очень громкого убийства, как оно им обычно и свойственно.
Был «ужасающе жестоко убит Антуан де Ной, верховный судья». Его разорвало на кровавые ошмётки на глазах наблюдающих за судебным процессом зрителей. Заряд был избыточным, достаточно было четверти имеющегося, чтобы надёжно убить его, но нужна была максимальная жестокость, чтобы показать, что мифические якобинцы были настроены решительно.
Этот эпизод привёл к тому, что в трущобах поднялись волнения. Истинной причиной волнений были рейды жандармов, которые в ходе осмотров помещений порой убивали жителей, показавшихся им слишком подозрительными. Якобы объявившиеся якобинцы были лишь поводом к решительным действиям недовольных, которых практически сразу нажали жестоко прессовать усиленные армейскими частями отряды жандармов. Это свидетельствовало о том, что власти были хорошо подготовлены к возможным волнениям.
Пока что всё шло по плану Аркима.
Ночами он рыл подкопы. Работёнка была тяжёлой: рыть было легко, с его-то силищей, но куда-то надо было девать землю. Решение он нашёл в виде заброшенных парижских катакомб, куда он упорно доставлял лишнюю землю и породу.
Можно было обойтись мерами попроще, но ему нужны были гарантии успеха. Неожиданный удар из-под земли – это надёжно и очень пугающе. Никто не может быть уверен в своей безопасности даже дома.
«Революционеры-социалисты» сидели под землёй и отрабатывали приёмы из методичек. Даже Гюго втянулся и уже наизусть знал несколько шифров, с помощью которых предполагалось наладить коммуникацию революционного подполья.
Иронично было то, что они являлись подпольем практически буквально: атаки наносились из-под земли и большую часть времени они проводили как раз-таки под землёй. Не будь Аркима, это было бы невозможно.
Поднявшись с кровати, Арким накинул на себя очередной чёрный плащ с капюшоном и пошёл к выходу. Сегодня для него тоже есть работёнка…
Версаль он пока не трогал, нельзя возбуждать оставшихся в живых адептов Порядка раньше времени. В Париже случалось и не такое, поэтому дерзкое убийство верховного судьи, по мнению Аркима, не слишком сильно удивит и встревожит адептов.
Их предстояло найти, локализовать и уничтожить. Арким считал это своей самой главной задачей, но это оказалось не так просто, как думалось первое время.
Они тщательно скрывались. Будучи поставленными ещё Настоящим Наполеоном на ключевые должности в различных покорённых государствах, адепты не светились публично, почти не покидая Голубых палат, что есть сеть запретных для посторонних дворцов, из которых велись настоящие государственные дела. Про адептов знали как о людях Наполеона, но никто не знал их имён, лиц, ибо они всегда были сокрыты личинами из драгоценного голубого нефрита. Они могли исчезать и появляться в самых неожиданных местах, но так как мир очень быстро стал работать под их диктовку, необходимости в этом не было.
Но это не значит, что они не могут начать скрываться когда запахнет жареным.
Нельзя вызывать подозрения раньше времени.
Арким спустился под землю в старых катакомбах и начал очередной подкоп. Терпеливо утаскивая накопившуюся землю назад и высыпая её в один из тупиков, он невероятно быстро для человека продвигался вперёд.
Двенадцать часов спустя он оказался под главным зданием жандармерии Парижа. Несколько раз чуть не случилось затопление, так как он копал и под рекой, но миновало.
Далее он перетаскал заранее заготовленный порох, небольшое количество, около пятидесяти килограмм, а также пять бочек с керосином.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Совершив разветвлённую сеть подкопов, он заложил заряды под фундамент находящегося сверху здания и растянул паутину из бикфордова шнура, который обеспечит одновременный подрыв.
Закурив трубку, он уселся на выкорчеванный в ходе продвижения камень и грустно улыбнулся.
Очень странная работёнка для магического говорящего меча, по мнению Аркима, но он сам когда-то давно на неё подписался и нечего теперь ныть.
Высыпав тлеющий табак на скопление бикфордовых шнуров, он дождался, пока они загорятся и пополз прочь.
Когда до взрыва оставалось минут семь, он вылез из-под земли за оградой департамента жандармерии и приколотил к ней табличку.
На табличке имелась надпись: «Дело якобинцев живёт. Ждите две недели».
Последняя приписка была добавлена почти в последний момент, в качестве шалости. Не будет ничего через две недели, но власти-то об этом не знают… Ещё они не знают, что за недели имеются в виду.
Арким понаблюдает за происходящим и примет окончательное решение. Если они расслабятся через четырнадцать дней, он нанесёт удар.
Скрывшись в тёмных переулках, он услышал некий глухой грохот, который ознаменовал очередную акцию мифических якобинцев, которые взбудоражили город.
// Французская империя, г. Париж, деревообрабатывающая фабрика «Марель Ройяль», 22 июля 1860 года //
Двое мужчин стояли в неприметном местечке возле переулка между двумя доходными домами, располагавшимися рядом с оградой фабрики.
– Ты принёс? – тихо спросил Жак.
Жак – это низкорослый парень лет двадцати, обладающий засаленной чёрной шевелюрой, усталыми голубыми глазами, одетый в чёрный замызганный жилет, серую рубаху, чёрные штаны из грубой ткани и грязные войлочные ботинки. На голове его была кепка, сильно напоминающая армейскую, но лишённая знаков отличий, которые напоминали о себе лишь следами из более чистой ткани на их месте.
– Принёс, – кивнул Леонард.
Леонард – это болезненного вида мужчина лет тридцати, сероглазый блондин с выделяющим его носом-картошкой, одетый в точно такую одежду с такой же «огражданенной» военной кепкой. Кожа его лица была тёмного цвета, в основном по причине болезни почек.
Он достал из-за пазухи кипу листов.
– Надо было выбрать менее приметное место, – недовольно произнёс Жак, пряча листы в сумку почтальона. – Фараоны совсем озверели…
Содержимым листов являлся список первой главы «Капитала» с комментариями, труда, который неожиданно появился в Париже несколько недель назад.
Простой народ очень заинтересовался работой неизвестного немца[16], который писал об очень дельных вещах. Особенно им понравилась теория прибавочной стоимости. Для простых рабочих умов всё выглядело так: фабриканты оплачивали лишь незначительную часть затрачиваемого ими труда, разницу помещая себе в карман. Это было очевидно и вопиюще несправедливо, когда ты непосильно работаешь под десять-двенадцать часов в сутки и остаёшься бедным, а владелец завода сидит на заднице ровно и получает сверхприбыли от такой эксплуатации, конкурируя с другими игроками на рынке. Интуитивно это понимали все участники данного процесса, но Маркс объяснил всё это детально, дополнительно просветив любого желающего читателя о том, когда, каким образом и почему всё это происходило.
Книги переписывались, перепечатывались, стремительно распространяясь среди рабочего общества.
Возвращение якобинцев всколыхнуло рабочее общество, жаждущее освобождения. Люди были воодушевлены, ведь подумать только: они сначала очень жестоко убили верховного судью, которого потом хоронили в закрытом гробу, а на следующий день каким-то образом обрушили и сожгли главный департамент жандармерии, располагавшийся до недавних пор рядом с Елисейским дворцом, где в этот момент пребывал сам император.
Это были сигналы к грядущим изменениям, ведь очевидно, что у якобинцев явно есть какой-то продуманный план.