Когда они приехали к мадам Фуке, граф Нортклифф показал Николасу с дюжину рисунков, изображавших неестественно вытянутых в длину женщин, с виду весивших не более перышка, а также великое разнообразие тканей всех цветов, даже таких, о существовании которых он и не подозревал. Кроме того, граф засыпал его вопросами. Все остальные стояли рядом, почтительно ловя каждое слово. Наконец граф объявил, что вкус у Николаса вполне удовлетворительный.
— Розалинда, — добавил он, гладя ее по щеке, — тебе повезло. У Николаса неплохой вкус, и со временем он станет еще лучше. Теперь могу признаться, что я тревожился, поскольку нахожу странным, что так много моих знакомых женщин носят цвета, которые придают их коже вид овсяной каши. Но с Николасом тебе не о чем беспокоиться. Ты никогда не будешь напоминать собственный завтрак.
Граф показал на карандашный портрет бледной дамы, выглядевшей так, словно она парила на высоте добрых трех дюймов над полом.
— Ты никогда не опозоришь себя, надев этот уродливый оттенок зеленого, с дурацкими рядами оборок по подолу. Взгляни, от этого у меня печень сохнет!
Но с печенью Розалинды ничего подобного не происходило. О, эти чудесные оборки. В них она тоже будет парить над землей!
Впрочем, у нее хватило ума промолчать. Зато дядя Дуглас и Николас переглянулись. А мадам Фуке так обожала дядю Дугласа, что во всем с ним соглашалась. И тому, похоже, нравилась ее неприкрытая лесть.
Когда, наконец, ее подвенечное платье было объявлено вполне приемлемым, Розалинду и Николаса отпустили с миром. Николас подмигнул и взял ее за руку.
Экипаж остановился перед домом Шербруков. Не успели они спуститься, как из двери вылетел бледный Уилликом и сообщил, что мисс Лорелея Килборн похищена.
Глава 20
Оказалось, что Грейсон и Лорелея гуляли по Гайд-парку, когда из-за кустов внезапно выскочили два разбойника. Они ударили Грейсона по голове, а когда он очнулся, обнаружил, что Лорелея исчезла.
Правда, уже через два часа ее бесцеремонно выбросили из экипажа на крыльцо дома Шербруков, всю в синяках, грязном порванном платье и немного не в себе, но в остальном невредимую. Все Килборны: мать, отец и четыре дочери — столпились в гостиной. Александра и Софи пытались их успокоить.
Джентльмены только что вернулись с осмотра места похищения, и, к их величайшему удивлению, в дверях появилась Лорелея, поддерживаемая Уилликомом. Ее мать пронзительно вскрикнула, прижала руки к груди и ринулась к своему дорогому цыпленочку.
— Господь вернул мне мое сокровище, — повторяла она, обнимая свое дитя. Остальные сокровища рыдали. Судя по виду лорда Рейми, он отчаянно нуждался в бренди. Сообразив это, Грейсон немедленно сунул ему рюмку с лучшим бренди своего дядюшки. Поскольку именно Грейсон не уберег его дочь, было необходимо оправдаться в глазах отца. Нужно к тому же сказать, что этот сорт бренди был любимым у дяди Дугласа.
По требованию последнего уже через полчаса прибыл сам сэр Роберт Пиль, чтобы расспросить мисс Килборн, в изящной позе возлежавшую на голубом парчовом шезлонге, с прикрытыми дорогой шалью ногами и чашкой чаю в руке. Позади стоял Грейсон, держа руку на ее плече. И поскольку он предусмотрительно заявил, что потрясен ее храбростью, Лорелея, не обращая внимания на слезы родных, спокойно заговорила:
— Я боялась, что мистер Шербрук мертв, потому что один из этих негодяев сильно ударил его по голове. Я сопротивлялась, сэр Роберт, но они оказались сильнее. Второй подхватил меня и перекинул через плечо. Отнес в экипаж, спрятанный в темном переулке, и швырнул внутрь, после чего заткнул мне рот и связал руки за спиной. Он не сказал мне ни слова, только довольно хмыкнул, словно радуясь, что так ловко сумел все устроить. Дверца захлопнулась, и меня куда-то повезли. Минут через пятнадцать экипаж остановился, и дверца открылась. Но прежде чем я успела опомниться, кто-то вытащил кляп и прижал к лицу носовой платок. Я вдохнула тошнотворно сладкий запах и, должно быть, потеряла сознание, потому что больше ничего не помню. Очнувшись, я поняла, что лежу на сиденье экипажа. Голова болела, в глазах мутилось, а ноги словно налились свинцом. Экипаж остановился, меня выволокли наружу и бросили на крыльце. Я успела увидеть, как экипаж уносится прочь. Мне удалось стукнуть ногой в дверь. Вышедший Уилликом развязал мне руки и помог подняться.
Сэр Роберт, которого природа наделила гордой осанкой, медленно кивнул хорошенькой девушке.
— Весьма подробные показания, мисс Килборн. Вы не заметили ничего особенного во внешности людей? А экипаж? Какой это был экипаж?
Лорелея немного подумала.
— Мужчины были обычными громилами. Отбросами общества. Из тех, что вечно отираются у нашего деревенского кабачка: грязная одежда и злые глаза. Вид такой, словно они ежеминутно готовы вспороть вам живот и ни на секунду об этом не пожалеют.
— Они не называли друг друга по именам? Ничего не говорили?
— Я слышал, как один сказал, что надеется, что парнишка не откинул копыта, поскольку им не заплатили за то, чтобы кого-то пришить. Да… и на дверце экипажа был какой-то герб. Его попытались закрыть тряпкой. Но она сбилась. И я видела…
Она прижала ладони к вискам.
Ее мать со стоном поднялась, чтобы броситься к дочери, но сэр Роберт жестом остановил ее. Леди Рейми села.
— Вы очень умны и хладнокровны, мисс Килборн. Подумайте немного и вспомните, что это был за герб. А вы, лорд Рейми, должны гордиться такой дочерью. Она не из тех трусих, кто падает в обморок при первых признаках опасности.
Сестры Лорелеи переглянулись, распрямили плечи и наскоро вытерли слезы.
— Герб, — сказал он. — Цвет. Форма. Все, что можете припомнить.
— Я видела дверь не более нескольких секунд. Там были изображены львиные лапы… красный круг и золотая лента вокруг него. Похоже, лев, стоя на задних лапах, поддерживал земной шар. Но это все, что я помню.
— Они связали вас, заткнули рот, но ничего более? Они вам не угрожали? Не намекнули, что хотят получить выкуп?
— Нет. Но все время ругались, особенно когда я укусила одного за руку. Но он не ударил меня. Ничего не сказал. Только выругался. А потом прижал платок к моему лицу. И я потеряла сознание.
Сэр Роберт вскоре откланялся, хотя прекрасно понимал, что всей правды ему не сказали и что случившееся имеет куда более глубокую подоплеку, чем кажется с первого взгляда. Еще через пятнадцать минут уехали дамы Килборн. Дочери заботливо поддерживали мамашу, поскольку Лорелея, по всей видимости, прекрасно себя чувствовала.
Лорд Рейми, выпив три рюмки великолепного бренди графа, все-таки продолжал бросать неприязненные взгляды в сторону Грейсона. Однако тот обещал приехать на следующий день, если окончательно оправится от удара. Розалинда ничуть не сомневалась, что обещание он сдержит, если учесть его самодовольную улыбку, адресованную Лорелее.