Тавалиск посмотрел на корзину с фруктами - больше в комнате ничего съедобного не было. Персики и сливы дразнили его своей налитой спелостью. Как же Тавалиск ненавидел их! Он стал щипать струны с удвоенным рвением.
- И что, его кошелек после этого потяжелел?
- Не могу сказать наверняка, ваше преосвященство, но от того дома он прямиком направился на рынок и купил себе две обновы.
- Шерстяные или шелковые?
- Шелковые, ваше преосвященство.
- Ну вот мы и получили ответ. Наш человек продал то, что знал, Старику.
- Ваше преосвященство столь же мудры, сколь и музыкальны.
- Так ты оценил мою игру, Гамил? - Тавалиск завел на лире новую, очень громкую мелодию.
- У меня нет слов, ваше преосвященство.
- С великими артистами всегда так, Гамил. Они будят чувства - не слова. - Архиепископ завершил свой мотив изысканной трелью, даже своим притупленным слухом поняв, что взял не совсем верные ноты. Ну да ничего не одна лишь чистота исполнения служит мерилом гения. - Итак, Гамил, сказал он, откладывая лиру, - насколько близко Старик знал Бевлина?
- Нам известно, что время от времени они переписывались, ваше преосвященство. Последний обмен письмами состоялся сразу после возвращения рыцаря с Ларна.
- Мне сдается, Гамил, Старику не понравится, что его доброго приятеля Бевлина пришил тот, кому он оказал помощь.
- Это так, ваше преосвященство. Старик известен верностью своим друзьям.
- И что он, по-твоему, предпримет?
- Кто его знает, ваше преосвященство, - слегка пожал плечами Гамил.
- Ты, Гамил! Ты знаешь. За это я тебе и плачу.
- Такие вещи трудно предсказать, ваше преосвященство. Возможно, он захочет отомстить за смерть Бевлина, убив рыцаря.
- Гм-м. Эта ситуация требует наблюдения. Последи за воротами и гаванью. Я хочу знать, не покинет ли город кто-либо из людей Старика.
- Слушаюсь, ваше преосвященство.
Тавалиск дернул звонок, терзаясь от голода. Игра на лире обострила его аппетит до предела. Неудивительно, что многие известные артисты жирны, как свиньи.
- А нашего человека, пожалуй, следует взять под стражу, Гамил. Я не могу допустить, чтоб мой шпион изменял мне безнаказанно. Притом, когда ему развяжут язык на дыбе, мы, глядишь, и выясним, что задумал Старик в связи со смертью Бевлина. - Тавалиск убрал лиру, напоминающую ему своей формой гранат - его любимый плод. - Что там еще у тебя?
- До меня дошел довольно тревожный слух касательно Тирена, ваше преосвященство.
- И что же в нем такого тревожного, Гамил?
- Тирен будто бы велел рыцарям перехватывать все рорнские грузы, идущие на север.
- Неслыханно! Кем алчный святоша себя возомнил? - Тавалиск снова дернул шнур звонка - теперь он нуждался не только в еде, но и в выпивке. Я хочу, чтобы этот слух проверили как можно скорее, Гамил. Если он верен, надо будет предпринять ответные меры.
Если грядет война, пусть никто не посмеет сказать, что Рорн долго раскачивается. Архиепископ едва заметно улыбнулся. Право же, это возбуждает. В Обитаемых Землях давно уже не было приличной потасовки - а поскольку заварится она на севере, от нее не пострадает ни Рорн, ни сам архиепископ.
- Постараюсь докопаться до истины, ваше преосвященство. Позвольте покинуть вас, если я вам более не нужен.
- Прошу тебя, останься, Гамил. После легкой закуски я собирался проиграть все сочинения Шуга, и твое мнение крайне ценно для меня.
- Но это займет часов пять, если не больше, ваше преосвященство.
- Я знаю, Гамил, и хочу доставить истинное удовольствие такому страстному любителю музыки, как ты.
Ровас занимался делом, превращая шесть мешков с зерном в восемь. Джек наблюдал этот неблаговидный трюк во всех подробностях. Засыпав в мешок на четверть ячменя, Ровас добавил туда опилок, потом насыпал зерна доверху и завязал мешок бечевкой.
- Разве так можно? - сказал Джек. Ровас ухмыльнулся, оскалив белые зубы:
- Другие добавляют в зерно кое-что и похуже опилок, мой мальчик.
- Что, к примеру?
- Толченые кости, землю, песок, - повел рукой Ровас. - Те, кому достанется мое зерно, должны счастливцами себя почитать. Я постарался на совесть - опилки хорошие, чистые. Никто уж точно не подавится - а я слыхал, они и для пищеварения полезны.
- Не так для пищеварения, как для твоего кармана.
- А какой прок заниматься торговлей, коли ты на ней не наживаешься? Ровас взъерошил Джеку волосы. - Ты еще молод, парень, и жизни не знаешь. Миром испокон веку правила выгода. - Он перекинул один из мешков через плечо. - Тебе еще многому надо учиться, Джек, - и я, с позволения сказать, как раз тот человек, который способен тебя всему этому научить. - И Ровас вышел, чтобы погрузить зерно на телегу. Закончив, он сказал Магре, хлопочущей у огня: - Пошли, женщина. Поедешь со мной на рынок, как подобает доброй жене. Видишь ли, парень, покупатели больше доверяют людям семейным.
- Может, и мне заодно поехать? - развеселился Джек. - Сойду за вашего сынка.
Ровас хлопнул его по спине:
- Ты все схватываешь на лету, парень. Однако ничего у нас не выйдет. Я знаю здешних покупателей много лет, и внезапно нашедшегося сына им будет трудненько проглотить.
- Как и твое зерно.
Ровас расхохотался, и даже всегда угрюмая Магра проявила признаки веселости. Контрабандист застегнул свой пояс, заткнув за него меч и кинжал.
- Когда я вернусь, парень, я поучу тебя владеть оружием, как подобает мужчине. - Он весело подмигнул и вышел, а Магра поплелась за ним.
Джек вздохнул с облегчением, радуясь, что остался в одиночестве. С самой гибели Мелли у него не было случая подумать как следует. Он придвинулся поближе к огню и налил себе чашку подогретого сидра. Сладкий хмельной аромат яблок напомнил ему о жизни в замке Харвелл. Там на кухне тоже часто пахло яблоками - их пекли или делали из них сидр. Как ему просто жилось тогда: ни опасностей, ни тревог, ни вины!
Джек провел рукой по густой колючей щетине на подбородке и шее - уже много дней, как он не брился. В последний раз он делал это в то утро, когда халькусские солдаты нагрянули в курятник... когда убили Мелли.
Джек швырнул чашку в очаг, разбив ее о заднюю стенку. Нельзя ему было тогда уходить! Это его, а не Мелли должны были забить до смерти. Он подвел единственного человека, который на него полагался. Джек уронил лицо в ладони, зарывшись пальцами в виски. Вина обретала осязаемость - она росла у него внутри, требуя выхода. Резкий вкус металла обжег язык.
Полка, висевшая над очагом, затрещала и рухнула, и все бывшие на ней горшки и сковородки посыпались в огонь.
Джек в ужасе попятился. Дверь позади него открылась, и вошла Тарисса.
- Что ты натворил? - вскричала она и метнулась к очагу, пытаясь спасти хоть что-нибудь из недельного запаса провизии, рухнувшего в огонь. - Да не стой же столбом, помогай мне! - Схватив кочергу, она выгребла из пламени баранью ногу. - Сверху все сгорело, но внизу еще порядочно мяса. Оберни руку ковриком и вытаскивай все горшки, которые сможешь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});