Храмовые юристы переписывали законы, приводя Уложения Цании в согласие с Правдой Лаги.
Тяжёлый труд этот был по силам немногим. Осложняло его то, что во всём городе нашлось лишь четыре копии Правды, и ещё одну предоставил храму Дом Риян. В скрипториях день и ночь корпели писцы. Но жители города не могли дождаться окончания работ. Ещё не все пожары были потушены, когда в храм потекли первые иски, жалобы и прошения.
Насколько знал Арга, среди цанийцев сыскался лишь один настоящий знаток Правды — совсем молоденький законник, вчерашний семинарист. Сейчас он был главным человеком в храме и сам Преподобный Судья исполнял обязанности его помощника. «Что же, — подумалось Арге, — по крайней мере священники Джандилака благоразумны».
Просителям и истцам благоразумия недоставало.
Время от времени слуха Арги достигали гневные вопли. В последний раз какой–то несчастный клялся богами, что его супруга получит какой–то ковёр только через его труп. Ему пытались напомнить, что он и вправду рискует жизнью ради ковра, ведь если почтенная мэна откажется от обряда примирения… «Вот тогда она и получит ковёр моей бабушки! — вопил старик. — А пока я жив — нет!..» Иные, совсем обезумев, кидались со своими ходатайствами к главам Великих домов или даже к самому Арге. Чтобы прогнать их, страже приходилось обнажать оружие.
Обряды примирения Арга дозволил. Эрлиак поддержал его. Лакенай была счастлива, а Каудрай даже прислала о том отдельное письмо с благословениями. Но в действительности Арга прислушался скорей к доводам разума. Цанийцы не были народом, который укрощают и устрашают казнями. Они думали лишь о своей торговле и своём серебре. И это было хорошо. Цании предстояло стать для Аттай источником серебра, столь же богатым, как Голубая Наковальня. Ей предстояло возвратить долги Святому Престолу Весны — и оплатить будущий поход на Элевирсу. Потому цанийцев следовало беречь, хотя и не давать им воли.
Святой Престол… Арга подумал о Каудрай. Сейчас она готовилась к дальней поездке. В Цании должна была пройти торжественная церемония по случаю Принятия в Цветение и Святейшая хотела провести её лично. До Арги доходили слухи, что Эрлиак пытался её отговорить. Путь в Цанию был слишком тяжёл и долог для Святейшей в её возрасте. Эрлиак мог заменить её. Но Каудрай осталась тверда. Арга надеялся, что она здраво оценивает свои силы.
Он наконец расслышал стук в дверь. На площади было слишком шумно. Арга прошёл в комнату и впустил Эрлиака. Тот находился в превосходном расположении духа. Светло–серые одеяния из тонкого полотна стягивал золочёный ремень, а на плечах сверкало драгоценное ожерелье. В длинные волосы Эрлиака были вплетены несколько спелых колосьев.
— Всё готово к церемонии, — сказал священник, — и я, признаться, удивлён. Прошли считанные дни. Позавчера эти люди сидели за стенами и клялись, что мы требуем невозможного. Вчера они с нами дрались. Сегодня мы их лучшие друзья и почитаемые покровители.
Арга хмыкнул.
— Цанийцы — люди дела. Они умеют упорно трудиться и искать наилучшие пути. Если бы они воевали так же, как торгуют, равных им воинов не нашлось бы под солнцем… Сейчас у них новая цель. Эта цель — примириться с нами и найти тёплое местечко под крылом Аттай. Вот они и добиваются своего.
— Уже почти добились, — заметил Эрлиак и засмеялся.
— Не обольщайся, — ответил Арга с улыбкой. — Признаться, я тоже удивлён. Неужели ты им веришь? Разве ты, святой отец, не должен читать в сердцах?
Эрлиак прищурился.
— Раз уж на то пошло, позволь мне немного почитать в твоём сердце.
Арга воззрился на него, заломив бровь.
— Что?
Эрлиак прошёл вперёд и закрыл двери на балкон. Гомон отдалился.
— Ты собираешься объявить этого мальчика, Лесстириана, главой Цанийской Коллегии.
Арга замолчал. Некоторое время он провёл, размышляя, потом сел у стола и открыл початую бутылку вина. Улыбаясь, Эрлиак сел напротив.
— Честно говоря, — признался Арга, — до сих пор я об этом не думал. Но сейчас — действительно собираюсь. Это кажется лучшим решением. Лесстириан одарён, разумен, у него спокойный нрав, он не злопамятен и будет нам верен.
— Тебе, — поправил Эрлиак. — Он будет верен тебе.
— Чем это плохо?
— Это не плохо, — Эрлиак откинулся на спинку кресла. — У этого есть одна… особенность. Слух, который сейчас распространяется по городу. Пресечь его невозможно. Если попытаться, он лишь окрепнет.
— Не говори загадками.
— Люди видели, как ты вёз его на своём седле.
— А как бы ещё я его вёз? На боевом коневолке…
— Арга, ты же не настолько наивен, — Эрлиак поморщился. — В Цании ходят легенды о наших нравах. Нас считают неистовыми распутниками. Теперь цанийцы убеждены, что ты не только взял его под защиту, но и сделал своим любовником.
Арга расхохотался так, что выплюнул вино обратно в чашу.
— Когда бы я успел? — выдавил он сквозь смех. — Сегодня у меня выдался первый час покоя. С цанийскими отцами города я в эти дни говорил больше, чем с людьми моего дома. А Лесстириана и вовсе не видел.
— Слухам это не мешает.
— Эрлиак! — сказал Арга. — Даже если бы это было правдой — ну и что?
Священник вздохнул с видом бесконечного терпения.
— Среди весенних тоже ходят легенды о нравах окрестных народов, — он пододвинул к себе чашу и плеснул вина. — Как водится, кое–какие лгут, другие — нет. Цанийцы будут думать, что мальчик может повлиять на тебя. Что ты станешь исполнять его просьбы.
— И завалят его ходатайствами, — понял Арга.
— А у него и вправду мягкий и добрый нрав. Его просто с ума сведут. И он обязательно попытается хотя бы что–то у тебя выпросить.
— В этом нет плохого.
— Думаешь? — Эрлиак глянул искоса. — Что же, дело твоё. Ты знаешь, что цанийцы хитрее нас. У их просьб может быть иная, скрытая сторона.
— Надеюсь, что ты прочтёшь их сердца, — усмехнулся Арга.
Эрлиак покачал головой.
— Если я вовремя окажусь рядом… И, кроме того, Арга, не забывай, что ты ныне — всевластный повелитель. Склонить на ложе побеждённого, который жаждет не утех, а лишь защиты и выгоды — не то соприкосновение тел, которое угодно Фадарай.
Арга сдвинул брови.
— Последнюю проповедь об этом, — сказал он хмуро, — я выслушал в пятнадцатилетнем возрасте. И с тех пор надеялся, что с ними покончено. За кого ты меня принимаешь?
Эрлиак развёл руками.
— Прости. Я обязан был это сказать. Арга, ещё одно дело, намного важнее. Где Маррен?
Арга поставил чашу на стол.
— Здесь. Рядом, через дверь. Дверь заперта, но я думаю, что и это лишняя предосторожность. Закон Прощения… поразительно могуществен.
Эрлиак посмотрел ему в глаза. Всякое подобие улыбки исчезло, теперь священник был печален и строг. Арга снова нахмурился.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});