– А ты не боишься проиграть? – заботливо поинтересовался он.
Тонька прямо жгла его своими ведьминскими глазищами:
– А я не проигрываю. Запомни, мальчик!
И тут Костян Коротков внес неожиданное уточнение:
– Лады. Будет тебе брюлик. Только ты нам видео предъяви.
– Чего?
Развязку приблизил Варуш. Он направил объектив смартфона на себя и размеренно произнес:
– Короче. Студенты пятнадцатой группы Антонина Большова и Никита Коршунов заключили пари сроком на один месяц. Или Антонина покажет порно с Иноком, или будет нам танцевать стриптиз. Все. Репортаж окончен. У микрофона был Варуш Карапетян.
Тонька спрыгнула со стола. В ее потухших глазах больше не было и следа от прежнего куража. Лица однокурсников слились для нее в одну серую массу. Она бросила тревожный взгляд на Коршунова, но тот уже двинулся к двери. За ним потянулись остальные. Аннушка так и не пришла на урок.
Тонкая беспомощно огляделась по сторонам. С портрета на стене на нее сурово взирал Ф.М. Достоевский.
24
Инок разглядывал себя в зеркале в прихожей. Деда дома не было, и никто не мешал ему предаваться этому занятию, которое так увлекает подростков обоего пола, мечтающих о привлекательной внешности. Нельзя сказать, что он очень нравился себе. Скорее наоборот, он разглядывал свою внешность, как несколько дней назад разглядывал мышей в клетке – с каким-то холодным интересом. Наверное, с таким же бесстрастием оценщик рассматривает выставленную на продажу картину, а биолог – микробов, кишащих под микроскопом.
Ранки на его лбу уже окончательно зарубцевались, и он отодрал пластырь. Теперь его внимание привлекли угри на носу. Эти черные капельки появились там уже довольно давно, но он решил рассмотреть получше только сегодня.
Потрогав одну из черных жирных точек, юноша решил избавиться от нее. Недолго думая, он всадил ногти поближе к черной точке, и сильно надавил на кожу носа. Угорь сначала не поддавался, но после нескольких энергичных вдавливаний черная корочка полезла из поры. К удивлению исследователя, она не отвалилась, а повисла на длинной светлой ножке.
«Ничего себе! – поразился Иннокентий. – Да у нее настоящий хвост!» Он снова стал давить мякоть носа, причиняя себе довольно сильную боль. Наконец, когда на его пальце оказался весь гнойный хвост, он снова подумал: «Похож на слизня.»
Разглядывая выдавленный акне, молодой естествоиспытатель вдруг почувствовал необычайное облегчение. Ранка, между тем, стала еще сильнее зудеть и кровоточить. Заметив, как на носу растет капелька крови, юноша сильно испугался. Он вспомнил капельки крови на мышиной шкурке и, пробормотав «З-зачам же я т-так!», метнулся в ванную, где стоял дедовский одеколон. Превознемогая боль, он вылил на лицо все, что оставалось во флакона. Лишь после этого он сообразил, что пора вымыть руки.
После сотрясения мозга, которое он перенес два с половиной года назад, он долго приходил в себя. В его мозгу словно что-то заклинило, и он стал работать совсем не так, как раньше. Он заново учился говорить, писать, завязывать шнурки. Он словно вернулся в детство, только теперь больше не тянулся к новым людям и новым знаниям.
Но за последнюю неделю в его голове словно повернули джойстик. Память словно прояснилась и возвращала ему былые способности и умения. Ее чистая доска сама собой заполнялась словами, формулами и алгоритмами. Он стал вновь думать о движках, уровнях и концепции новой игры.
Инок вновь бросил взгляд в зеркало. Нос сильно распух, но во всем облике было что-то новое, цепкое, острое. Не снимая ботинок, он зашел в дедовскую комнату и решительно открыл верхний ящик секретера. Вынув их конверта три красноватые купюры, он бесшумно задвинул ящик и выскользнул за дверь.
Домой он вернулся ближе к полуночи, когда дед уже хотел звонить в полицию.
– Где ты был, паразит? – вместо приветствия спросил он внука, но заметив его распухший нос, только покачал головой.
Внук же не спешил с объяснениями. Он не спеша снял куртку в прихожей, а потом так же медленно прошел на кухню, оставляя после себе грязны разводы на полу. Встав прямо под лампочкой, он стал закатывать левый рукав. Дед смотрел на него, как на пришельца.
Засучив рукав черной несвежей рубашки, юноша показал родственнику забинтованное плечо.
– Тебя что, ранили? – не то с ужасом, не то с надеждой произнес дед Мошкин.
Вместо ответа отпрыск взял со стола нож и надорвал бинт. Сорвав повязку, он поднес кулак прямо к носу старшего родственника:
– Н-ну как?
На нежной юношеской коже, покрасневшей от тысячи мелких уколов, гадко лыбился семиголовый уродец с короной на брюхе. Все морды непонятного существа были разные, но каждая по-своему омерзительна.
Дед Мошкин охнул и со звоном уронил вилку на кафельный пол.
25
Тонкая делала вид, что позабыла о стычке с приятелями и пари, которое она в пятницу заключила с Коршуновым. За выходные она полностью изменила свой имидж: перекрасила волосы в естественный пепельный цвет и сделала высокую прическу при помощи заколки-короны. В понедельник на ней были новые ультрамодные джинсы, которые едва прикрывали бедра. На штанах сверкали стразы Сваровски, а в ее глазах блестел азарт. Поигрывая бедрами, юная искусительница села за первую парту, чтобы Королев мог теперь как следует на нее насмотреться.
– Привет! – взмахнула она ресницами, точно крыльями, усаживаясь рядом с ним.
В ответ Инок что-то промычал себе под нос.
– Ты не возражаешь, если я тут посижу? – продолжала хищница. – А то эти придурки совсем слушать не дают.
– С-сиди! – коротко ответил Королев и уткнулся в свой планшет.
Он совсем не спешил оценить ее лебединую шею, стройные ноги и тонкую талию.
Тогда Тонька сама принялась его разглядывать. Через месяц этот непонятный паренек должен быть от нее без ума. Сам же он был совсем не похож на принца. Едва зарубцевавшиеся ссадины на лбу, распухший нос, грязные волосы, – все это не слишком вдохновляли юную ведьмочку.
– А ты прикольный! – наконец выдавила она и принялась записывать непонятные слова, которыми уже десять минут подряд сыпал препод.
Разглядывая бывшего вундеркинда, Тонька все больше удивлялась: и зачем она вообще втянулась в эту рискованную игру? Ее раззадорили, разозлили, это факт. Она вспыхнула, как спичка.
Девушка с ресницами-бабочками уже не в первый раз упрекала себя за вспыльчивость, но ничего не могла с этим поделать. Она любила рисковать – и в этом был ее особый кайф. Покорить Москву, овладев искусством соблазна – разве не в этом смысл молодости? Ведь только так можно пробиться, стать звездой и вырваться из той серости, которая царит везде и повсюду.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});