– Это оскорбительный вопрос.
– Вы вправе так считать. И все-таки прошу Вас ответить.
– Разумеется, я не диктатор.
– Но ведь невозможно не быть ни тем, ни другим, – заметил Бэллард. – Либо Вы получаете инструкции, либо нет. Так как, мистер Кроуэлл?
– Как председатель, я подчиняюсь правлению. Все решения принимаются сообща.
– Весьма демократично, – проговорил Бэллард. – Но решение о моем назначении на пост директора не было совместным решением правления, не правда ли, мистер Кроуэлл?
– Это решение не обязательно должно было быть единогласным, – ответил Кроуэлл. – Как Вы изволили заметить, это демократичная процедура, где решает большинство.
– Но не такая демократичная, чтобы кто-то решал единолично. Разве неизвестно, что тот, кто контролирует большинство голосов, управляет и компанией?
– Это обычная система.
– И Вы показали, что указание о моем назначении было принято держателем большинства акций в Лондоне. Этот акционер – член правления?
Кроуэлл испуганно вздрогнул. И ответил глухо:
– Нет, вовсе нет.
– Значит, это неправда, что ваше правление директоров не имеет реальной власти и поэтому весьма далеко от демократизма?! Значит, по-вашему, это неправда, что компания контролируется откуда-то извне? Например, из Лондона?
– Вы неправильно представляете ситуацию, – угрюмо произнес Кроуэлл.
– Давайте перейдем от моего назначения к увольнению, – сказал Бэллард. – Указание о моем увольнении тоже пришло из Лондона?
– Это не исключено.
– Уж Вам-то наверняка это известно Вы – председатель компании.
– Но я не обязан контролировать ежедневные дела компании.
– Нет, – согласился Бэллард. – Это обязанность директора. Вы сами показали это. Разумеется, Вы не предполагаете, что я сам себя уволил?
Дэн Эдвардс не смог удержаться. Громкое хихиканье донеслось из ложи прессы, и Гаррисон посмотрел вверх, нахмурившись.
– Это просто смешно, – заметил Кроуэлл.
Бэллард сухо ответил:
– Мне так не кажется. Остается еще одна альтернатива. Не считаете ли Вы, что увольнение директора шахты было столь незначительным событием в ежедневной текучке, что Вам о нем просто не сообщили?
– Разумеется, не считаю.
– Тогда Вы знаете, от кого исходит инициатива моего увольнения, правильно?
– Теперь я припоминаю, инструкция о Вашем увольнении действительно была получена из Лондона.
– Понятно. Но и это не ответ на мой вопрос. Разве Ваша связь с Лондоном не свидетельство того, что Ваше правление – всего-навсего марионетка, за ниточки которой дергают в Лондоне? Разве предположение, сделанное Вами, не доказывает, что компания может предстать не в самом лучшем свете благодаря данным этой Комиссии показаниям? А Ваше предположение о том, что я, как неопытный новичок, лучше всех подхожу на роль человека, на которого можно спихнуть ответственность, и именно тогда-то и была дана инструкция из Лондона о моем увольнении?
– Протестую! – воскликнул Рикмен. – Мистер Бэллард не имеет права решать за свидетеля.
– Пожалуй, я согласен, – ответил Гаррисон. – Мы не можем допустить вопросы в такой последовательности, мистер Бэллард.
– Я снимаю вопрос. Вернемся к моему телефонному разговору с мистером Кроуэллом. Что Вы сделали, когда линия отключилась? Ах, да; Вы стали советоваться с женой, не так ли? О чем именно Вы говорили?
– Я не помню.
И Кроуэлл добавил с раздражением:
– Было очень поздно, мы оба очень устали.
– Когда Вас разъединили, Вы пробовали перезвонить?
– Нет.
– Нет? Почему нет?
– Вы слышали мои показания. Я думал, Вы пьяны.
– И как долго Вам казалось, что я пьян, мистер Кроуэлл? – мягко спросил Бэллард.
Кроуэлл выглядел встревоженным и растерявшимся.
– Я не понял Ваш вопрос.
– Это очень простой вопрос. Отвечайте, пожалуйста.
– Я совсем не думал об этом.
Бэллард пододвинул к себе листок.
– Вы сообщили, что Ваш секретарь оставил множество сообщений от меня. Вы также сказали, что, судя по количеству и тону этих сообщений, дело было неотложным. Значит, Вы считали, что я был пьян целый день? Первый раз я оставил Вам сообщение в одиннадцать тридцать утра.
– Я уже сказал Вам. Я не думал об этом.
– Похоже, что так. Так Вы не пытались мне перезвонить?
– Нет.
– И Вы не пытались связаться с Министерством гражданской защиты?
– Нет.
– Мне просто интересно, мистер Кроуэлл, что же Вы сделали? После разговора с женой, я имею в виду.
– Пошел спать.
– Вы пошли спать, – медленно повторил Бэллард. – Благодарю Вас, мистер Кроуэлл. У меня все.
Он подождал, пока Кроуэлл не привстал из кресла наполовину.
– Да, у меня еще один небольшой вопрос. Вы добровольно пришли сюда давать показания, или Вас вызвали повесткой?
– Я протестую, – произнес Рикмен. – Это не имеет к делу никакого отношения.
– Я согласен, мистер Рикмен, – сказал Гаррисон. – Не следует доводить до сведения Комиссии, что мистеру Кроуэллу была послана повестка – мы уже знаем об этом.
Он не обратил внимания на протест Рикмена и спокойно продолжил:
– Теперь, мне кажется, пришло время перерыва на ланч.
14
За ланчем в ресторане Макгилл заметил:
– У тебя все идет нормально, Йен. Этим утром ты снабдил их неплохой информацией.
Бэллард налил себе воды в бокал.
– Вот уж не думал, что Гаррисон позволит мне это сделать.
– Позволит это сделать! Боже мой, он на твоей стороне. Конечно, он давал тебе жару, когда приходилось, но ни разу не прервал тебя. Я думаю, что он немного нарушил устав, когда сообщил во всеуслышание, что Кроуэлл был вызван повесткой. Он согласился с Рикменом и тут же дал ему пилюлю.
Он сделал паузу.
– Мне не кажется, что Гаррисону нравится Кроуэлл.
– Мне самому он не особенно нравится.
– Теперь от твоего семейства ничего хорошего тебе ждать не придется. Эту напыщенную речь о компании, которую дергают за ниточки из Лондона, твои дядья воспримут без энтузиазма. Где ты научился откалывать такие штуки?
Бэллард усмехнулся.
– Я изучил приемы Перри Мейсона.
Он пожал плечами.
– Мне это безразлично. Я уже решил бросить концерн Бэллардов.
– После такой речи у тебя нет другого выбора. Я не думаю, что какая-либо компания Бэллардов наймет тебя теперь. Что ты будешь делать?
– Еще не решил. Что-нибудь да подвернется.
Он нахмурился.
– Все-таки мне интересно, что нужно Стеннингу.
– Ты вообще его знаешь?
– Не очень-то. Старик рассчитывал на него, и я знаю, почему. Это крепкий орешек, такой же крутой, как и сам старый Бен. Бен говорил ему, что он хочет сделать, и Стеннинг прикидывал, как это можно сделать легально. Остер, как бритва.