И все же испанский корабль был не в состоянии идти своим ходом, и было решено, что «Молниеносный» возьмет его на буксир. К тому же корсар не хотел разделять свой и без того поредевший экипаж.
Толстый канат, переброшенный с кормы пиратского корабля, был закреплен на носу испанского, и к вечеру корсары, подняв паруса, медленно поплыли к северу, стремясь укрыться под надежной защитой своего неприступного острова.
Отдав последние распоряжения, Черный корсар велел усилить ночной дозор, ибо после яростной утренней перестрелки в непосредственной близости от берегов Венесуэлы он отнюдь не чувствовал себя в безопасности. Затем он приказал африканцу и Кармо отправиться на испанский корабль и привезти фламандку.
Пока оба посланца, усевшись в шлюпке, уже спущенной на воду, плыли к шхуне, шедшей на буксире за «Молниеносным», Черный корсар быстро шагал по палубе, что выдавало волнение и глубокую озабоченность.
Против обыкновения он выглядел встревоженным. Время от времени капитан останавливался, словно какая-то мысль не давала ему покоя, затем направлялся к Моргану, стоявшему на вахте на полубаке, словно собираясь отдать ему приказание, но, не дойдя до него, круто поворачивал и шел обратно.
Он был еще мрачнее, чем обычно. Моряки видели, как он трижды поднимался на полуют, нетерпеливо глядел на линейный корабль и поспешно возвращался. Остановившись на полубаке, он рассеянно смотрел, как, встав над горизонтом, луна серебрила море волнистыми бликами.
Услыхав, однако, как по возвращении с испанского корабля лодка звучно стукнулась о борт, он поспешно оставил полубак и застыл у лесенки, спущенной с левого борта.
Не держась за поручень, Онората легко, как птица, поднялась на корабль. Она была в том же туалете, но голову ее покрывала разноцветная шелковая шаль с золотой каймой и длинной бахромой, как на мексиканских серапе.
Черный корсар ждал ее, держа шляпу в руке и опершись на эфес шпаги.
— Благодарю вас, синьорина, что вы удостоили мой корабль своим посещением,
— сказал он ей.
— Это я, кабальеро, должна благодарить вас за то, что вы соблаговолили принять меня на своем корабле, — ответила она с грациозным поклоном. — Ведь я ваша пленница.
Предложив девушке руку, он провел ее на корму и пригласил в кают-компанию.
Маленький салон, уютно расположенный под полуютом на уровне остальной палубы, был обставлен с такой элегантностью, что молодая фламандка, привыкшая жить среди великолепия и роскоши, не могла удержаться от изумленного возгласа.
Видно было, что владелец каюты, даже став корсаром, не отказался от удобств и роскоши, к которым привыкли его предки.
Стены салона были обтянуты голубым шелком, затканным золотом, и украшены большими венецианскими зеркалами; мягкий восточный ковер устилал пол, а на широких окнах, выходивших в море и разделенных изящными витыми колоннами, висели легкие кисейные занавески.
По углам были расположены четыре горки с серебряной посудой, в середине — отлично сервированный стол, покрытый белоснежной скатертью из голландского полотна. Вокруг стола были расставлены удобные кресла с большими металлическими набалдашниками на спинке, обитые голубым бархатом.
Два прекрасных серебряных канделябра заливали салон светом, от которого поблескивали зеркала и скрещенные клинки, висевшие над дверью.
Корсар пригласил к столу молодую фламандку и ее спутницу.
Великан Моко принялся подавать на стол кушанья в серебряных тарелках с гербом — это было изображение скалы и сидящих на ней четырех орлов, окаймленное загадочной надписью.
Ужин, состоящий главным образом из свежей рыбы, копченого мяса, тропических фруктов и сластей, отборных итальянских и испанских вин, закончился в полной тишине, так как ни одно слово не сорвалось с уст Черного корсара, а молодая фламандка не посмела отвлечь его от беспокойных дум.
После того как был подан шоколад, по испанскому обычаю в крошечных фарфоровых чашечках, капитан, казалось, решил нарушить становившееся тягостным молчание, царившее в салоне.
— Извините, синьорина, — сказал он, глядя на молодую фламандку. — Извините, что я не сумел занять вас любезным разговором, но с наступлением ночи мою душу часто охватывает глубокая печаль, а мысли обращаются к глубинам Великого залива или уносятся в дальние страны, омываемые Северным морем.
— И это вы? Самый бесстрашный из всех корсаров? — воскликнула молодая девушка в изумлении. — Вы, которому покоряются моря и самые мощные корабли? Ведь по одному вашему знаку сотни людей готовы пойти на смердь, вы не нуждаетесь в богатстве и роскоши, вас считают одним из самых прославленных вожаков флибустьеров. И вы печалитесь?..
— Взгляните на мое платье, синьорина, и вспомните об имени, которое я ношу. Разве нет во всем этом чего-то печального?
— В самом деле… — ответила молодая фламандка, пораженная его словами. — Вы носите темное, как ночь, платье, и флибустьеры дали вам имя, от которого все трепещут. В Веракрус, где я недолгое время гостила, мне рассказывали о вас такие истории, что кровь стыла в жилах.
— Какие же, синьорина? — спросил с горькой усмешкой корсар, вперив свой мрачный взор в лицо молодой фламандки, словно пытаясь прочесть ее мысли.
— Мне говорили, что, собираясь совершить ужасную месть, Черный корсар пересек с двумя братьями Атлантический океан. Один из них носил зеленое, другой — красное платье.
— Так!.. — промолвил корсар, все более мрачнея.
— Мне сказали, что вы всегда отличались суровым и замкнутым характером, что не боялись выходить в море, когда на Антилах бушевал ураган, и что наперекор волнам и ветру ваш корабль бесстрашно бороздил воды Великого залива, бросая вызов силам природы, ибо вам покровительствовали демоны ада.
— Что же дальше? — спросил корсар пронзительным голосом.
— А дальше оба -корсара — Зеленый и Красный — были повешены вашим смертельным врагом, человеком, который…
— Продолжайте, — промолвил корсар, все более мрачнея.
Не закончив фразу, молодая фламандка запнулась, глядя на него с беспокойством и страхом.
— Что же вы умолкли? — спросил он.
— Я не смею говорить, — ответила она нерешительно.
— Вы боитесь, синьорина?
— Нет. Но… Правда ли, что вы можете вызвать души умерших?
В этот миг огромная волна с грохотом налетела на борт корабля, и глухой стон донесся из трюма. Брызги и пена окатили окна, замочив занавески.
Побледневший корсар вскочил на ноги. Он бросил на девушку испытующий взгляд, но в его глазах тут же отразилось глубокое смятение. Подойдя к окну, он отворил его и выглянул наружу.