стали. Хотели эвакуировать, да я уговорил их оставить меня.
– Говоришь, у полотна два ручника? А как же факт уничтожения «артштурма» прошлым утром? – майор, прищурив один глаз и глядя на карту, вновь задал вопрос довольно резко.
– Бронебойщики, – кивнул я. – Только вот справа у вас отличное место для наступления, и новый командир этого недобатальона сосредоточил противотанковые средства именно на том фланге, решив, что вдоль железки вы больше не пойдете. Там открытое место, и потери прошлым утром это подтверждают. Ведь и наблюдателям не видно, что происходит на правом фланге, так ведь?
– Тебя нужно переправить в штаб армии? – внезапно спросил майор.
Мне это было точно не нужно.
– Это не обязательно. Вы можете и сами поставить мне задачу, если таковая есть. Просто предупрежу, чтобы вы лучше поняли специфику. Я – свободный художник, долгое отсутствие в расположении большевиков будет подозрительным. Внедрение к противнику, знаете ли, непростое дело. Меня направили работать, этим я и занимаюсь, не время по штабам бродить. Раз у вас не было относительно меня распоряжений, приказывайте сами.
– Не любишь своих же, русских? – хитро, явно пытаясь меня задеть, проговорил майор.
– Почему? – натурально так удивился я. – Я же сам русский. Я не люблю большевиков, как-то не за что их любить.
– Кто твои родители?
Мля, тебе-то что?
– Они погибли, если можно, то не хотелось бы об этом.
– Погибли от рук нашей армии или большевиков? – не унимался майор.
– Погибли в начале войны, как это произошло, я не знаю. Когда в город вошли ваши войска и собрали нас, малолеток, нам объяснили, что родных у нас больше нет и нам одна дорога – сражаться за Великую Германию, иначе нас просто ждет смерть. Большевики расстреливают всех, кто был на оккупированной территории, зачем мне любить такую власть? – Ложь легко слетала с моих губ, помнится, в будущем товарищ Судоплатов, рассказывая о своих операциях, упоминал о том, как участвовал в факельных шествиях нацистов в Берлине, даже зиговал. Такова судьба разведчика, что ни сделаешь для выполнения задачи?
– Ты выбрал правильную сторону, не каждому дают такую возможность, – кивнул майор, успокоившись наконец. – Если будешь продолжать служить честно и приносить пользу, достигнешь уважения. Пока же… – он взял короткую паузу, после чего обратился к своему адъютанту: – Лейтенант, вызовите охрану, пусть наш русский диверсант пока посидит в камере. Если разведка подтвердит его сведения, отпустим. И да, сообщите в дивизию, если еще не сообщили.
– Мне сделали такое предложение после того, как я наглядно доказал свою преданность, – фыркнул я, решив ответить и оставить за собой последнее слово.
Пипец! А если разведка не подтвердит? Точнее, как они подтвердят то, чего нет? Вот я и попался, похоже. Как же я такое упустил. Если наши удерживали меня до подтверждения данных, то почему немцы должны были поверить на слово? Понадеялся на то, что для немцев я как бы свой, военнослужащий вермахта, а для Красной армии – перебежчик. Что ж, теперь уж поздно думать.
Понравилась камера. Сразу как-то легче дышать стало. Это был обычный подвал, в котором фрицы сделали некапитальную выгородку для вот таких случаев. Камера и не пугала меня, но вот охрана… Выбраться из так называемой камеры можно, но вот выход из подвала охраняется. В любом случае мне нужно сидеть тут и ждать. Свалю раньше времени, путь к немцам мне будет «заказан», но и задерживаться не стоит. Сразу шлепнут, как только вернется разведка.
Что там наверху произошло через несколько часов, я не понимал, но вместо кого-либо, кто выведет меня отсюда, неважно, на расстрел или на свободу, я услышал шум боя. Черт возьми, да еще какого! Долбить начали где-то в стороне, но чуть позже канонада приблизилась настолько, что стало ясно: стреляют наши и прямо сюда. Дом, в подвале которого я находился в данный момент, ходил ходуном. Стало как-то не по себе от осознания того, что могу оказаться заваленным прямо тут, вот же дурацкая смерть…
Охрана, в начале обстрела просто насторожившаяся, сейчас уже бегала и суетилась. Испугавшись, что обо мне просто забудут, начал привлекать внимание фрицев.
– Эй, камрады, отпустите меня наверх, или хотя бы сообщите командиру обо мне. Не хватало еще, чтобы меня тут тупо завалило! – В ответ на меня даже не посмотрели. Я занервничал всерьез. – Унтер-офицер, – это один из моих надзирателей, – хватит делать вид, что вы не слышите! Сейчас наверху атака русских? Каждый солдат на счету, а вы дурью маетесь!
Внезапно фрицы остановились. Они уже было выходили из подвала, но все же задержались. Тот самый унтер, к которому я обратился, поднял винтовку и, не целясь, выстрелил в моем направлении. Что он этим хотел сделать, загадка, но все сложилось для меня просто идеально. Увидев, как унтер-офицер поднимает ствол, я машинально подался назад и, запнувшись обо что-то, рухнул на спину. Еще падая, я услышал выстрел и, ничего не ощутив, затаился. О, как же мне хотелось вскочить, заорать и потребовать позвать какого-либо из офицеров, но я сдержался.
Как оказалось позже, правильно сделал. Уж не знаю, приказ у охраны такой был или дурная инициатива, да только, выстрелив в моем направлении, немцы ушли. Пролежав так минут десять, прикидываясь ветошью, решился все же встать. Подгоняло чувство тревоги и опасности, стрельба-то продолжалась. Подкравшись к проему, ведущему наверх, пытался услышать хоть что-то, кроме грохота боя, но не выходило.
«Да иди уже, больше одного раза не убьют!» – сказал я сам себе и направился наверх.
В подъезде наполовину разрушенного дома, в котором и находился штаб вместе с подвалом, никого не было, но на улице слышалась стрельба. Пробираться пришлось через небольшие завалы, но вылез. В первую очередь удивило то, что стреляли где-то в стороне, как бы даже не на соседней улице. Дело в том, что дом стоял всего лишь вторым от перекрестка, практически на углу. Отсюда до железной дороги совсем ничего, а бой идет вроде как там… Неужели хренов майор полез все же по железке? Беда будет, значит, я просто лох и ничего не понимаю в немецкой логике, если не смог предугадать действий врага. А может, все намного проще. В этом подразделении меня тупо не знают, доверять немцы вообще не умеют, особенно русским, с чего я взял, что меня послушают?
И тут в стороне путей раздался такой грохот, что я даже присел от удивления. Однако. Плелся я именно в ту сторону, когда увидел бегущих немецких солдат. Именно бегущих, спасающихся от чего-то серьезно им угрожавшего. А до