не уходит. Воткнув его что было сил, я снял с головы кепку и бросил рядом. Хрень, конечно, а не маскировка, но попробую. Остаток в десяток-полтора метров проплыл легче, палка не мешала теперь. Добравшись наконец до суши, не дал себе времени на отдых, а прямо не вылезая из воды начал огибать островок. Не нужно оставлять следов моего выхода на сушу, раз уж решил показать немцам, что утонул.
Место для стрельбы я выбрал идеальное. Островок был с небольшим холмиком, а на нем лежало толстое поваленное дерево, сосна, кажется. Под стволом находилась щель, шириной только-только голову просунуть, и для меня это было хорошо. Заняв позицию позади дерева, я осмотрелся. Все подходы к воде просматривались отлично, если немцы идут по моим следам, а в этом, кажется, нет сомнения, то и выйдут они прямо на меня. С тех двадцати пяти – тридцати метров я положу все пули в цель, тем более они будут на открытой местности и ниже меня. Как и сказал – идеальное место. Проверил автомат, протерев лоскутком, оторванным от рубахи, хоть и сырым, но грязи в стволе теперь точно нет. Выложил рядом с собой гранаты, это уже на самый край, когда обойдут, и приготовился к встрече.
Собаки уже не лаяли, скулили, а значит, раз слышу, они близко. Еще минут десять провел в нетерпении, пока не увидел наконец своих гонителей. Немцы шли узким фронтом, между солдатами было метра по два, широковато для меня, накрою максимум четверых в центре, а солдат больше десятка.
– Господин лейтенант, смотрите, там шест торчит!
У, глазастый гад, смотри-смотри, я его для этого и воткнул. Становилось весело, азарт какой-то попер, не отключиться бы в самый неподходящий момент.
– А там плавает какая-то тряпка, – крикнул еще один немец.
Солдаты были из охранной команды, разные, туда вроде как многие попадали из госпиталей, так что люди опытные, но не спецы. Если бы это была слаженная ягдкоманда, меня бы уже вычислили, да и догнали бы намного раньше. Мы с Анной просто имели фору, когда вошли в лес. Точного места захода немцы не знали, пока собаки взяли след, прошло время, да и отрыв у нас был почти в час.
– Они могли и просто воткнуть эту палку (А вот офицер умный, гад.) Сделайте шесты, нужно перебраться через воду.
«Ага, давайте, а я посмеюсь», – подумал я.
Немцы споро так срубили себе шесты и, обтесав тонкие ветки, подходили к воде.
– Глубоко, – констатировал один, упитанный ефрейтор, в пилотке и с винтовкой за спиной.
– Там топь, – добавил еще один, высокий крепкий фриц, зайдя в воду по пояс. – Господин лейтенант, они совершенно точно могли тут сгинуть, засасывает очень крепко, а они ранены…
– Так плывите, раз идти нельзя, перед вами вода, а не песок! – рявкнул офицер.
«Блин, какой же ты настырный, а! Говорят тебе подчиненные, что топко там, так нет, все равно лезет».
Офицер словно знал, что шест торчит просто так, при этом засады он не чуял. Собачек-то уже отвели в сторону, те здорово недовольны моей подлянкой со смесью табака и перца. От них сейчас никакого толка, а новых взять неоткуда. Пока эти прочихаются и смогут вновь взять след, пройдет немало времени.
В воде тем временем находились уже пятеро солдат, все с винтовками, кстати, но это и не важно, стрелять они не смогут, а вот я их положу наверняка, хоть и будут сейчас торчать только головы из воды. Стрелять я буду лежа, с упора, попаду и не поморщусь, вот только надо будет начинать с берега. Без офицера солдаты могут и бросить затею с переправой, но тут как повезет, главное, грамотно управлять ими будет уже некому.
Первой же короткой очередью на два патрона я свалил офицера, тот упал, не успев крикнуть. Дальше отработал по тем солдатам, что были на берегу и вскидывали оружие, пытаясь меня разглядеть и прицелиться. Несколько стрелков успели, но попасть в меня, лежавшего под деревом… Надо отметить выучку врага, не успел еще толком упасть их офицер, как солдаты уже бросились врассыпную и пытались залечь. Укрытий на берегу нет, только тонкие деревца, годящиеся для шестов, не более того. Вжимаясь в землю, немцы открыли огонь, а я продолжал бить прицельно, практически каждой пулей унося чью-то жизнь. На таком расстоянии даже немецкий автомат был как снайперская винтовка, это ж стрельба практически в упор. Кто-то, самый хитрый, пытался сбежать, двое легли с пулями в спине, а я уже переключился на тех, что вылезали из воды. У них была самая неподходящая позиция. Назад нельзя, из воды стрелять не могут, плывут, винтовка в одной руке, второй гребут, никак. Вылезать под автомат тоже не больно хочется, но вариантов нет.
На секунду отложив автомат, кидаю гранату, за ней вторую, когда МП-40 вновь готов стрелять, кстати, там почти нет патронов, во втором магазине была едва половина, и я его оставлял на конец боя, гранаты уже хлопнули. Слышно стоны, с берега, откуда и пришли немцы, доносятся крики, кого-то только ранил, хреново. После разрывов гранат поднимают головы и пытаются стрелять только трое, видимо, двоим перепало осколками, уже хлеб.
Патронов хватило, все отделение немецких солдат лежит на земле. Кто-то убит, кому-то повезло, хоть он сам так и не считает. Охи-ахи доносятся до меня, а патронов нет. Вылезаю, а что делать? Ползти к берегу тяжело, боль вновь одолевает, силы кончаются. У ближайшего немца из рук вынимаю винтовку, с трудом дергаю затвор, патроны есть. Вода в болоте была холодной, я весь мокрый, поэтому меня здорово колбасит, зубы стучать начинают, да от боли кусаю губы. Разглядел только одного раненого, тот пытался кое-как ползти в глубь леса, прочь от болота. Выстрел, винтовка здорово лягнула меня в плечо, все-таки сил на нее у меня сейчас нет. На этот выстрел ушли остатки сил, даже не успел разглядеть, добил немца или нет, а ведь мог и кроме него кто-то выжить. Голову тянет к земле, глаза закрываются, и я, обмякнув, не успев ни о чем подумать, отключаюсь.
– Эх ты ж, мальчонка совсем! – тихое бормотание пробралось в уши и устремилось в мозг, пытаясь заставить его очнуться.
Осознавая факт своего пробуждения, я понимал и то, что не могу даже шевельнуться. Болело все. Где-то на задворках сознания я слышал чье-то бормотание, понимая только то, что говорят по-русски, и всё…