Читать интересную книгу Меня зовут I-45 - Вера Огнева

Луций сжал губы и щелчком послал окурок в сторону светящихся бусин автострад. Подхватил чемодан и заторопился вниз по склону.

– Нет, дождитесь меня.

Сын Эреба

Энцо успел выучить распорядок обходов предкрио еще до первой заморозки. С тех пор мало что изменилось. Проверки ходили раз в сорок минут. Загорался общий свет, и легионеры шли вдоль камер. Бывало, после сверки жизненных параметров начинали вдруг суетиться, выключали силовое поле и вывозили каталку с телом, упакованным в желтый пластик. Иногда заключенный еще дышал, и тогда его отправляли в капсулу медблока для регенерации. Немного латали и замораживали вне очереди.

Иногда легионеры спускались вне графика. Драки в предкрио случались часто, особенно между «псами» и членами других банд. Потому Энцо и песья морда на его плече сидели в одиночке. Никаких драк. Ничего экстренного.

Избиение себя и камеры экстренной ситуацией не считалось.

Энцо въехал коленом в дутый бок раковины. Та соскользнула с креплений, рухнула на пол и раскололась.

Тяжело дыша, он осмотрел осколки. Разогнул и согнул пальцы новой руки – отличной поделки техников легиона. Поднял голову и сощурился на свое отражение. На него смотрел зверь. Синюшная бритая голова, щетина на подбородке. Глаза зло блестят. Перекошенная морда, а не лицо.

Как же он себя ненавидел.

Козлина. Сломал жизнь девчонке.

Он зарычал и ударил стену – живой рукой. Кулак обожгло болью, с ободранных костяшек закапала кровь.

Энцо развернулся и уже в который раз пересек камеру. Глянул на пустой коридор за силовым полем. Чего они ждали? Почему не выпускали? Каждая минута, потерянная в камере, была на вес золота.

Малую нужно искать у Алариха, в этом он не сомневался. «Пес» – тот, на видео с театральной стоянки – не стал бы гоняться за ней просто так. Но для чего она ему понадобилась? Как оказалась в театре? Энцо ничего не понимал. К тому же на записи легионера он заметил одно важное изменение на ее лице. Окуляр. Денег на имплантацию она вряд ли могла раздобыть, значит – что? Дали в долг? Заставили? Принудили обманом?

Энцо втянул воздух через сжатые зубы и ударил койку. Та не шелохнулась – стальные ножки были крепко привинчены к полу. Он ударил снова. И еще раз, так, что нога зашлась болью. Но легче не становилось. Ярость и стыд жгли изнутри. Гнев клокотал в горле.

– С‑сука… – Больше сказать было нечего. – Гребаная сука…

– Двести Шесть!

Знакомый голос отрезвил мгновенно, и Энцо обернулся. За рябью силового поля курила нюхачка – та самая, которая отправила его в криокапсулу. Энцо узнал татуировку на пол‑лица. «Бритва», – вспомнил он и опустил занесенную ногу.

Бритва покрутила ключ‑карту между пальцев. На ногтях чернел облупленный маникюр.

– Готов?

Она провела картой по считывателю, и жужжание силового поля стихло. Путь на свободу был открыт.

Энцо утер рукавом слюну с уголка рта, шагнул в коридор и протянул руки для наручников. Но Бритва качнула головой и поманила его за собой.

– Начинаешь сегодня. Будешь шляться по курии – сунем обратно. Попробуешь сбежать – пристрелим. Понял?

Энцо мрачно кивнул. Он был готов приступить сейчас же. Сию секунду.

Найти Алариха и вырвать его сердце. Так поступали с теми, кто перешел Марсу дорогу.

* * *

Охота началась неплохо.

У него был новый имплантат.

Лазерная спица.

Кастет.

Свежая одежда.

И нейтрализатор из личной коллекции Бритвы. С возвратом, напомнила она. Энцо с легкостью согласился. Если уж его дрянные мощи вернутся на поверхность, нейтрализатор он точно с собой притащит.

Начать он решил с простого и помылся в туалете Управления. С фырканьем намылился, расплескал воду по раковине и белому кафелю. Смыл застарелую кровь с голени, проверил швы. Разрез болел, словно под мышцы вживили не датчик слежения, а целый коммуникатор. Ходить было больно, но для того ему вручили одноразовый шприц с инъекцией обезболивающего.

Им Энцо воспользовался сразу. Разломил пластиковый цилиндр, обнажив иглу. Воткнул в припухлость рядом со швом и медленно ввел содержимое. Голень вспыхнула болью, и Энцо уткнулся лбом в зеркало. Сжал зубы, чтобы не завыть. В зеркале побежала сияющая строка: просьба мыть руки и пользоваться сушилкой, а не термобондовым огрызком из рулона в кабинке. Ниже сменяли друг друга последние новости. Что‑то про императора. Энцо не разобрал остальное, не умел читать так быстро.

Вскоре боль ушла, а он шагал по ночной улице. Лавировал между полуголыми шлюхами, тележками с дрянной уличной едой, сигаретами и чудо‑презервативами. Вниз по склону, туда, где не светило солнце и фары легионерских машин. Магазинов и людей становилось все меньше, мочой и гнилью пахло все сильнее, улицы превратились в извилистые проулки между канализационных труб.

Вдоль них Энцо и пошел.

Обратно в родные пенаты.

Вход на первый подземный уровень маскировался под мусоросборник. Вернее, был им закрыт. Энцо отыскал вытертый до блеска след на боку, уперся в него плечом и поднатужился. Мусорный ящик подался вбок. В стене за ним зияла дыра, в которую уходил вертикальный лаз с лестницей. Где‑то далеко на дне перемигивалась пара алых огней. Просто маячок во тьме; света они не давали.

Энцо вытер нос рукавом и забрался на лестницу. Нащупал дыру в задней стенке мусорного контейнера, уцепился за край и потянул.

Тайник закрылся. Энцо спустился в шахту. Спрыгнул на утрамбованную грязь и сунул пальцы в кастет.

Первый тоннель Четвертой встретил душной сыростью, вонью мочи и запахом кислой похлебки, который тянулся из какого‑то контейнера. Мерцали лампы – точь‑в‑точь издыхающие светляки. В отдалении посверкивала панель вызова экстренной помощи. Наверняка не работала – поперек экрана змеилась трещина. Да и помощь в канализацию не прибыла бы. Самоубийц в легионе и службе спасения не было. Фанерные каморки теснились вдоль высоких, в четыре человеческих роста, стен. Боковые, не занятые насосными станциями ответвления тоже были заполнены домами. Те громоздились в три этажа, как соты диких пчел, которые золотыми бомбами висели на раскаленных крышах Десятой. В отдалении гомонили голоса, ревели моторы аэроциклов.

Туда Энцо не пошел. Он свернул в закуток между трубами ретрассы и стеной дома на отшибе «улицы». Сети в свободном доступе не было, и оставалось одно – подключиться к чужому кабелю.

С риском получить по шее – в последнее время лимиты человекотрафика уменьшили, а стоимость увеличили. Политика ограничения номеров в действии.

Энцо включил блокнот. Достал из ботинка «спицу», поставил лазер на минимум и зачистил провод, который вылезал из стыка стен за домом. По тоннелю разносилось эхо криков – какая‑то баба требовала больше денег. Свет под сводами мерцал, и только экран на коленях горел ровно.

Он переключил блокнот в режим коммуникатора и сунул коннектор в разъем за ухом. Подключился к чужой сети через манипулятор. В сознание ворвался поток информации. Из имплантата, через тело, прямо в блокнот.

Тот пискнул, подтвердив соединение.

«Да?»  – ответил приятель, один стародавний должник. Голос хрипел – связь сбоила. Изображения не было, получился бы слишком заметный скачок трафика. Можно было обойтись вообще без блокнота, но коммуникатора‑имплантата у Энцо не имелось.

Спустя пару минут он уже знал все, что требовалось. Сунув блокнот в сумку, он выбрался из своего убежища. Громыхнул мусором под ногами, и в доме, к сети которого он подключался, вспыхнул свет. Дверь открылась. Краем глаза Энцо увидел желтый прямоугольник света, окрасивший тоннель, и припустил быстрее.

– Слышь, ты! Эй!

Энцо перешел на бег и скрылся за монументальной грудой хлама, за которой начинался спуск на нижние уровни. Кто бы знал, как чесались кулаки. Но время крови еще не настало. Пока не стоило привлекать лишнее внимание.

Приятель сказал, что «псы» обосновались в северных нижних тоннелях.

Сказал искать знаки.

Впрочем, систему меток Энцо помнил и без указаний приятеля. Восемь лет в банде так просто не забывались.

Он сжал скобу кастета и зашагал по бетонному скату.

* * *

Под потеками ржавчины темнело выбитое «102». Створка шлюза стояла криво, замерла на середине пути – упиралась в штырь, которым пробили рельс. За треугольником получившегося лаза вспыхивало и сходило на нет гало зеленоватых огней.

Там же, на застрявшей створке, синел знак «псов». Энцо едва различил его под наслоениями грязи, капавшей с потолка. До цели оставалось немного, и тело уже подрагивало от адреналина. Сердце билось рвано, как у загнанного зверя.

Энцо огляделся и свернул к линиям ретрассы. Из‑под труб – каждая толщиной в три руки – доносилось яростное попискивание и возня. Под ногами заметались шустрые тени. Крысы. Энцо сморщился и успел пнуть одну в мягкий живот. В детстве его покусала такая.