Все неприятные мысли будто испарились, стерлись, истаяли в этом дивном тепле, и остался только покой и свет. Хилл хотел бы продлить эти прекрасные минуты, когда, казалось, между ними не стояло ничего. Никаких тайн, никаких опасений, и молчание было всего лишь тишиной, наполненной пониманием, а не принуждением. Он хотел надеяться, что она испытывает нечто подобное, и, наверное, так оно и было. На целых полчаса она позволила ему позабыть обо всём, кроме её присутствия рядом, кроме её нежных тонких пальцев, уютно устроившихся в его ладони.
Осторожно, стараясь не нарушить установившийся между ними хрупкий мир, почти гармонию, Шу встала из-за стола, не вынимая своей руки из его теплой твердой ладони, и удивляясь, как это ей удалось так извернуться. Они снова стояли совсем близко, на расстоянии, когда чувствуется дыхание и пульс друг друга. Ей не хотелось никуда идти, ничего делать или говорить, не хотелось шевелиться, лишь бы только сохранить эту близость, это ощущение завершенности. И так трудно было снова заставить себя влезть в привычную шкуру интриганки, кошмарной стервы, опоры трона и двигателя прогресса. Она и не подозревала, насколько эта роль ей надоела. Всю жизнь быть сильной, рассчитывать только на себя, самой принимать решения и самой же их осуществлять. И, хоть рядом с ней и её брат, и её друзья, нет никого хотя бы равного. Единственный сильный мужчина на сто лиг в округе — Рональд, её вечная головная боль. Она настолько привыкла к такому положению дел, что стала воспринимать его как само собой разумеющееся. И вдруг почувствовать в этом юноше, закованном в рабский ошейник, нечто такое… дающее ей поддержку, словно она — виноградная лоза, нашедшая наконец мощный дуб, чтобы обвиться вокруг него, опереться в своем стремлении к солнцу. Шу инстинктивно чувствовала в Тигренке именно ту силу, которую бессознательно и безуспешно пыталась найти всю жизнь. И ей не хотелось снова брать на себя опостылевшую ведущую роль. Но, как всегда, приходилось. Нет сомнений в том, что ещё вчера вечером Рональд узнал, что у неё новый раб. И если сегодня же не показать ему, что ничего особенного для неё он не представляет, Придворный Маг заподозрит потом подвох. На чутье и проницательность он никогда не жаловался. Значит, надо вести себя, как обычно.
«Ширхаб, это значит, опять шляться с братцем по городу, что ли? А что, кстати, я ему скажу? И ведь Баль наверняка уже поделилась с Эрке… успел ли он донести новость до Кея, вот в чем вопрос? Демоны, опять надо срочно куда-то бежать и что-то улаживать! Ненавижу!» — умиротворенность Шу как рукой сняло.
— Тигренок, не выходи из моих комнат, — очередная мгновенная перемена её настроения застала его врасплох. Не привык ещё. — Меня не будет часа два, сам найди, чем заняться. И ни в коем случае не выходи за дверь. Понятно? — ему оставалось только кивнуть и смотреть, как шквал по имени Шу унесся прочь.
Часа полтора, пока Её Высочество где-то носило, Тигренок изучал её апартаменты. Закатную Башню снаружи он видел не раз и не десять, а вот изнутри… он предполагал, что магическая лаборатория, или как там ещё называется место, где Шу колдует, располагается на самом верху. Хилла разбирало любопытство — и противиться ему он не собирался. Чуть за принцессой закрылась дверь, он буквально взлетел на четвертый этаж.
Странное место. Очень странное. Он всей кожей чувствовал. Что это не просто комната, не просто лаборатория. Его внимание прежде всего привлек мерцающий и переливающийся её цветами круг на полу. Это даже трудно было назвать камнем — скорее живым существом. Словно под тончайшим слоем полупрозрачного льда свивались спиралями, переплетались и плавали не то водоросли, не то многоголовые и многохвостые змеи, не то просто живые потоки света. Игра голубых, синих, сиреневых и белых мягко сияющих оттенков завораживала красотой и вызывала приятную дрожь ощущением невероятной силы, сейчас будто бы спящей, но готовой пробудиться в любой момент. Хилл был уверен, что магии, живущей здесь, ничего не стоит снести до основания весь Суард и воздвигнуть его вновь. Он купался в легких отблесках и всплесках энергии, так похожей на её ауру, что, казалось, это её руки касаются его, её волосы щекочут кожу, от её дыхания встают дыбом волоски на теле и волнами прохлады пробегают мурашки.
Магический круг притягивал его, гипнотозировал, и Хилл, удивляясь сам себе, опустился рядом с ним на колени и осторожно коснулся кончиками пальцев мрамора. И цветные теплые потоки, будто настоящие змеи, заскользили вверх по его руке, и обвили его всего, лаская и согревая, принося с собой её запах, и тихонько посмеиваясь её голосом. Хилла словно пронзило острое чувственное удовольствие, и странное ощущение, будто это место принимает его, хочет защитить и поделиться своей красотой и силой, будто ищет в нем нечто неведомое ему самому, и это неведомое откликается, и пробивается наружу… его кружило и несло, сминало и наполняло. Внезапно Хилл испугался, что растворится в этом потоке, потеряется и не сможет вернуться, не найдет сам себя. Он отдернул руку и отскочил от круга, словно ошпаренный. Вздох разочарования, невесомым бризом закружившийся в комнате, послышался ему.
Лунный Стриж растерялся. Что-то не сходилось, что-то было не так. Или его чувства нагло его обманывают, или ему действительно ничего здесь не грозит? Но ощущение прогулки по тонкому канату над лесом острых пик, предчувствие возможной скорой смерти никуда не делось, словно стаей стервятников кружа на горизонте, но и не приближаясь. И эта угроза всё равно как-то связана с Шу. Хилл не мог понять, не мог разобраться. По логике вещей, именно здесь, в этом круге ему предстояло умереть, но именно здесь он чувствовал себя защищенным. Может быть, слухи врут, и она убивает свои жертвы в другом месте? Но нет, прислушавшись, Хилл различил присутствие тех особенных флюидов насильственной смерти, что всегда оставались на том месте, где он убивал, даже когда тела жертвы уже не было. Он, пожалуй, даже мог бы определить точно, сколько человек погибло тут, и каким образом. Оглядывая разбросанные тут и там изогнутые ножи, хлысты и прочие знакомые инструменты, он видел, каким из них, когда и как она пользовалась. Хилл подумал, что это уже слишком, оценивать профессионализм собственного палача с точки зрения коллеги.
Лунному Стрижу нравилось находиться в этой комнате и, в то же время, магический водоворот продолжал затягивать его и напрочь лишал самообладания. Осмотрев напоследок лабораторию, он отметил про себя, что этаж-то не последний, наверх ведет ещё одна винтовая лестница, поуже остальных, и в потолке имеется закрытый люк. Но лезть разведывать дальше ему уже расхотелось. Он спустился в гостиную, к замеченному ещё утром белому роялю. Ему хотелось отвлечься, или спокойно обдумать последние события, а лучше всего этому способствовало неторопливое перебирание клавиш.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});