На кровати спала Бронвен. У изголовья догорал светильник. Он разделся и минуты три глядел на нее в дрожащем полумраке. Ее распущенные золотистые волосы разметались по подушке. Рука, лежавшая поверх одеяла, чуть прикрывала обнаженную молодую грудь. Он, однако, не мог оторвать взгляда от ее лица. Какой невинной, по-детски искренней и беззащитной выглядела Бронвен даже теперь, после всего того, что она перенесла…
«Вот если бы… Нет! Это не может продолжаться, мы никогда не будем по-настоящему вместе — чтобы и душой, и телом. Слишком много веков нас разделяет. Однако, что же ее ждет?..»
Эверард опустился на постель, собираясь просто. выспаться. Но Бронвен проснулась мгновенно: рабы привыкли спать чутко. Она буквально светилась от радости.
— О, мой господин! Я так ждала.»
Они слились в объятии, но Эверард хотел поговорить с ней.
— Как ты провела день? — прошептал он ей
— Кто? Я… О, хозяин… — Вопрос ее явно удивил. — Хорошо прошел — и несомненно, потому что ваши сладкие чары продолжали действовать. Мы долго болтали с вашим слугой Пуммаирамом. — Она прыснула. — Забавный плут, правда ли? Вот только вопросы порой задавал слишком уж метко, но не бойтесь, мой повелитель: я отказалась на них отвечать и он не настаивал. Затем я сказала слугам, где меня можно будет найти, если вернется мой повелитель, и провела вторую половину дня в детских комнатах с моими малышами. — Она не осмелилась спросить, не пожелает ли он увидеть их.
— Интересно, — Эверарда беспокоила новая мысль, — а чем в это время занимался Пум?
«Трудно представить, чтобы этот шустрый негодник весь день просидел в комнате.»
— Не знаю. Правда, раза два я видела его мельком в дворцовых коридорах, но подумала, что он выполняет поручения, которые мой господин, должно быть, оставил ему… Что такое, мой повелитель?
Встревоженная, она села в постели, когда Эверард прошлепал босыми ногами к комнатке Пума. Патрульный распахнул дверь и заглянул внутрь. Пусто. Куда он, черт возьми, запропастился?
Может, конечно, ничего страшного и не произошло. Однако попавший в беду слуга мог причинить неприятности и своему хозяину.
Стоя на холодном полу, занятый тревожными мыслями, Эверард вдруг ощутил, как женские руки обняли его. Бронвен прижалась щекой к его спине и проворковала:
— Мой повелитель слишком утомился? Если так, пусть он позволит своей верной служанке спеть ему колыбельную ее родины. Ну, а если нет…
«К черту все эти проблемы. Никуда они не денутся».
Выкинув из головы тревожные мысли, Эверард повернулся к Бронвен.
Когда он проснулся, мальчишки все еще не было. Несколько осторожных вопросов выявили, что накануне Пум провел не один час в беседах со слугами — все в один голос говорили, что он «любопытный, но занятный» — а затем куда-то ушел, и с тех пор никто его не видел.
«Может, заскучал и отправился куролесить по кабакам и борделям? Жаль. Шалопай, конечно, но мне казалось, что он заслуживает доверия. Я даже собирался как-то помочь ему, дать шанс на лучшую жизнь. Ну да ладно. Пора заняться делами Патруля.»
Предупредив слуг, он оставил дворец и отправился в город один. Когда слуга впустил Эверарда в дом Закарбаала, встретить его вышла Яэль Зорак. Финикийское платье и прическа придавали ей особое очарование, но патрульный был слишком озабочен, чтобы заметить это. Впрочем, она тоже волновалась.
— Сюда, — кратко сказала Яэль и повела его во внутренние комнаты.
Ее муж беседовал за столом с каким-то человеком. Одежда гостя заметно отличалась покроем от тирийского мужского платья. Лицо, словно высеченное из камня, украшала густая борода.
— О, Мэне, — воскликнул Хаим. — Слава богу! Я думал, что нам придется посылать за вами. — Он перешел на темпоральный. — Мэне Эверард, независимый агент, позвольте мне представить вам Эпсилона Кортена, директора Иерусалимской базы.
Его собеседник резко поднялся со скамьи и отсалютовал, чем живо напомнил Эверарду манеры военных его родного столетия.
— Большая честь для меня, сэр, — сказал он. Впрочем, его собственный ранг был немногим ниже, чем у Эверарда. Он отвечал за деятельность Патруля в Европейских землях — в период между рождением Давида и падением Иудеи. Тир, возможно, занимал в мировой истории более важное место, но он никогда не притягивал и десятой доли визитеров из будущего. Узнав должность Кортена, Эверард сразу понял, что директор не только человек действия, но и крупный ученый.
— Я прикажу Ханаи принести фрукты и прохладительные напитки. Затем распоряжусь, чтобы сюда никто не входил и чтобы прислуга никого не пускала в дом, — предложила Яэль.
За эти несколько минут Эверард и Кортен успели познакомиться. Последний родился в двадцать девятом веке в марсианском Новом Едоме. Без всякого хвастовства он рассказал Эверарду, что вербовщиков Патруля привлекли сделанный им компьютерный анализ ранних семитских текстов плюс его подвиги во время Второй астероидной войны. Они «прозондировали» его, заставили пройти тесты, сообщили о существовании организации, приняли на службу и обучили — обычная процедура. Однако задачи перед ним ставились отнюдь не обычные, и работа его предъявляла порой исполнителю куда более высокие требования, чем работа Эверарда.
— Вы, очевидно, понимаете, что эта ситуация особенно тревожит наш сектор, — сказал он, когда все четверо расселись по местам. — Если Тир будет разрушен, в Европе пройдут десятилетия, прежде чем появится мало-мальски заметный эффект, во всем остальном мире — века, а обеих Америках и Австралазии — тысячелетия. Но для царства Соломона это обернется немедленной катастрофой. Без поддержки Хирама, он, по всей видимости, не сможет долго удерживать свои племена вместе; ну, а кроме того, увидев, что евреи остались в одиночестве, филистимляне не станут медлить со своими планами мести. Иудаизм, основанный на поклонении единому богу Яхве, пока еще нов и слаб. И вообще, это пока наполовину языческая вера. Мои выкладки показывают, что иудаизм тоже едва ли выживет. Яхве скатится до уровня заурядной фигуры в неустоявшемся и переменчивом пантеоне.
— Вот тут-то и конец практически всей классической цивилизации, — добавил Эверард. — Иудаизм повлиял как на философию, так и на развитие событий у александрийских греков и римлян. Не будет христианства, а значит, западной цивилизации, византийской, и никаких наследников ни у той, ни у другой. И никакого намека на то, что придет взамен. — Он вспомнил еще об одном измененном мире, существование которого помог предотвратить, и снова нахлынули воспоминания, которые останутся с ним на всю жизнь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});