Читать интересную книгу Посторонняя - Анатолий Афанасьев

Позор своих тогдашних мыслей он, оказывается, носил в себе все последующие годы и ощутил их убийственный яд только теперь, лежа на больничной койке, парализованный, унылый и бессильный что-либо изменить. «Можно дать запрос, — утешал себя Певунов, — можно попросить Нину, она все разузнает через адресный стол…» Впрочем, зачем себя обманывать? Он давно забыл фамилию своей первой возлюбленной. Да и что толку, если бы вспомнил? Что мог он сказать ей, и кому сказать? Той Сашеньки, трепещущей от его прикосновений, больше не было на свете; она осталась в жуткой невозвратимости прошлого, к ней не докричишься. Напишешь письмо, и его, возможно, прочитает другая женщина, пожилая и невозмутимая, наверное, чем-то похожая на прежнюю Сашеньку, но другая, и, как бы она ни отнеслась к его раскаянию, она не сумеет снять чугунную тяжесть с его души. Увы, нельзя поправить прошлое, как нельзя заглянуть в будущее. В сущности, и то и другое — мираж, пустая игра воображения, реален лишь текущий миг, но и он неуловим и напрасен: не успеет человек сосредоточиться на чем-то, как глядишь — все вокруг иное, и он сам другой, а то, что сию секунду мнилось прочным и самоценным, кануло в реку времени, куда никому не дано ступить дважды. Не есть ли вся жизнь всего лишь суматошная погоня за призраками, подхлестываемая болезненным желанием изведать в будущем то, что уже случалось в минувшем, перетащить за собой туда ежеминутно утрачиваемые молодость, азарт и удачу?

Изнурительными были предутренние часы, когда серое пятно дня, отсеченное коротким сном, как бы заново вливалось в окно мерцающим сумраком рассвета. Певунов лежал с открытыми глазами, боясь пошевелиться, боясь глубоко вздохнуть и стронуть с места заледеневший за ночь металлический стержень в спине, и со странным чувством вслушивался в сонное покашливание старика и нечленораздельное бормотание Газина. Он догадывался, что Исай Тихонович общается сейчас ненаглядной покойной супругой Авдотьей, отдает ей важные распоряжения, а Газин, смеясь от собственной удали, гоняется по асфальту за длинноногими красавицами — и желал им как можно дольше не просыпаться. И вот однажды под утро ему было блаженное видение, будто дверь в палату растворилась и вошла Александра. Певунов не удивился ее приходу и тому, что она ничуть не изменилась с их последнего свидания возле булочной, приветливо указал ей на стул.

— Здравствуй, Сашенька! Это хорошо, что ты меня навестила. Значит, не обиделась. А и то — какая моя особая вина? Молод был и легковерен.

Александра глядела на него с улыбкой, не поправляла упавшую на лоб челку. Видно было, что торопится и заглянула к нему на минутку. Она это и подтвердила:

— Я бегу, Сереженька. Меня там ждут. Как ты себя чувствуешь? Не озорничаешь больше? Смотри! Мне никогда не дарил цветочки, а для какой-то Лариски не поленился на скалу залезть. Разве она тебе так уж дорога?

— Не дорога нисколько, Сашенька, что ты. Сам не знаю, как получилось, видно, судьба… Сама-то как? Как Афонька-кривой здравствует?

Александра покачала головой:

— Он не Афонька, а Афанасий Петрович, У него медаль за оборону Москвы. Это злые люди прозвали его Афонькой, а ты им потатчик.

— Но он же придурочный! Помнишь, как он придуривался?

Александра наконец поправила волосы. Лицо ее искрилось смехом, как электричеством.

— Папа был великий обманщик, Сережа. На самом деле он никакой не придурочный, а, наоборот, очень умный, добродушный человек.

— Зачем же притворялся?

— Так надо! Ты уже должен понять. Кому-то обязательно надо быть придурочным.

— Это да, — согласился Певунов. — Я и сам притворяюсь парализованным, а в действительности здоров. Возьми меня с собой, голубушка!

— Не могу. Да тебя и не выпустят отсюда.

Певунов пригорюнился. Она права: его не выпустят, пока не искромсают на части. Его выпустят отсюда разве что по частям.

Он задумался и не заметил, как она ушла. Он вспомнил, что скоро Новый год, самый веселый и безобидный праздник, когда принято делать подарки. Сумеет ли Данилюк обеспечить город товарами? Как встретят Новый год без него Даша и Алена? Надо написать им ласковое письмо и отправить заранее, чтобы успело дойти. Почта перед Новым годом перегружена, письма идут долго. Может быть, стоит написать и Ларисе? Или хотя бы послать ей телеграмму. А лучше всего перевести ей рубликов сто — то-то будет ей радость. Прошлый Новый год Певунов встречал в кругу семьи, собралось много гостей, приезжала Полина с мужем, веселились до утра, пели песни, плясали, славно разговаривали. Он подарил жене платиновые клипсы с камушками, а дочери — фирменный джинсовый костюмчик. «Папочка, какой ты хороший, какой добренький!» — вопила Алена, исполняя вокруг него танец осуществленной мечты. Он старался не баловать дочерей… Мог ли он представить, что не пройдет и года… Пришло время расплаты за легкую жизнь, пришло…

На обходе доктор Рувимский сообщил, что операция назначена на понедельник, то есть через два дня на третий.

— Два дня, значит, осталось блаженствовать? — улыбнулся Певунов.

— Не стоит так шутить, — Рувимский перед ответственными операциями становился суеверен. На его счету было много удач и много смертей. Он всегда помнил об этой статистике.

В Певунове он до сих пор не мог разобраться, и это действовало ему на нервы. Доктор Рувимский стремился упростить для себя больного, низвести его по возможности на уровень простейших функций, чтобы не отвлекаться во время работы.

Он раз подсел к Певунову на кровать.

— Как спите? Без снотворных спите?

— Сплю отменно, — усмехнулся Певунов. — До того разоспишься, что наяву сны снятся. К чему бы это, доктор?

— Я в сны не верю, — сказал Рувимский с большой силой отрицания, точно его могли заподозрить в обратном. — У вас тут компашка собралась с мистическим уклоном, доложу я вам. Надо бы вас, конечно, расселить, пока не поздно. Пока вы секту не организовали за спиной медперсонала. Вся надежда на Газина. Вам, Леня, ничего наяву не снится?

Газин обрадовался возможности побалагурить с таким партнером. Тем более у него накипело:

— Самый вредный — вот этот дед. Как проповедник потусторонних явлений. Он, Вадим Вениаминович, накурится по две пачки в день, а после напрямки выходит на связь с привидениями. Пугает нас с гражданином Певуновым, а также отбивает веру в великую силу медицинского лечения. Но я с ним борюсь беспощадно, как материалист и бывший член ДОСААФ.

Исай Тихонович засопел, но сдержался. Последнее время он редко отвечал на выпады Газина, раз и навсегда разочаровавшись в его умственных способностях. Певунов, напротив, нравился ему корректным обращением и внушительной неподвижностью, но потолковать с ним редко удавалось, ибо тот большей частью притворялся спящим.

Рувимский не отводил взгляда от лоснящегося улыбкой Певунова. Как-то затормозился на его лице, не мог оторваться. Это было не очень вежливо. Глаза Певунова, покрасневшие, с маленькими точечками зрачков, в отличие от многих виденных им глаз больных, ничего не сообщали, а, скорее, наоборот, занавешивали сущность этого человека. Они были безразличны, как бумага.

— Вы не волнуйтесь, доктор, — успокоительно произнес Певунов, — я кролик доверчивый.

Рувимский поднялся рывком и ушел, не сказав ни слова.

— Ходют, принюхиваются, — недовольно заметил Исай Тихонович, — верно ты сказал, Сергей Иванович, все мы для их кролики. Ох пора мне, видно, домой подаваться! Погостил, и будя. Не божеское это дело тут без толку валандаться. Да и телевизор второй день поломатый, починить некому… Пожалуй, погляжу, как они с тобой обойдутся, да и отправлюсь. А то, того гляди, самого на стол уволокут.

— Дремучий ты все же старик, — разозлился Газин. — Тебя лечат, обследуют, кормят бесплатно, а ты вместо благодарности их же и хаешь. Это по-божески! Тебя что, силой сюда привели? Под конвоем?

— Зачем под конвоем, сам пришел. Скучно дома-то, вот и пришел. Однако пора и честь знать. Давеча и Авдотья указала: собирайся, мол, старый, до хаты. Там, може, газ не выключен. Рази я помню? Опять же имущество без присмотру.

— О-о! — взревел Газин. — Ты меня, дедушка, введешь в грех. Я на тебя в газету напишу, не иначе.

— За что же ты про меня напишешь? — заинтересовался старик, подпоясывая халат домашним ремешком: он собрался на лесенку к друзьям-никотинщикам.

— Как ты государство обманываешь и чужое место в больнице занимаешь. Про все твои хитрости напишу.

— Ты своей писулькой лучше сопли подотри, — посоветовал Исай Тихонович от порога и шустро удалился.

Вечером, как обычно, заглянула Нина, но пробыла недолго. Ей надо было поспеть в школу на собрание. Она накормила Певунова салатом из кальмара и мясным пирогом. Певунов сказал ей, что операция будет в понедельник, и попросил не приходить ни в субботу, ни в воскресенье.