Читать интересную книгу Парикмахер - Христиан Шюнеманн

- Да, мама.

- В любом случае ты должен вылечиться до конца. Не спеши выходить на работу, пускай клиенты подождут. Приезжай ко мне в Ниццу. Привози с собой своего друга. Я буду рада. Вероятно, ему будет интересно побывать в музее Матисса. И в галерее фонда Маэт! Ведь он, кажется, имеет отношение к искусству? А за покупками съездите в Сен-Тропез. Я знаю, ты любишь покупать там вещи.

- В самом деле, это было бы великолепно. Но Алеша завтра улетает, а у меня слишком много дел.

- Что тебе это убийство? Все-таки жертвой была замужняя женщина. И скажи-ка, ты рассказываешь полиции все, что тебе известно?

- Да, конечно. Я и тебя держу в курсе, мама. Как только появится что-нибудь новое, я непременно тебе сообщу.

- Значит, в этом году мы больше не увидимся?

- В октябре я буду в Москве. Присоединяйся! Мы покажем тебе город.

- Боже милостивый, мне ехать в Москву?

- Или приезжай ко мне в Лондон. В ноябре я опять участвую там в благотворительной акции. Я представлю тебя герцогу.

- Ну, ты со всеми знаком. Кстати, я вот что вспомнила. Как тебе понравится? Я получаю запросы. Люди заказывают мои леденцы и требуют скидку - такую, что я могу лишь удивляться.

- Это нормально.

- Мой агент по сбыту считает точно так же. Но мы ведь никогда так не делали.

- Да, но конфеты и шмотки нельзя сравнивать. Лично я решаю все просто по ситуации. Но если кто-то покупает у меня три «утюга» для волос и хочет, чтобы один из них был бесплатный, - такое, разумеется, не проходит.

- Мой мальчик, я говорю не о трех коробках леденцов, у меня цифры побольше. Например, один заказчик хочет… подожди-ка, сейчас я найду запрос…

- Давай поговорим об этом в другой раз.

- Тогда спокойной ночи. А я тут еще немножко повожусь.

- Мама?

Положила трубку. Я вышел на балкон, вцепился обеими руками в теплые перила. Сна ни в одном глазу. В окне напротив на долю секунды мелькнул огонек сигареты. Я потянулся, как это делает Стефан после бега, и ударился рукой о сушилку, на которой болтался одинокий носок. Левкои обрадовались вниманию Алеши; они снова бешено цвели и щедро расточали свой аромат в ночном воздухе. Скоро Агнесс уберет сушилку в кладовую, я часто буду забывать поливать по вечерам цветы, зато каждый день стану набирать 007, чтобы поговорить с моим русским приключением. Неужели так будет продолжаться всегда? Нужно ли мне это? Но ведь я не мог приковать его цепью. Будь он вор, преступник, тогда его можно было бы выследить и запереть; тогда я бы приходил к нему в положенное время и касался через решетку кончиков его пальцев. Я залез в постель. Алеша дышал глубоко и спокойно.

22

На следующее утро я шнуровал кроссовки. Врачиха запретила мне заниматься спортом, но это меня не волновало. Я проснулся слишком рано, с комком печали под ложечкой. От холодного шока под душем я, вопреки обыкновению, не заорал, лишь судорожно хватал ртом воздух, как рыба, которую катапультировали из родной среды. Все казалось мне унылым и грустным, даже бритье прошло как скучное рутинное мероприятие. Чистя зубы, я не стал обходить квартиру. Иначе я бы наткнулся на его «морскую» сумку. Я тихонько запер за собой дверь. Небо было серым. На всем лежала дымка. Вот удивится Стефан, встретив меня на мосту; молча побежит рядом, и это будет самое правильное. Стефан мой друг. Я шел мимо припаркованных машин, ослепленный жалостью к себе, когда рядом со мной сердито и громко взревел мотор. Я увидел ветровое стекло, решетку радиатора, стремительно рассекавшую воздух.

Кто-то рывком втащил меня на тротуар. Несколько мгновений я ничего не соображал: дергался в чужих руках, которые обхватили мое тело, будто смирительная рубашка, и орал вслед автомобилю:

- Ублюдок! Ненормальный! С ума, что ли, сошел? - Но машина уже скрылась.

- Вероятно, водитель вас просто не заметил, - проговорил незнакомый мужчина, все еще крепко державший меня. Его тонкие очки сползли на нос.

- Спасибо. Вы просто спасли мне жизнь. Огромное спасибо. - Я оперся на багажник припаркованного автомобиля. Вот так себя ощущаешь, когда тебя сковал страх.

- Вы должны смотреть внимательней, когда переходите улицу. Некоторые люди ездят просто безрассудно.

А если это делалось намеренно? Или опять случайность?

- Вы точно не пострадали?

Я похлопал своего спасителя по плечу, пробормотал что-то благодарное и, поскорей свернув на Икштаттштрассе, побежал к берегу Изара. Мне показалось или нет, что это был темный лимузин? Темно-зеленый, или я ошибаюсь? Я медленно прокручивал в голове все сначала. Возможно, виновата просто моя невнимательность. Я плохо спал. Больше ничего. Мое сердце бешено стучало, а ведь мне предстояла длинная пробежка. Выскочив из тесного Глоккенбахского квартала на Виттельсбахскую улицу, увидев Изар, его воды в широком, открытом взгляду русле, а за ним мост Корнелиус-брюкке и Немецкий музей, знакомые, неизменные и солидные, я перевел дух. Теперь я знал, что мне делать. Как это я сразу не сообразил?

- Томас! - Стефан рассмеялся, и его маленький второй подбородок исчез. - Значит, ты опять решил бегать вместе со мной! Надо же, твой глаз уже гораздо лучше!

- Стефан, извини, я не могу, я уже передумал.

Торопливо чмокнув его, я помчался во всю прыть назад. Кроссовки упруго отталкивались от твердых плит тротуара и в рекордное время принесли меня на Ханс-Сакс-штрассе. В мою квартиру. Слава богу - «морская» сумка все еще стояла там.

- Эй! - крикнул я, еле переведя дух. - Я полечу с тобой, слышишь? Я полечу с тобой в Исландию. Мы летим в Исландию!

«Морская» сумка была снова распакована.

Алеша вышел в холл, держа в руке хлеб, намазанный мармеладом.

- Я передумал, - сообщил он. - Я остаюсь. Давай поедем утром на Штарнбергское озеро!

23

Монотонно гудел мотор самолета. Внутри меня расплывалось тепло от выпитой порции виски. Внизу, словно шелковистая бумага, стелился океан, черно-синий, с тонкими морщинками. Я откинул назад спинку кресла. На ланч принесли рыбу. Я уже настроился на то, что в ближайшие дни мне придется есть только рыбу: вареную, тушеную, жареную, сушеную, вяленую. Когда Беа на предельной скорости доставила нас в аэропорт и я, с пустым желудком, поинтересовался, едят ли в Исландии что-нибудь кроме рыбы, Алеша ответил: «Максимум бараньи головы. Да и то лишь на Рождество». Вероятно, он пошутил. Как там называется столица?

В иллюминаторе показались несколько облаков. Я попросил принести две подушки - подложить под затылок. Позади, в эконом-классе, Алеша разговаривал со светловолосым стюардом-исландцем; еще при посадке мне бросились в глаза его высокие скулы. Где-то гортанно крякали датские туристы, по другую сторону прохода болтал какой-то бизнесмен, вероятно по-исландски, играя своим мобильным телефоном; мне показалось, что он готов удивляться всему на свете. Лететь оставалось еще час. Адьё, Клаудия и Ева, Клеменс и Фабрис. Теперь я превратился в беглеца и для Анетты Глазер. Никому, кроме Беаты, я не сообщил про мою поездку на остров. Чтобы там, на краю земли, быть в безопасности - от мюнхенцев. Стопроцентной.

Крылатая машина задрожала, мы провалились в воздушную яму. Вот и исландская впадина, подумал я. Возле вентиляционного отверстия загорелось требование пристегнуть ремни; прозвучал гонг и вернул мне Алешу. Стюардесса собирала стаканы. Я поднял спинку кресла и сказал:

- Симпатичный парень этот стюард.

- Раньше мы с ним иногда встречались. Гудмундур тоже парикмахер.

- Что-что?

- Летом он летает по всему миру, а зимой стрижет клиентов.

- Когда же ты встречался с этим… как его…

- С Гудмундуром. Давно уже. Прошло почти три года.

Мы шли на снижение, проваливались, снова летели ровно, словно спускались по ступенькам лестницы; позади нас смолкла болтовня. Мне больше по душе взлет, чем посадка. Выключил ли тот тип по другую сторону от прохода свой мобильник? Туман показался мне более густым, чем тогда в Лондоне. Метрах в двухстах над поверхностью земли видимость улучшилась: на нас стремительно неслась взлетно-посадочная полоса. Шквалы дождя хлестали по бетону, самолет качало; через несколько минут он коснется земли, сейчас, вот, готово. Внезапно моторы взревели, вслед за этим раздался хор испуганных голосов. Мы разбежались и снова взлетели в сумрачные облака. Что такое? Из динамика прозвучала запинающаяся исландская речь. Алеша сидел неподвижно, положив руки на колени, по его лицу я ничего не мог понять. Теперь по-английски: «Леди и джентльмены, мы сейчас…» Треск. «Как вы догадались, у нас проблема с…» Я ничего не понимал. «Пожалуйста, оставайтесь…», другие голоса, треск. Я закрыл глаза и подумал с тоской о веренице легких облачков над Штарнбергским озером. Когда самолет со второго захода, раз сто подпрыгнув, все-таки приземлился и, сотрясаемый ветром, замедлил ход, Алеша опять обрел дар речи.

- Такая посадка - обычное дело в Исландии, - сообщил он. - Кефлавик самый тяжелый для пилотов аэропорт на свете.