— Кажется, он действительно не брал этот проклятый журнал, — доложила она.
— Я это понял еще полчаса тому назад, — хмыкнул Данилов. — Допрос с пристрастием мне не понадобился.
— Вова, ты там, на собрании, держи себя в рамках, — предупредила Елена, усаживаясь напротив, — наша классная руководительница полная дура, но Никите с ней еще не один год дело иметь. Так что, пожалуйста, будь посдержаннее…
— …не ошпаривай ее кипятком и не бей по лицу. — Данилов закрыл журнал. — Какие еще будут указания?
— Иметь при себе блокнот и ручку, чтобы записать важную информацию.
— Я в мобилу вобью, — пообещал Данилов.
— Собрание в кабинете истории на втором этаже. Я пойду, не буду мешать. — Елена покосилась на журнал, встала и ушла.
Данилов снова раскрыл «Вестник». Научные журналы он прочитывал полностью, от корки до корки. Даже в самой никчемной на первый взгляд статье могло быть что-то полезное.
Явившись утром на работу, Данилов первым делом заручился обещанием Ахметгалиевой «прикрыть» его в случае каких-либо непредвиденных ситуаций.
— Не волнуйся, Вова, — обнадежила Ахметгалиева. — К нам в гости вчера свекровь из Нижнего приехала, так что я не прочь две недели просто пожить на работе.
— Понимаю и сочувствую, — улыбнулся Данилов.
— Что ты понимаешь, — пренебрежительно махнула рукой Ахметгалиева. — Во-первых, у тебя никогда не было и не будет свекрови, а во-вторых, ты, невинная душа, и представить себе не можешь, что творится у меня дома. Для этого надо хотя бы представлять, какой ужасной моральной травмой для нижегородской татарки из приличной семьи является женитьба ее сына на безродной казанской оторве! Если бы я хотя бы была из Нижнего Новгорода… — выражение лица Ахметгалиевой на несколько секунд стало таким елейным, что Данилов не выдержал и рассмеялся, — то другое дело. Это сплошной Фолкнер — шум и ярость!
Ахметгалиева еще долго бы бушевала, изливая горечь, скопившуюся на душе, если бы ей не надо было идти на операцию.
Данилов давно заметил, что с подстраховкой рабочий день выдается самым обычным, без срывов, потрясений, срочных операций, затянувшихся родов и прочих поводов для задержки на работе. Если же страховать некому — все получается наоборот. Как ни старайся — раньше восьми вечера с работы уйти не получится.
На утренней конференции, после обсуждения всех внутренних дел взяла слово главный врач.
— Очередной скандал, доктора! — оповестила она собравшихся. — На этот раз отличился родильный дом при сто шестьдесят седьмой больнице!
Сидящие в зале заинтересованно умолкли. Сто шестьдесят седьмая больница когда-то считалась образцово-показательной и до сих пор гордилась былой славой.
Правда, Данилов в отношении этой больницы не обольщался после того, как около пяти лет тому назад одному из сослуживцев его матери, учителю физкультуры, там перелили кровь другой группы. Отличившийся врач-реаниматолог не только допустил вопиющую халатность, но и далеко не сразу обратил внимание на ухудшение состояния пациента.
В результате тридцатисемилетний мужчина выжил, но стал инвалидом второй группы. Что было с врачом, Данилов не знал — мать об этом не рассказывала.
Врачебные ошибки бывают разные — за некоторые осуждать нельзя, а за некоторые надо сразу судить. Переливание несовместимой крови относится как раз к тем случаям, когда виновные непременно должны быть наказаны.
— Роженицу, первородящую, со схватками, доставленную по «скорой» в приемное отделение роддома, отправили домой. Повторяю — со схватками! — Ксения Дмитриевна возвысила голос. — После осмотра врача! Та вернулась домой на такси и через час снова вызвала «скорую». Ее доставили в двадцать шестой роддом, где она через три часа родила! Непонятно — то ли на приеме сидел идиот, то ли просто вредитель. В департамент поступило сразу два сигнала — жалоба от мужа роженицы и докладная от руководства «скорой помощи». Можете представить себе, что теперь будет.
— Ничего не будет! — крикнул с места Клюквин.
— Почему? — удивилась главный врач и потребовала: — Обоснуйте, Анатолий Николаевич!
— Потому что главный врач сто шестьдесят седьмой больницы дружит с руководителем нашего департамента! — пояснил Клюквин. — Дадут выговор тому доктору, который на приеме сидел, — вот и все.
Клюквин привык говорить правду, невзирая на лица и ситуации. Если бы на «пятиминутке» присутствовал сам директор столичного Департамента здравоохранения Целышевский, Клюквин высказался бы куда резче.
Зал оживился и включился в обсуждение; кто-то соглашался с Клюквиным, кто-то — нет.
— Давайте не будем затягивать! — Ксения Дмитриевна постучала по столу, призывая подчиненных к порядку. — Я рассказала вам это не для обсуждения вопроса о том, с кем дружит Целышевский и с кем он не дружит. Я просто хочу еще раз напомнить всем прописную истину, которая гласит, что лучше десять раз необоснованно госпитализировать, чем один раз необоснованно отказать в госпитализации! Разве я когда-то наказывала кого-нибудь за перестраховку? В нашем деле всегда лучше перестраховаться! Вы меня поняли? Спасибо, все свободны.
Две операции, срочный (и совершенно не по делу) вызов в обсервационное отделение — вот и день прошел. В четверть пятого Данилов вышел из ворот роддома и зашагал к остановке. Времени было с избытком — можно даже ненадолго зайти домой.
Дома за уроками скучал Никита.
— Как зовут твою классную руководительницу? — Данилов еще вчера хотел спросить, но потом зачитался своим «Вестником» и забыл.
— Кочерга, — машинально ответил Никита, но тут же поправился: — Валентина Антоновна.
— А фамилия, наверное, Кочергина? — предположил Данилов.
— Кочеринская. И она дура. — Никита снова уткнулся в тетрадку. — Имейте в виду.
— Мне не привыкать общаться с дураками, — заверил его Данилов.
— Так вы же не психиатр.
— Я врач, и этим все сказано. — Данилов ушел в спальню.
Он достал из футляра скрипку, но сразу вернул ее обратно. Не стоит отвлекать ребенка от занятий. Тем более что времени оставалось мало, а обрывать игру Данилов не любил. Лучше было не начинать.
Никита и Елена нисколько не преувеличивали, когда называли дурой классную руководительницу Валентину Антоновну. Явный переизбыток макияжа в сочетании с укороченной «по самое никуда юбкой», блестящими колготками и розовыми туфлями, украшенными кокетливыми бантиками, Данилов еще мог списать на отсутствие вкуса. Однако стоило только Валентине Антоновне открыть рот, как сразу становилось ясно, что умом она не блещет.
— Вы настоящий отец Никиты или гражданский? — уточнила Валентина Антоновна, знакомясь с Даниловым.
Данилов с большим трудом удержался от смеха.
— Единственный, — стараясь быть вежливым, ответил он.
По старой школярской привычке он сел за самую заднюю парту, рядом с приветливо улыбнувшейся ему брюнеткой бальзаковского возраста и бальзаковской же комплекции.
— Вы чей папа? — поинтересовалась соседка.
— Никиты Новицкого, — ответил Данилов.
— А я — мама Кристины Галкиной.
— Я тут никого не знаю, — признался Данилов. — Но если уж знакомиться, то лучше по именам. Меня Владимиром зовут.
— А меня Юлией, — снова улыбнулась соседка.
Некоторое время они сидели молча.
— Начинаем! — оповестила классная руководительница. — Уважаемые родители, наше сегодняшнее собрание посвящено пропаже классного журнала. У кого-нибудь есть что сказать?
Около двадцати человек родителей — преимущественно женщины — молчали.
— А что мы должны говорить? — поинтересовалась высокая крашеная блондинка, сидевшая за первой партой в одном ряду с Даниловым. — Мой сын этого журнала в глаза не видел…
— И мой!
— И моя!
— И моя не видела! — зашумели родители.
— Ну, может быть, вы что-то слышали? — предположила классная руководительница.
— А почему вы решили, что журнал взял кто-то из детей? — пробасил плотный мужчина в форме МЧС с майорскими погонами. — Ведь мы даже не знаем, как исчез журнал. Может быть, это вы его куда-то задевали…
— Я не могу никуда «задевать» журнал! — возмутилась классная руководительница.
— Почему? — удивился майор.
— Потому что я педагог!
— Хорошее объяснение, — хмыкнул майор. — Тогда я заявляю, что моя Маша не могла взять журнал, потому что она — дочь офицера. Вопросы будут?
Собравшиеся дружно засмеялись.
— Прошу тишины! — взвизгнула классная руководительница. — Если журнал не будет найден, то отвечать за его пропажу будут те, кто дежурил в тот день — Боброва и Маляр.
— Что?! — Матери названных учеников вскочили на ноги, словно подкинутые невидимой пружиной.
— Что вы себе позволяете?! — воскликнула одна из них. — Почему моя дочь должна отвечать за ваш журнал?!