Читать интересную книгу Ритуальные услуги - Василий Казаринов

Джинсы уселись на бедрах плотно, как вторая кожа. Куртка тоже сидела прилично.

Экипировавшись, я повертелся перед Майком и поймал на себе взгляд Тэ-Жэ. Она слабо улыбнулась, соскользнула с тарного ящика, на котором сидела, подошла и, сложив крестом тонкие руки, ухватила подол своего бесформенного шлафрока, потянула его наверх, медленно открывая моему взгляду плоский живот, тугие изгибы реберных дуг, маленькие, остро торчащие груди и уютные лунки подмышек. Ее клоунская шевелюра хлынула наверх, увлекаемая вырезом майки, а потом мягко осыпалась, приняв первозданную форму косматого шара.

— Как тебя зовут? — спросил я, принимая от нее майку.

— Ты же знаешь.

— Нет.

Она помолчала, закусив губу с таким видом, будто мучительно продиралась сквозь буреломы памяти в поисках своего давно забытого имени, потом вдруг потупилась, и на ее щеках вспух бледный румянец.

— Тоня, — тихо выдохнула она.

— Спасибо, Тоня. — Я наклонился и прикоснулся губами к уютной впадинке меж ее маленьких грудей.

Она погладила меня по плечу.

От ее тела исходил терпкий запах пота и еще какие-то смутные, но настолько естественные, без намека на фальшь косметики, туалетного мыла или парфюмерии, глубоко природные ароматы, что я почувствовал легкое головокружение.

— Оставайся, если хочешь, — прожурчал надо мной ее дискант.

Ощущая губами жесткое ядрышко какой-то выпирающей между ее мягкими грудями косточки, я подумал о том, как это было бы, наверное, здорово: жить в волчьем логове байкеров, лакать пиво и от души иметь все, что шевелится, согласно тому списку, который очертил когда-то Майк, собираясь на гражданку. Усилием воли отогнал от себя эти навевающие сладкую грусть мысли.

— Спасибо, Тоня, — повторил я, выпрямляясь.

— А вторая проблема? — спросил Майк.

— Мне нужны колеса.

С минуту он размышлял, почесывая бороду, потом махнул рукой и опустил свою медвежью лапу на бак «Урала».

— Подойдет?

— Конечно.

— Он старый, конечно, конь, но в хорошем состоянии. Такой конь борозды не испортит. — Майк почесал всклокоченную бороду и двинулся к выходу. — Сейчас доверенность тебе сварганим. Мало ли. К нам как раз Аркаша наведался, друг пионерского детства. Он выбился в люди и теперь работает в нотариальной конторе.

Аркаша оказался бледнолицым молодым человеком, чей образцово-показательный еврейский нос украшали изящные очки с полуовальными стеклами, позволяющими глядеть поверх оправы. В алюминиевом его кейсе хранился набор необходимых нотариальных причиндалов, включая бланки и печати, и спустя минут десять доверенность покоилась в кармане моей куртки.

Я оседлал «Урал», запустил двигатель.

— Есть еще одна проблема, — усмехнулся Майк, проходя к стене и сдергивая с нее тусклое блюдце запыленного зеркала.

Заглянув в зеркало, я недоуменно отшатнулся. Макушку мою украшала тщательно выстриженная тонзура, виски были выбриты, и в целом я походил на монаха-францисканца.

— Я подумал, у тебя башка разбита, — пояснил Майк. — Все волосы на макушке в крови. Вот я немного и состриг — мало ли, думал, может, швы придется накладывать. Оказалось, ерунда, просто ссадины. И на виске тоже.

Я живо представил себе, как выглядел только что, возникнув на пороге гаража в чем мать родила, да плюс к тому со столь замысловатой прической, и порадовался за байкеров, чью монументальную невозмутимость вряд ли покачнуло бы даже явление в ангаре самого Иисуса Христа.

В лучшем случае Мессии предложили бы выпить «Невского».

— В целом внешность импозантная, — пожал я плечами. — На любом клубном междусобойчике, где собирается бомонд и деятели отечественной культуры, я выглядел бы своим в доску.

— Ой, не думаю, — задумчиво пробасил Майк. — Чтоб стать в этой шобле своим, надо быть педиком. А ты на него не похож.

— И жаль, — грустно заметил я. — Все гомики, которых я знал, в общем, хорошие ребята. Тихие, интеллигентные, начитанные, доброжелательные. Следят за своей внешностью. Не пьют, как лошади. Не матерятся, как сапожники. Не дерутся топорами в ходе семейных разборок за вечерней стопкой. Ты представляешь, если бы все мужское население нашей страны вдруг стало геями?

В темных глазах Майка всплыло смешанное выражение сомнения, ужаса и тоски.

— Нет, ты только подумай! — продолжал развивать я вдруг увлекшую меня тему. — Если б вдруг такое случилось, то мы бы завтра проснулись не здесь, а в какой-нибудь чистенькой и уютной Голландии, где все друг дружке улыбаются, шаркают ножкой и при встрече приседают в книксен.

— Да мне и тут пока неплохо, — тряхнул косматой башкой Майк, проходя к верстаку и доставая с укрепленной над ним полки опасную бритву с желтоватой костяной ручкой. — Давай слезай с коня, я приведу тебя в порядок.

Резким кистевым движением он выкинул плоское лезвие и с деловым видом направился в мою сторону.

Спустя какое-то время я опять взглянул в зеркало. Оставалось искренне пожалеть о пропавших втуне трудах сотрудников салона «Комильфо», изваявших из лица нечто такое, что хоть и отдаленно, но все-таки напоминало физиономию джентльмена: теперь на меня угрюмо взирал из зеркала бритый «под ноль» человек с крупными чертами лица, резко очерченными скулами, упрямо сжатым ртом и тяжелым подбородком.

— Где-то я эту рожу уже видел. — Я провел ладонью по голому черепу, принял от Майка черный шлем с темным тонированным забралом, натянул его на голову оседлал своего железного коня и выехал из гаража.

Ты видел это лицо в свой первый день в Ботлехском ущелье — сапер Саша Кармильцев вызвался привести тебя в порядок и привел, побрив наголо и счистив с лица шершавый слой трехдневной щетины, а потом вы ушли по каменистой тропе, взбиравшейся вверх по склону, Саня шел впереди и издавал на ходу отвратительные звуки, от которых у тебя шел мороз по коже. У него была скверная привычка дергать себя за пальцы, звонко щелкая фалангами. Ты тронул за плечо и сказал что-то резкое… Ах да: если он не прекратит издавать эти кошмарные звуки, ты его вырубишь ударом приклада по башке.

5

Я давно не сидел за рулем мотоцикла, потому не особенно прикручивал ручку газа. Пристроившись за синеньким потрепанным «Жигулем», за рулем которого сидел, скорее всего, какой-то чинный отец дачного семейства, неторопливо кативший в медленном правом ряду, я потихоньку следовал в его фарватере и имел неплохую возможность проветриться, а заодно привести в порядок свои мысли, чтобы прикинуть возможные варианты действий: для начала наведаться в «Комильфо» — сложилось впечатление, что желтоголовый парень неплохо знаком с Мальвиной.

Жара уже вовсю давила на город, казавшийся вымершим, желтоватого оттенка зной жидким студнем обтекал в тесных руслах переулков, которыми я медленно плыл, сглатывая горьковатую слюну при взгляд де на редких граждан, не сподобившихся улизнуть из городского пекла на лоно природы, поближе к воде, и потому восполнявших недостаток влаги природной тем, что, растекаясь в чашеобразных ложах пластиковых кресел, сонно лакали пиво под тентами уличных кафешек или просто на газонах в тени изможденных кустов сирени — одному из этих ленивцев, не давших себе труда дотянуть хотя бы до Серебряного Бора, я и составил компанию — с того места, где он отдыхал, лежа в патрицианской позе на пыльной траве, был виден вход в салон,

Это был человек неопределенного возраста, длинноносый и почти без подбородка, лукавоокий, выражение и отчасти даже вытянутая форма его отдающего в нездоровую желтизну лица раздваивалось смутной копией в физиономии престарелого колли, который пухлым ковриком лежал на боку возле своего хозяина, не подавая признаков жизни, — возможно, он, бедняга, совсем спекся в своей несколько поизносившейся, но все же еще достаточно пышной шубе. В ответ на шершавый звук моих шагов по сухой траве колли приподнял веко и приглушенно заворчал для порядка, тогда как хозяин его никак не отозвался на мое появление под кустом, за исключением того, что красноречиво пошевелил пальцами босых ног — его расквашенные шлепанцы валялись рядом с пластиковым пакетом, в котором, судя по пухлому объему, хранился приличный запас живительной влаги.

Я снял с головы шлем, стянул с себя куртку, потом и майку, утер ею вспотевшее лицо, покосился на бутылку «Балтики».

— Хочешь? — почти не размыкая губ, каким-то спрятанным глубоко в недрах грудной клетки голосом осведомился желтолицый с предельной степенью равнодушия.

— Хочу.

— Ну так глотни.

— Не могу. — Я откашлялся и сплюнул. — Я за рулем.

— Да кому ты нужен? — усмехнулся он, поднимаясь, и, скрестив по-турецки ноги, потянулся к бутылке. — Все нормальные люди парятся на пляже. И менты тоже. — Он запрокинул голову, широко распахнул сухой жесткий рот, который со стороны походил на разошедшиеся лапы плоскогубцев, и начал медленно не то чтобы пить, а вот именно вливать себе в глотку пиво, и его остро отточенный кадык задвигался настолько живо, что мне показалось: еще немного — и он пропорет кожу его шеи, усыпанную дробинками крохотных родинок.