Читать интересную книгу Курбан-роман - Ильдар Абузяров

Абдул сразу же прочувствовал всю пикантность ситуации. Он рассказывал об интимной стороне своей личной жизни едва знакомой Сарижат, которая стоит к нему на непозволительно близком расстоянии и почти обнимает руками.

Впервые Абдул с вожделением посмотрел на ноги своего палача – не на высоких ли они шпильках, и увидел выскользнувшую из-под халата коленку.

Это была очень женственная, округлая, пухлая, восточная, какие еще тут могут подойти эпитеты, с ухоженной, умасленной кожей коленка.

“Падишах” в переводе с персидского значит “нога шаха”. То есть мы все, валяющиеся в пыли, ниже ступни нашего бесподобного. Мы все недостойны даже мизинца на ноге нашего несравненного, не то что его колена. Так и парикмахерша Сарижат вмиг из простого палача превратилась для Абдула в повелительницу – “Казнить нельзя помиловать”. И запятые сыплются на пол ворохом волос – поди разберись.

Спроси Сарижат сейчас, о чем я думаю, отвел Абдул смиренно глаза от лучезарной коленки, обязательно расскажу, что осмелился взглянуть на ее ножку. Ведь у нас, обыкновенных смертных, не должно быть тайн от своего повелителя. Разве те части тела, к которым мы позволяем прикасаться парикмахерам, – они не интимны? Разве шея, и особенно уши, чаще всего не спрятана под прядями волос? А у парикмахеров, как и у падишахов, в отличие от обыкновенных смертных есть уникальная возможность заглядывать в уши своим клиентам, знать, что там накопилось, и это не может не возбуждать чувства уважения и страха.

– Интересно, – сказала парикмахерша после рассказа Абдула, – теперь, постригшись, вы сможете вернуться к своей невесте?

Абдул уловил нотки сожаления в голосе Сарижат.

– И чтобы все прошло без помарок, осталось сделать несколько небольших штрихов. – Взяв бритву-опаску, наложница ножниц прижалась вплотную к спине раба и нагнулась так близко, что Абдул уловил запах волос или, быть может, даже губной помады Сарижат. – Так лучше соскребается, – объяснила она и, видимо, боясь поранить нежную кожу за ухом Абдула, часто-часто задышала.

“Странно, – подумал Абдул, – мама меня всегда брила машинкой”. Но тут же вновь сосредоточился на запахе, пытаясь определить, что же тот ему напоминает.

И вдруг Абдул осознал, что находится в райском саду детства. Что он мальчишкой-сорванцом залез на высокую ограду и заглядывает в сад соседского дома Семирамиды-ага с сильно бьющим в нос запахом смеси всевозможных овощей, ягод, цветов и пряностей, что разбросаны на грядах вперемешку: баклажаны, маргаритки, арбузы, базилик, цинии, корица, дыни, мята, перец, помидоры, гвоздика, тмин и тыквы. Там женщины и девочки рыхлят землю под посадки: турецкий горох – чечевицу востока или индейский маис – кукурузу запада. Девочки небольшими мотыгами, скорее, скребли борозды, чем рыхлили землю, низко нагибаясь к ней.

А Абдул подглядывал за ними. Но, с другой стороны, разве он, Абдул, не прикасался своими интимными историями к ушам Сарижат? Так, может быть, это он ее повелитель, а она его прислуга, иначе стала бы она так часто-часто и глубоко дышать от страха?

Оторвавшись от Абдула, Сарижат взяла со столика филировочные ножницы и начала филировать прядки волос, словно подстригая кусты бейрутских роз или срезая тяжелые гроздья розового винограда. И ее помада еще больше заблагоухала бейрут-скими розами.

– Все, – сказала секунду спустя Сарижат, – сейчас будем делать укладку.

И выдавив на нежные пальцы воск или гель, похожий своей вязкостью и липкостью на восточные целебные масла, на ароматические благовония, на варенье из лепестков роз, тут же начала наносить его на волосы и даже яростно втирать в кожу головы, превращая всю поверхность ее в огромное живительное темечко-семечко, из которого вот-вот должен был выбиться огромный, как кочан капусты, волшебный цветок.

А воск и варенье не могли не привлечь к себе шмелей – предвестников жарких ветров. И, как подтверждение вечного весеннего круговорота, фен дыхнул адским зноем пустыни Гоби и заурчал внутренним суетливо-беспокойным движением осиных гнезд с характерным потрескиванием, свойственным статическому электричеству и полчищам гонимой голодом саранчи.

Но как бы ни было страшно – насадка брашинга, напоминающая чудовищного жука под увеличительным стеклом, через которое, должно быть, солнце светит в эти жаркие края, насадка брашинга бережно своими цепкими лапками касалась лишь волос, не задевая корней, словно боялась надломить стебель и обрушить лепестки. И это было великое искусство укладки Сарижат.

А когда фен, словно по мановению кнопочки феи, утих, наступила послеобеденная мертвая тишина для всего роя шмелей, жуков и саранчи. Послеобеденная блаженная сиеста.

И хотя еще какое-то время в ушах обалдевшего Абдула стояло жужжание, а потом еще и шуршание метелки Сарижат, которой она стряхивала волосы с шеи и с завязавшихся на глазах среди волос, прямо на грядке-шее, двух желтеньких, очень похожих на маленькие дыньки ушей, Абдул готов был поклясться, что Сарижат стряхивает лепестки роз вместе с заснувшими в них насекомыми, – такая была тишина. И они падали на пол, словно в камерах Гиммлера.

“Такая мертвая тишина, – подумал Абдул, – может быть только в тихий мертвый час или первую ночь после сотворения мира. Когда цветы ждут семенного оплодотворения, но где же он, долгожданный летний дождик – первозданное чудо?”

Вот так Абдул был убит и вновь воскрес. Ибо капли одеколона из пульверизатора были настолько ободряющи и освежающи, словно вслед за упавшими пчелами с неба колючими, но безвредными шипами посыпались их ни к чему не пригодные после осеменения жала. И это была ободряющая живительная влага, насыщенная блаженным запахом бейрутских роз.

Выходил Абдул из парикмахерской помолодевшим лет на пять. Ведь как приятно после парикмахерской пройтись по летней провинциальной улице. Июль, травы, налитые соком солнца, прогибаются под собственной тяжестью. Клонятся к красной потрескавшейся земле, словно целуют икону, словно кладут головы своих дурманящих соцветий на плаху.

А тебя в это время переполняет непонятно откуда взявшаяся тяга к жизни. Ветер ласково, словно нежные пальцы Сарижат, гладит по коротко стриженным волосам. Стрижи летают над пустырями, то стремительно взмывая к голубым небесам, то камнем падая к разноцветным мусорным кучам. Пригнувшиеся к земле пестрые домики готовы гепардом прыгнуть через сетку-рабицу, огораживающую палисадник. Пустые и битые пивные бутылки – как зеленые волнистые попугайчики, а пьяницы рядом с ними – как пытающиеся встать на задние лапы обезьяны. И все это надо постичь, схватить. Потому что ты смотришь на это будто в первый раз, вновь открывшимися после казни глазами.

Ароматы экзотичных трав, духов и лаков уже не кажутся опасными. Они вдохновляют на открытие новых стран. А для путешествия пригодны даже пустая проржавевшая и поросшая репейником кабина допотопного грузовика да руль, прикрученный к поваленному дереву американского клена.

Но особенно вдохновляют женщины – самый источник жизни. Они радуют глаз, словно море на берегу пустыни. Каждая из них – как прохладное дерево, и ты чувствуешь это, мысленно входя в прохладу дерева и даже арки в метро. Каждая из них манит в море, в путешествие, в сказочные неизведанные страны. Ну, лучше всего путешествовать не на метро, а своими ножками прямо под палящими лучами солнца. Идти за какой-нибудь красоткой, чувствуя, как горячо ее тело, ощущая всю его липкость в страстных объятиях июля, и вот оно уже липнет к полупрозрачным простыням подобно тому, как сейчас липнет к легкому летнему платью…

Так Абдул вновь мысленно прелюбодействовал, потому что знал, что в конце недели пойдет к парикмахеру-палачу. И надо будет вновь исповедываться, рассказывая какую-нибудь новую историю-фантазию обо всех симпатичных девушках, встретившихся в автобусах, трамваях, троллейбусах, просто на остановках и платформах метро, в кафе, магазинах. Да и во всех других злачных местах лукаво подмигнувшей ему судьбы.

Ну чем не жизнь – скажите, пожалуйста?! Пусть даже жизнь длиной в неделю. Пусть даже жизнь, в конце которой предстоит умереть.

И только раз, когда приключений из-за ленивого летнего дождика и ленивого летнего настроения было не очень много, Абдул спросил у Сарижат:

– А с тобой что-нибудь этакое случается, к тебе приходят интересные мужчины?

И тогда Сарижат рассказала ту историю о галантном юноше в костюме, который попросил постричь его очень коротко и быстро, потому что он опаздывает на свидание с любимой, и о том, как она увидела, заглянув сверху в вырез блузы с пуговичкой на воротнике, что этот галантный кавалер на самом деле женщина.

– И тут у меня случился шок, – добавила в конце своей истории Сарижат.