от полиции. Скорость и свобода, полное доверие своему железному коню, точность движений и мощь двигателя — это страсть, которая не проходит даже с годами.
— Мой отец тоже любил погонять, он не был гонщиком, но всегда говорил, что Шевроле Камаро был рожден не для того, чтобы плестись 30 миль/ч. Он тоже уезжал за город, брал меня с собой и мы будто летели с ним в черной машине навстречу ветру и новым приключениям. Хотя единственное приключение, которое он мне позволял, это перекус в Макдональдсе и детские игровые автоматы или аттракционы. Но чувство скорости и полного счастья невозможно забыть.
— Шевроле Камаро — определенно не та машина, которая заслужила тихую жизнь в гараже под брезентом.
Эйв улыбнулась, но ничего не ответила на его замечание. Ей было еще сложнее раскрыться, чем Джейдену. Они оба хранили слишком многое в тайне от этого мира.
17
Понедельник тянулся бесконечно долго. Сначала Эйвери ждала Дилана, чтобы тот помог с тяжелой частью работы, потом ждала автозапчасти, которые везли дольше обычного. Приветливый доставщик был не особенно разговорчив в этот день. Когда Эйвери закончила ремонт двух последних машин в гараже, то была рада, что не появилось новых клиентов. Во вторник отсутствие новых клиентов немного взволновало хозяйку мастерской, но на ее памяти такие дни уже случались — у них слишком маленький городок и целых три СТО. Но обычно после таких пустых дней, у Эйв наблюдался наплыв, поэтому она отпустила Дилана пораньше, чтобы в среду он пришел с самого утра. Но ситуация не изменилась… Машины проезжали мимо, не было никаких звонков и заказов забрать сломанное авто.
Эйвери и Дилан сидели снаружи мастерской и пили кофе, который он купил в кафе напротив. Она уже в десятый раз спросила себя, почему нет клиентов, и в один момент, видимо, произнесла мысли вслух, на что отозвался подручный.
— Никто не придет больше к вам, — констатировал он будто само собой разумеющееся.
— Почему?
— Они все знают, что вы спите с байкером, а им не нравятся байкеры, — легко ответил Дилан.
— И давно ты знаешь?
— В выходные кто-то на вечеринке сказал, кажется, это была доставщица из бара «У Луизы».
— Проклятая девчонка!
— Но не она одна так говорит, когда я забирал кофе, там обсуждали вас и смеялись над тем, что вы ждете клиентов, а их больше не будет… — спокойно рассказывал Дилан, как будто это был пересказ какого-то фильма, а не приговор ее бизнесу. — Вы же все равно мне заплатите за два часа? Я тут прибрался и кофе принес.
Эйвери пребывала в шоке, но он был прав, ей нужно было рассчитать Дилана, который слишком много болтал и два часа просидел, слушая музыку в наушниках.
— Конечно, вот твои деньги, я позвоню тебе, если понадобиться помощь, а пока можешь не приходить.
— Мне нравилось у вас работать, и деньги были не лишние, жаль что так вышло, — наконец, он проявил хотя бы каплю сочувствия, но Эйвери уже не слушала его, закрывая мастерскую изнутри. Ей хотелось кричать и реветь, наконец, она осознала, что случилось. Сначала байкеры украли у нее работников, теперь бизнес, если бы не Джейден и их проклятый клуб, который оказался здесь, вместо того, чтобы свалить в Калифорнию. Если бы не это все, ее жизнь продолжала течь в спокойном русле, все оставалось бы, как прежде. Эйвери ненавидела, когда что-то серьезно ломалось, это означало, что либо потребуется долгий обстоятельный ремонт, либо требовалось все сжечь дотла и возвести заново. Сейчас ломалась вся ее жизнь.
Злость на Джейдена и «Падших волков» быстро стихла, без подпитки рациональными фактами, невозможно ненавидеть людей. Каждый имеет право на личную жизни, и соседи не могут диктовать, с кем может и с кем может или может спать Эйвери. Хотя в порыве злости она позвонила Джейдену, но он не взял трубку, а когда перезвонил буря в ее голове уже стихла.
— Мне жаль, что так вышло, — сухо вымолвил он, а потом добавил. — Вечером я приеду, часов в девять, раньше не получится, и мы поговорим. Хорошо?
Эйвери утвердительно кивнула, как будто Джейден мог ее видеть, а потом только и добавила: «Хорошо».
До вечера еще нужно было дожить…
Она долго сидела в закрытом боксе мастерской, искусственный свет озарял весь гараж, кондиционеры тихо гудели, музыка не играла. Снаружи доносились звуки редких проезжающих машин, каждый раз Эйвери казалось, что кто-то вот-вот свернет к парковке, и станет сигналить и стучать в дверь мастерской. Все знали, что если машина Эйв припаркована снаружи, то хозяйка где-то поблизости, значит, может в любой момент открыть мастерскую и вылечить любую проблему авто. Но машины проезжали мимо, проносились туда и сюда. Эйвери заплакала.
Детство без матери делает тебя сильной. Очень сильной. Разбитая коленка? Заживет! Драка в школе? Ерунда! Завистливые одноклассницы? Детские глупости. Отец отмахивался практически от всех незначительных проблем ребенка, помогая решать только что-то из ряда вон выходящее, на остальное у него не хватало времени. Однако если его вызывали в школу из-за плохого поведения дочери, он никогда не давал ее в обиду. «Если еще раз такое повториться, — говорил директор, — мы отчислим вашу дочь». «Если такое еще раз повториться, — отвечал отец, — не сидеть вам больше на месте директора, уж я об этом позабочусь. Не моя дочь устроила драку, на нее напали, и это произошло на территории школы. Именно это я скажу шерифу. Ясно?».
Такие моменты собирались в огромный пазл в виде большого сердца — Эйвери любила отца, он делал для нее то, что мог. Если у нее не было чего-то в жизни, просто потому что он не мог это себе позволить, не мог это дать. И в том числе была материнская нежная чуткость и ласка. Поэтому когда Эйв стала старше, то уже сама говорила: «Разбитая коленка? Заживет! Драка в школе? Ерунда! Завистливые одноклассницы? Детские глупости». Зато она была сильной, очень сильной, бесстрашной и стойкой.
«Я вот только секундочку поплачу, и все пройдет», — твердила она уже больше получаса подряд. Даже если бы клиенты стучались в дверь и звонили ей на мобильный, она бы не открыла, потому что вид у нее был заплаканный и измученный. Но ни одна живая душа не приблизилась к мастерской.
Спустя еще пару часов бессмысленного времяпрепровождения в мастерской, а потом дома, Эйв решила выбраться наружу. Первые два шага под вечерним солнцем Тимпоинта дались с трудом, потому что казалось, все жители следят за ней