подписи! Ведь это что-нибудь да значит! А помимо всего, знаете ли вы, что такое кинематографическое дело? Это одна из величайших индустрий, превосходящая по своему культурному значению чикагские бойни. А «Лучшие фильмы в мире» превосходят все существующее на свете. Эта компания нисколько не похожа на все другие. Начать хотя бы с того, что она никогда еще никому не платила дивидендов.
– Никому?
– Никому, сэр! Станет она зря выбрасывать деньги!
– И дивиденды все продолжают накапливаться?
– Да. Мало того, я вам еще вот что скажу: эта компания не выпустила еще в свет ни одного фильма.
– И фильмы все продолжают накапливаться?
– Да! Так и лежат на полке-десятками, сотнями! А потом возьмите эти самые накладные расходы – из-за них-то погибла уже не одна кинематографическая компания. Великолепные студии… стоящие режиссеры… кинозвезды…
– Все продолжают накапливаться?
– Нет, сэр! В том-то и вся штука. Их даже в помине нет. Компания «Лучшие фильмы в мире» не имеет у себя на шее никаких Чарли Чаплинов, никаких Фербэнксов, которые поедают все их деньги. Даже студии у нее, и то нет!
– Нет даже студии?
– Нет, сэр! Нет даже студии! Ничего, кроме компании. Поверьте мне, это колоссальное предприятие.
Водянисто-голубые глаза полицейского широко раскрылись от удивления.
– Действительно, звучит заманчиво, – задумчиво произнес он.-Только раз в жизни может случиться…
– Не раз в жизни, а раз за десять жизней, – поправил его мистер Вадингтон. – И это единственный способ пробить себе дорогу в свете. Нельзя упускать случая, который дается в руки. И чем была бы пишущая машина «Ундервуд», например, если бы она не сумела вовремя воспользоваться своей удачей.
Мистер Вадингтон вдруг умолк. Его лоб покрылся морщинами. Он выхватил из рук собеседника пачку акций и сделал такое движение, точно хотел спрятать их в карман.
– Нет – сказал он. – Нет, нет! Я не могу этого сделать. Нет, я, пожалуй, не смогу вам продать их.
– О, сэрl – взмолился полисмен.
– Нет, нет! Это слишком редкий случай.
– Но, помилуйте, мистер Вадингтон!
Сигсби Вадингтон, казалось, вдруг очнулся от транса. Он вздрогнул и посмотрел на полисмена с таким видом, точно хотел сказать: «Где это я нахожусь?». А потом он глубоко вздохнул и, точно в чем-то раскаиваясь, сказал:
– Ужасная вещь деньги, не правда ли? Жутко, право, как подумаешь, до чего деньги подкапываются под принципы человека и лучшие его намерения. Мною вдруг овладела алчность, простая грубая алчность, вот что случилось со мною, когда я вдруг заявил, что не могу уступить вам этих акций. Да, алчность, жадность даже смешно подумать, что вот у меня в банке лежат миллионы, но как только в душе пробуждается желание сделать доброе дело, что-то такое поднимается из черной бездны человеческого мозга и не позволяет этого делать. Ужас, ужас!
Он несколько раз переложил пачку ассигнаций из одной руки в другую, а потом быстро протянул ее полисмену.
– На-те. Забирайте, пока я опять не поддался своей слабости. Давайте скорее эти триста долларов, чтобы я мог уйти отсюда.
– Я, право, не знаю, как вас благодарить, сэр…
– Не за что благодарить меня. И незачем меня благодарить – остановил его мистер Вадингтон, пересчитывая деньги. Сто… двести… триста… Не за что меня благодарить. Для меня это-одно чистое удовольствие.
* * *
А пока происходил этот разговор, в квартире Джорджа Финча, несколькими этажами выше, мистер Фредерик Мэлэт угощал на кухне свою невесту, мисс Фанни Вельч. Весьма трудно сохранить вид преданного человека, когда у тебя рот полон холодной баранины. Но, очевидно, это все же не является невозможным, так как Фредерик Мэлэт был в настоящую минуту занят и тем и другим. Он смотрел на Фанни с таким же выражением, с каким Джордж Финч смотрел недавно на Молли Вадингтон, Гамильтон Бимиш – на мадам Юлали, и миллион других молодых людей в Нью-Йорке и на его окраинах смотрели и будут смотреть на миллион молодых женщин. Любовь довольно поздно посетила Мэлэта, так как он жил интенсивной жизнью и редко имел досуг. Но, однажды посетив его, любовь осталась уже навсегда.
Если судить по внешности Фанни Вельч, то последняя вполне заслуживала преданность Мэлэта. Это было очаровательное маленькое создание, с живыми черными глазами и с миниатюрным личиком. Прежде всего, при первом взгляде на нее, в глаза бросались удивительно красивые изящные руки, кончавшиеся тонкими длинными пальцами. В этом и заключается одно из огромных преимуществ карманного вора: у него всегда красивые руки.
– А мне здесь нравится, – сказала Фанни.
– Я очень рад, дорогая, нежно сказал Мэлэт. – Я надеялся, что тебе здесь понравится. У меня есть для тебя сюрприз.
– Что такое?
– Вот здесь мы с тобой проведем наш медовый месяц.
– Что? На кухне?
– Да нет! К нашим услугам будет вся квартира вместе с крышей.
– А что скажет на это мистер Финч?
– Ему незачем знать. Видишь ли, мистер Финч скоро женится и уедет в свадебное путешествие. Таким образом, вся квартира останется в нашем распоряжении. Как тебе это нравится?
– Это звучит неплохо.
– Я скоро покажу тебе всю квартиру. Это – студия, и лучше ее не сыскать во всем Нью-Йорке. Тут есть одна большая гостиная с огромным венецианским окном, выходящим на крышу, и с балконом. А потом есть еще маленькая веранда на самой крыше, где можно спать в жаркую погоду. И, само собою разумеется, ванная с горячей водой, во всякое время дня и ночи, и душ. Одним словом, трудно было бы найти более уютное местечко, и здесь мы с тобою совьем себе гнездышко, точно две птички. А когда кончится медовый месяц, мы поедем в Лонг-Айленд, купим маленькую ферму, будем разводить там уток и заживем счастливо.
Фанни, однако, с некоторым сомнением отнеслась к этому изумительному плану.
– Скажи мне, Фрэдди, можешь ли ты себе представить меня в роли фермерши среди уток? – Могу ли я представить себе? – воскликнул Мэлэт, и глаза его загорелись немым обожанием. Ну, конечно, могу! Я так ясно вижу, как ты стоишь на дворе в ситцевом переднике и смотришь на маленького Фредерика, ковыляющего по саду.
– На кого?
– На маленького Фредерика.
– A! А ты обратил внимание, как крошка Фани цепляется за мою юбку?
– Еще бы! На шаг не отходит. А Вилли сладко спит в колыбельке.
– Знаешь, что, Фрэдди? – сказала Фанни. – Давай лучше обождем заглядывать в будущее, а то наша семейка что-то больно быстро растет.
Фредерик Мэлэт вздохнул, но это был вздох, вызванный сладостными мыслями.
– А согласись, Фанни, что это звучит так тихо и спокойно после той бурной жизни, которую мы