Читать интересную книгу Мракобес - Елена Хаецкая

Клотильда сидит в телеге, полог откинут. В руках у девушки лютня, струны бренькают. Когда телега подскакивает на ухабе, звенят невпопад, а так – довольно-таки ладно. Рядом шагает Бальтазар Фихтеле. Вдвоем слагают песенку, нарочно путая языки – строчку на одном, строчку на другом.

Weisst du, Kind, was Fimbullwetter ist?[11]

Der Sommer kommt nach dem Winter nicht.[12]

– Вот и ученость твоя пригодилась, Фихтеле, – сказал Ремедий. – Все не зря мозолил задницу на студенческой скамье.

Бальтазар фыркнул, а Клотильда исполнила на лютне сложный пассаж и под конец расхохоталась.

Потом оба хором допели:

Und weisst du, wer nach dem Winter kommt?[13]

Und er hat den Namen: Der Angel Tod.[14]

Ремедий покачал головой. Как и следовало ожидать, от него ускользнула ровно половина смысла песни.

– У тебя в ухе дохлая мышь, Фихтеле, – пробурчал он, досадуя на собственное невежество.

– Где? – переспросил Бальтазар. – Где ты нашел у меня дохлую мышь, Гааз?

Клотильда, давясь от смеха, завалилась в телегу.

Ремедий сердито повторил:

– В ухе!

– А ухо, ухо-то где?

– На голове.

– А голова?

– На заднице.

– А задница?

– К ногам приделана.

– А ноги?

– Землю топчут.

– А земля где?

– Во Вселенной. – Ремедий злился уже не на шутку. Ему казалось, что он не сможет долго находить ответы на вопросы Бальтазара Фихтеле. А вопросы вылетали один за другим, как осы из гнезда.

– А Вселенная? Вселенная где?

Ремедий молчал. Ему не нравился весь этот разговор. Но вопрос цеплялся за ответ, а Бальтазар, сволочуга, все приставал: где искать дохлую мышь?

И Ремедий выпалил:

– Вселенная суща сама по себе.

И сам удивился такому ответу.

А Бальтазар склонил голову набок и, как ни в чем не бывало, продолжал донимать монаха:

– И где же Вселенная суща сама по себе?

– В Боге, – сказал Ремедий.

– А где Бог?

– Везде, – сказал Ремедий.

В этот момент Арделио резко натянул поводья, и лошадь остановилась.

– Что там такое? – крикнул Бальтазар, подняв голову.

– Стоит кто-то на дороге, – ответил Арделио.

* * *

На дороге стоял монах. Рослый, тощий монах в коричневом плаще. Стоял он, свесив голову, опустив руки, смиренником. И почему-то никому не захотелось с ним разговаривать.

Ни Балатро, старшему из комедиантов, хозяину лошади.

Ни Варфоломею, который всех пытался спасти и обратить.

Ни Витвемахеру, не упускавшему случая помахать мечом.

Ни Клотильде с Шальком – оба большие любители почесать языками.

Тем более не захотел вступать в разговоры Ремедий, тот вообще молчун, а как скажет, так невпопад.

Мартин и Валентин попросту спрятались, хотя вот уж кому терять нечего, так это им, покойникам.

Потом Варфоломей сказал Иеронимусу:

– Он твоего ордена, ты с ним и разговаривай.

Иеронимус вышел вперед. Ничего другого не оставалось.

– Привет, Агеларре, – сказал он.

Дьявол поднял голову. Он выглядел усталым и постаревшим, узкое лицо заросло щетиной, глаза смотрели уныло. И не желтыми были они, а бесцветными.

– Просто Дитер, – поправил он.

– Как хочешь.

И плащ на плечах дьявола знакомый. Дитеру в плечах широк, болтается, как на палке. И коротковат. Серые пятна покрывают плащ. Кое-где прилипли да так и не отстирались куски плесени, рыбьи кости, плевки желчи. Достался дьяволу монашеский плащ Иеронимуса, и с плащом – все ведьмины страхи, что жили в нем, и старые пятна блевотины. Оттого и страшно было.

Иеронимус стоит против дьявола. Он меньше ростом, выглядит старше, плечи опущены.

– Перестань, наконец, путаться у меня под ногами, Дитер, – сказал он. – Надоел.

Дитер растянул губы в неприятной ухмылке.

– Ты мне не указ, Мракобес.

– Отойди с дороги, – тихо сказал Иеронимус.

Дитер хмыкнул. Мотнул головой назад, в сторону спутников Иеронимуса.

– А этот сброд что, с тобой?

– Кто?

Иеронимус оглянулся.

И увидел лица. Десятка два встревоженных лиц. И все обращены к нему. Иеронимус повернулся к дьяволу спиной, посмотрел на своих спутников – удивленно, как будто впервые заметил.

– Эти-то? Нет, они сами по себе, – сказал он Дитеру.

– А почему тогда они идут за тобой?

– Они не за мной. Просто идут.

– А куда? – жадно спросил Дитер. – Куда вы все идете, каждый сам по себе?

Иеронимус видел, что дьявол нарочно втягивает его в длинный разговор, и сказал, чтобы тот отвязался:

– Скучно с тобой.

– Да? – Дьявол казался по-настоящему удивленным. – Вот уж чего никак не ожидал услышать. Сколько на своем веку разговаривал с людьми, столько слышал: с тобой, дескать, Дитерих, не соскучишься! С тобой, Дитерих, обхохочешься!..

Иеронимус тишком зевнул. Дитер заметил. И обиделся.

– Куда идешь-то? – рявкнул он.

– К своему Богу, куда еще может идти монах.

– Ведь ты христианин, Шпейер, – хитро сказал Дитер. – Чему учила тебя твоя глупая религия? Хочешь иметь – отдай. Хочешь знать – забудь. Хочешь убить врага – возлюби его.

– Тебя не переспоришь, Дитер.

– Я отличный теолог, – похвастался Дитер. – Дьяволу положено. Ищи Бога и найдешь меня.

– Ты опять прав, Дитер.

– Так на что ты надеялся?

– Я и не надеялся, – отозвался Иеронимус просто. Повернулся к Арделио, махнул ему рукой: мол, все в порядке, можно ехать дальше. Арделио причмокнул губами, тронул поводья.

Дитер посторонился, пропуская мимо себя караван.

Прогрохотала телега, с каменным лицом проехал Арделио. Прошел Ремедий и рядом с ним Мартин, оба бледные. Опустив голову, просеменил Валентин. Погруженные в бесконечную беседу, минули монаха и дьявола Варфоломей и Михаэль. Воинственно протопали блаженные братья Верекундий и Витвемахер. Опираясь на руку Бальтазара Фихтеле, проковылял Шальк, все еще слабый после ранения.

– Я ведь только поговорить, – пробурчал Дитер. Он был по-настоящему обижен.

Иеронимус подошел к нему вплотную и сказал:

– Пшел вон. Живо.

Как побитая собака, побрел Дитер вниз с горы. И никто не посмотрел ему вслед.

* * *

Вышли к Разрушенным горам. Старые горы, поросшие лесом. Смотреть от Раменсбурга, с плоского берега Оттербаха, – невысокими кажутся. А подниматься к перевалу тяжело, особенно по распутице.

С каждым днем ощутимо холодало. Слишком быстро отступала в этом году осень.

Однажды утром Балатро разбудил Иеронимуса еще до света. Иеронимус сразу проснулся, сел, кутаясь в плащ. Комедиант, едва различимый в утренних сумерках, приложил палец к губам, поманил за собой. Они отошли от лагеря. Иней похрустывал на опавших листьях у них под ногами.

За месяц путешествия Мракобес заметно сдал. Балатро не знал, сколько ему лет. Сорок, пятьдесят? Спрашивать не решался, а догадаться не мог. Иеронимус выглядел усталым.

В полумиле стояла комедиантская телега, готовая к отбытию. Лошадь запряжена, Арделио держит в руках поводья, на Иеронимуса не смотрит, отворачивается.

– Мы уходим, – сказал Балатро. – Арделио, Клотильда и я.

Иеронимус молчал.

– Проклятье, святоша, – сказал Балатро, уже не чинясь. – Ты затащил нас в эти несчастные горы. Там, внизу, мы боялись тебя. Здесь – чего бояться? Все позади, впереди только смерть. И в Страсбург нам не дойти, покуда ты с нами.

Иеронимус удивился. И скрывать не стал.

– Почему? Разве не ты сам выбирал дорогу?

– Дорогу-то выбирал я, – медленно проговорил Балатро, – но, похоже, она повернула не туда, куда хотелось. Завтра нам всем перережут глотки. Тебе-то что, ты и варфоломеевы разбойнички – все вы попадете в рай. Ну, а комедиантам надеяться не на что. Вся наша жизнь – здесь, на земле. Так что мы уходим.

– Перережут глотки? Кто?

– Ты, святой отец, действительно блаженный? – разозлился Балатро. Невозмутимый вид Иеронимуса выводил его из себя. – Там, на горе, замок.

И показал рукой – где.

Еще вчера никто из них ничего не видел, никакого замка. Но теперь, прищурившись, Иеронимус разглядел высоко на вершине укрепленные стены, высокие башни.

Иеронимус покачал головой:

– Сколько жил в этих местах, никогда не слышал о таком.

Балатро сдвинул брови.

– Я тоже. Ох, как мне это не нравится. Сегодня же спускаемся с гор. Арделио приметил уже дозоры. Не знаю, кто засел в этом вороньем гнезде, но ничего хорошего ждать не приходится. Жуть здесь творится какая-то. Мы – простые актеры. Для чего живем? Делаем бесполезное дело для радости других. Все эти ужасы не для нас.

Иеронимус помолчал еще немного. Потом тихо спросил:

– Зачем ты позвал меня?

– У тебя с собой деньги, – прямо сказал Балатро.

– Да, – сразу отозвался Иеронимус.

– Много?

– Гульденов семьдесят или около того.

– Отдай.

Иеронимус снял с пояса кошелек, отдал комедианту. Балатро взял, развязал, сунулся, поворошил монеты.