— Ага, — радостно кивнул друг. — На этом несоответствия между тобой и твоими ближайшими колючими родственниками заканчиваются.
— Дай тебе Бог, парень, чтобы ты никогда не встретился с её родственниками, — решила поучаствовать в разговоре Руся.
Миша её слова проигнорировал с абсолютно шальной улыбкой, которую я никогда не видела на его лице прежде и решил немного поработать:
— Рассказывай — кто, когда, где?
И я рассказала.
— Так значит, когда вы вошли кроме парня здесь больше никого не было? — начал задавать уточняющие вопросы Миша, как только я закончила свое сольное выступление.
— Здесь в принципе с персоналом полный швах. Мы просидели в зале как минимум полчаса и за все это время увидели только троих, включая бармена за стойкой, — ответила я.
— Мы прибежали в кабинет на крик, — добавила Руся. — Скорее всего, кричал именно этот официант. У него была рука порезана, а перед входом в кабинет пол был заляпан кровью.
— Возможно, именно он её и убил, — заметил Миша. — Если это вообще убийство, в чем я сильно сомневаюсь.
— А у тебя есть другие варианты? — поморщилась я. Мне сразу не понравилась позиция, которую занял Мишка, явно желавший побыстрее избавиться от этого дела.
— Про варианты надо спрашивать у патологоанатома, — вздохнул друг, поднимаясь. — Вот даст мне эксперт заключение, тогда и будем знать. А гадать и блуждать в трех соснах я не хочу.
— Одну из сотрудниц этого бара убили, — с нажимом в голосе напомнила я, тоже выпрямляясь в полный рост. — Потом сюда приходим мы, спрашиваем про убитую, её непосредственная начальница обещает с нами поговорить, уходит, а потом скоропостижно умирает. Тебе не кажется, что таких совпадений не бывает?
— Ди, — Миша достал носовой платок и начал протирать им пальцы. — Я все понимаю, не надо мне тут как первокласснику банальные истины по полочкам раскладывать. Но ты видишь на теле хоть какие-нибудь повреждения?
— Нет, — мне пришлось признать очевидное.
— Вот и я не вижу, — кивнул Миша, убирая платок обратно в карман легкой куртки. — И судмедэксперт их тоже не увидит. Дамочку не закололи, не застрелили, не ударили табуреткой по голове. Даже признаки отравления отсутствуют.
— Откуда вы знаете? — вновь решила напомнить о своем существовании муза. Вот не стоялось ей в уголку тихонько!
— От неё не исходит посторонних ярко-выраженных запахов. Нет пены во рту или ничего не течет изо рта. И судя по положению тела, её не сводило судорогой перед смертью, как это бывает при употреблении яда.
— Все перечисленные тобой характеристики зависят от типа отравляющего вещества, которое было использовано. Не все яды пахнут и не у всех отравленных появляется пена, — начала спорить я.
— Святые небеса! — не выдержав, взмолился Миша. — Посмотри на неё, Ди! Скорее всего, она умерла от остановки сердца. Увидела вас, разнервничалась, вот сердечко и не выдержало. Абсолютно банальная и абсолютно не криминальная смерть!
— Ей было сорок два, — вдруг сообщил молодой парень, который как раз осматривал стол и, судя по небольшой книжице в его руках, нашел паспорт Лидии. — И она бегала марафоны.
Парень развернул в нашу сторону рамку с фотографией, на которой Лидия была запечатлена в момент пересечения финишной линии.
— Это ничего не значит, — отмахнулся Миша. — Даже у марафонцев может быть слабое сердце.
— Ага, еще скажи, что бег ослабляет сердечную мышцу, — проворчала я, подходя ближе и рассматривая фото. — И провоцирует хронические заболевания.
— Все возможно под луной, — философски заметил Миша и гордо покинул кабинет.
— А вы считаете, что это убийство? — убирая паспорт обратно в стол, обратился вдруг ко мне парень, чьего имени я не знала, так как видела впервые.
— Я не считаю, я уверена в этом, — твердо произнесла я.
— Из-за этого? — он указал на телефонную трубку.
— И из-за этого тоже, — кивнула я. — А что?
Парнишка, который выглядел как вчерашний выпускник вуза, на мгновение задумался, а после нервно отмахнулся:
— Да нет, ничего, просто вспомнилась одна история.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Какая история? — тут же вцепилась в него я.
Парень немного смутился от такого внимания и неловко отвел взгляд.
— Меня Ди зовут, — я приветливо улыбнулась и указала на все еще пылящуюся в углу подругу. — А её — Руся.
— Руслана, что ли? — фыркнул парень, не удержав смешок.
Муза тут же надулась и уже собралась выдать что-то не особенно приятное для собеседника, но я её опередила:
— Нет, Фируса. У неё в семье это что-то вроде родового имени, передающегося из поколения в поколение. А тебя как зовут?
— Илья, — представился парень и чуть покраснел.
Я едва не умилилась такой реакции, возникло острое желание купить ему плюшевого мишку и поправить подтяжки на штанах. Подавив свой не вовремя проявившийся материнский инстинкт, я спросила:
— Так, какую историю ты вспомнил, Илья?
Парень улыбнулся и начал рассказывать.
— У нас в Академии был один преподаватель, Станислав Егорович. Он любил на парах рассказывать о делах, которые расследовал в свою бытность следователем. Его всегда было интересно слушать, потому что он давал не сухой материал из учебников, а делился собственным жизненным опытом. Одна из рассказанных им историй запомнилась мне особенно сильно. Дело было в начале 2000-х, он тогда только пришел на службу в органы. И ему поручили расследовать серию странных убийств. Вернее, началось всё с одной смерти, которую вначале приняли за смерть по естественным причинам. Но потом появились новые трупы и их объединили в одно дело, усмотрев везде один и тот же подчерк. Все пятеро убитых были очень состоятельными людьми. И все они были обнаружены мертвыми на полу в своих собственных домах. Во всех случаях вскрытие показало остановку сердца. То есть, ничего криминального, жил человек и умер. Каждый день подобное случается, но потом стали появляться родственники убитых и заявлять о краже. Семья скончавшегося антиквара заявила о подмене коллекции картин, которую тот собирал всю жизнь и которая оценивалась в миллионы долларов. Якобы подлинники пропали, а на их место повесили качественные копии. Подмена выяснилась только тогда, когда родственники принялись делить наследство. Следом объявилась сестра владельца крупной торговой сети и сообщила в полицию о пропаже большой суммы денег, которую её брат выручил на кануне своей смерти от продажи элитной недвижимости за границей. Затем дети скончавшегося депутата вдруг узнали, что папа оставил их ни с чем. Просто вдруг оказалось, что у него вообще ничего нет, даже машины. В процессе расследования появилась версия, что он любил играть в карты и всё потерял за покерным столом, но подтвердить её так и не удалось. Последней заявление подала женщина, чья дочь была популярным дизайнером одежды, рассказав о пропаже редчайших драгоценностей, в которые её дочь вкладывала почти все свои доходы.
— Я не поняла, в чем проблема-то была? — к нам подошла Фируса, которой, наверное, надоело охранять стенку.
— Понимаете, — парень почесал затылок. — Установить факт воровства так и не получилось. Всё имущество, о котором говорили родственники, полностью принадлежало покойным. То есть, модельерша, которая на свои деньги скупала брюлики могла их продать, а деньги пожертвовать какому-нибудь фонду. Бизнесмен, законно передавший право собственности на несколько своих домов, мог просто подарить вырученные денежные знаки любовнице или дать кому-то в долг. Депутат действительно мог проиграть все в карты. А коллекционер вполне спокойно мог выставить свои картины на аукцион в тайне от семьи и заменить их копиями. Все это было законно, они распоряжались собственным имуществом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Все равно ничего не понимаю, — мотнула головой Руся. — Где связь между этими исторями и убийством управляющей в каком-то вшивом баре? Она вроде не коллекционер, не бизнесмен и не модельер. По крайней мере, по её внешнему виду и месту работы нельзя сказать, что у неё много денег.