как на верхних ярусах — требуется то, что их женщина, скорее всего, в сексе им не позволит. Или же они просто стесняются это спросить. И тогда, девочка... у нас найдётся, что им предложить, ха-ха.
Девушка побледнела, и сквозь слезы посмотрела на собеседника, пока тот смеялся, довольный впечатлением, которое произвел. Помедлив, он потрепал её по щеке заскорузлыми пальцами, и усмехнулся.
— Я дам тебе пока время подумать. Ни тебе, ни мне не хотелось бы промывать тебе мозги слишком сильно. Нет ничего более неприятного, чем трахать пустоголовую куклу — тем более, телепатам. Но если ты согласишься и добровольно отработаешь долг, то потом мы подчистим тебе память, и даже отпустим.
Он раскатисто расхохотался, увидев на лице девушки откровенное недоверие, сквозь слезы на её лице.
— Или ты хочешь сразу пожаловать в Извлекатель? Учти, детка, что с тебя нам выпадет недостаточно эссенции, чтобы удовлетворить нам весь аппетит, — вкрадчиво заметил мужчина. — Возможно, твой младший брат решит пройти в тоннели вслед за тобой? Подумай, хочешь ли ты усугублять ситуацию ещё больше, Белка. Ха-ха, подумай. Как будто мы с тобой не знаем, что тебя нет смысла уже даже спрашивать. У меня есть пара знакомых телепатов, хе-хе, которые не задают лишних вопросов.
***
Я вынырнул из видений с бешено бьющимся сердцем, и стал с рычанием озираться вокруг, словно животное, осатаневшее в клетке. Мне хотелось ударить в стену — разбить в кровь костяшки, но я сдержался, чувствуя разливающийся в груди горячий гнев. Мои кулаки сомкнулись в кулак, а сердце почему-то стало биться холодно и спокойно, хотя по спине пробежалась тревожная дрожь.
— И кто теперь у нас — серийный маньяк-убийца? Ты же внутренне их уже всех убил, Антон, — с вкрадчивым смехом заметил мне Шут, и впервые в жизни, я без всяких сомнений кивнул в ответ. Я был готов убивать без колебаний. Более того, я этого хотел.
— Рискуешь, Антон. Какой ты неблагоразумный, — рассмеялся мне Шут, и я устало провёл по лицу ладонями, пытаясь уложить в голове этот ответ. Даже не понять, то ли это у Шута была издевка, то ли он правда со мной сейчас не шутил. Да ну, бред.
— Помнишь ли ты, что воспитатели ведут учет, Антон? — вкрадчиво напомнил мне Шут. — Подозреваю, то, что ты хочешь сейчас сотворить, значительно превысит всякую норму на утруску, усушку и прочие естественные потери эссенции, хе-хе-хе. И тогда, по итогам расследования, тебе придется либо умереть, либо устроить такую бойню, которую в жизни не додумался бы устроить даже я сам. Благими намерениями, парень, проложен путь в Ад. Просто предупреждаю тебя о последствиях...
— Посмотрим, — проворчал я, сбрасывая с себя морок его слов. — Посмотрим и проверим, насколько велика здесь норма на естественные потери эссенции. Кое-каким козлам сегодняшний день пережить не получится все равно, как бы ты, Шут, этого не хотел.
— Я — хотел?! — изумлённо возопил Шут. — Да убивай их хоть всех, Господь узнает своих! Дожились, черт подери, что это я уговариваю тебя следить за своим поведением! Кто из нас двоих псих?
— Я, — отозвался я, скрипнув зубами. — Я здесь — Псих. А ты — Шут, так что заткнись. Ты сам бы на моём месте никого жалеть бы не стал, так что пошли.
— Пошли, — с предвкушением, ответил мне Шут.
Глава 7. Давний друг лучше новых двух
Я бежал, не обращая внимания на пытливые взгляды, которыми награждали меня обитатели тоннелей. В своих руках я крепко сжимал окровавленную салфетку, которая, как нить Ариадны, начертила мне сквозь пространство направляющий луч. Я воспринимал направление шестым чувством, словно указующая на Белку магнитная стрелка.
Я все дальше и дальше удалялся от ухоженного центра поселения, где стремилась ввысь пирамида, а вдоль улиц сверкали белоснежными стенами высокие здания. В какой-то момент мои ботинки ступили на неотёсанный камень скал, и дальше я шел в кромешной, непроницаемой темени. Несмотря ни на что, я видел сквозь неё, как видит пространство слепой, который ощупывает всё перед собой рукой.
Наконец, я пришел туда, где с Белкой была особенно сильная связь.
За очередным изгибом извилистых стен тоннелей, передо мной выросла рукотворная преграда чьего-то дома. Непохожий на другие, он будто бы врос в расщелину среди серых скал, преградив передо мною путь. Прожекторы выхватили из тьмы моё лицо, и двое охранников-мужчин, которые стояли у самого входа, настороженно повели взглядами в мою сторону. Я заметил у них на поясах игломёты, и встал соляным столбом на месте, обдумывая дальнейшие действия.
А затем, вдруг, я почувствовал прикосновение к моим вискам чьих-то невидимых рук, и мой взгляд выхватил из незримого пространства вид чужих, ищущих глаз. Они смотрели вглубь меня, в меня – в самое моё сознание, тщась своими бесцеремонными потугами добраться до самого сокровенного, скрытого в сердце. Чужие руки вызвали у меня безотчетную, брезгливую дрожь, словно своими липкими щупальцами пролезть в меня пытался сам Червь. Изнутри поднялась волна отвращения, и я рефлекторно обернулся вокруг чужих, грязных лап, всем своим существом, и вцепился них, словно сорвавшийся с цепи зверь.
Я забыл, где нахожусь, где стою. Был только я – и он, Червь, чьи щупальца столь часто касались моего сознания в прошлом. Но впервые в своей жизни, я теперь мог больше, чем просто стоять и терпеть мучительное вторжение – я мог ответить! Я встал, и отрастил свои щупальца, свои зубы и когти – и вцепился ими во врага, и рванулся прямо к чужому горлу, чтобы принести ему всю ту боль, весь тот страх, что скопился у меня ещё с тех времен, когда я был лишь беспомощной жертвой.
В мои уши ворвался пронзительный, страшный