а ежели мы с вами к нему явимся? — предложил Поморцев.
— Не так он сильно тогда испугается, — предположил я. — А вот если его губные под белы рученьки возьмут, да к вам доставят…
— Ну так-то оно да… — Поморцев снова провёл ладонью по лысине. — Вот кому другому отказал бы сразу, но вам… Дайте мне, Алексей Филиппович, сроку до завтра или послезавтра, прикину, как лучше провернуть.
Ничего иного, кроме как принять предложение, мне не оставалось. Я оставил Афанасию Петровичу адрес Дикушкина, мы вернулись к чаепитию, по завершении коего и простились. Что же, выторгованное Поморцевым время у меня было на что потратить.
…Дом на окраине города я нашёл быстро. Что дом тот самый, видно было по двум весьма упитанным котам, серому и рыжему, устроившимся на крыльце и блаженно жмурившимся в лучах неплохо уже пригревающего солнышка.
— Здравствуйте, господин, — на крыльцо вышла молодая, лет двадцати с небольшим, женщина с непокрытой головой, одетая по-мещански — в белое с голубым ситцевое платье. — Ищете кого?
— Здравствуй, красавица, — высокая и статная, с серыми глазами и толстой русой косой, молодка вполне заслуживала такого звания, — Кошкин мне нужен, Архип Петрович.
— Так помер дедушка, Царствие ему Небесное, — на красивое лицо набежала тень грусти, — год уж, почитай, как помер. А вы, господин, по делу по какому?
— Боярин Левской, Алексей Филиппович, — представился я. — Знал я дедушку твоего по войне, всё хотел повидаться, да не успел, упокой, Господи, душу раба твоего Архипа…
— Так вы проходите, ваше сиятельство, — засуетилась женщина. — Это ж вы, стало быть, так по-доброму про дедушку в книжке вашей написали! Наталья я, Наталья Демидова Кошкина, травница да целительница здешняя, теперь вот в доме хозяйствую!
Я снял шляпу и вошёл. Перекрестившись на иконы, увидел на полке рядом с ними свою книгу, что посылал генералу Михайлову для передачи Кошкину. [3] Получить её Кошкин Дед, значит, всё-таки успел.
— Дедушка в последний год ослеп совсем, — не умолкала Наталья, суетливо убирая со стола всякие склянки, ступки и миски, — вот книжку вашу я ему и читала, а он слушал. Доволен был, о вас всё добрые слова говорил, душевный, мол, человек его благородие прапорщик Левской…
Слушая вполуха хозяйку, я осмотрелся. Обстановка в доме, по сравнению с той, что я помнил, несколько поменялась — стало больше ковриков и дорожек, в основном верёвочных, но были и шерстяные, на стенах прибавилось полок, а на них всяческой посуды, что при ремесле хозяйки и понятно, поменялись окна и занавески на них. Чего я не обнаружил совсем, так это следов проживания в доме мужчины. Зато были коты…
Помимо тех двух, что встретили меня на крыльце, в горнице имелось ещё трое, да наверняка были и другие, просто шлялись сейчас где-то по своим важным делам. Возле печки сидел в позе копилки совершенно чёрный котейка, внимательно меня разглядывавший, на лавке у стола дрых здоровенный мохнатый котяра народной масти «серый тигр» и, не открывая глаз, отмахивался пушистым хвостом от котёнка той же расцветки, старательно на этот самый хвост охотившегося.
— Неужели Васька? — кивнул я на спящего зверя.
— Нет, — вздохнула Наталья. — Васька, как дедушка помер, в тоску смертную впал, две седмицы с места не сходил да не ел ничего, вот и тоже ушёл… А это Мурзик, сынок Васькин.
Кот открыл глаза, с некоторым недоумением уставившись на чужого. Я протянул к нему руку, дождался, пока зверь её обнюхает и, прикрыв глазищи, дозволит мне себя погладить. Мелкий, видя такое дело, прекратил попытки поймать большого за хвост и с любопытством разглядывал происходящее. Его я тоже захотел погладить, но малыш решил, что поохотиться теперь можно и на меня, точнее, на мою руку, и схватил её лапами, выпустив маленькие острые коготки.
— Барсик, скотинка грешная, а ну брысь! — прикрикнула Наталья, и маленький хищник моментом исчез, нырнув под лавку. — Тоже Васькин потомок, — хозяйка виновато улыбнулась. — С пониманием, но мал совсем, вот и балует вовсю.
— А остальные? — спросил я. — У Архипа Петровича их много было…
— Так дедушка их со всего околотка собрал тогда, — напомнила Наталья. — А как шведов побили, хозяева вернулись и всех обратно разобрали, мыши-то никому дома не надобны. Но какие-то котейки и остались. У меня вот восемь их живёт, да ещё трое приходят иной раз по старой-то памяти.
Я улыбнулся, вспомнив популярный на излёте моей прошлой жизни мем про Наташу и её котов, но хозяйка, похоже, расценила мою улыбку иначе.
— Не хотите, ваше сиятельство, котика взять? Того же Барсика? Не смотрите, что мал, всё соображает, ходить в одно место приучен, гадить где попало не станет. Всё веселее вам будет, а уж деткам-то вашим…
— Возьму, — решил я. — Буду из города уезжать, зайду за ним. А сейчас, Наташа, проводи-ка меня на кладбище, — велел я. — Хоть так с Архипом Петровичем повидаюсь.
Идти до кладбища пришлось почти через весь околоток, и как я понимаю, поход наш надолго дал местным пищу для пересудов. Всю дорогу то тут, то там поднимались над заборами любопытные лица здешних обывателей, кто-то наверняка и в окна глазел. Встречные, с коими Наташа любезно раскланивалась, тоже провожали нас взглядами, по большей части завистливыми. Саму Наташу такое внимание, кажется, даже забавляло — уж с больно довольной улыбкой вышагивала она рядом со мной.
Постояв у скромной ухоженной могилки, мы вернулись в дом с котами. Выпили хлебного вина [4] — я чарку, Наташа шкалик, потом хозяйка, извинившись, что сегодня ещё не стряпала, угостила меня совершенно чудесным квасом с травами и ягодами. То ли кто-то из здешних (или нездешних) мужчин к ней всё-таки хаживал, то ли и правда коты выбирают женщин сильных и независимых, но никаких поводов заподозрить себя в доступности Наташа мне не давала. Да и ладно, я теперь человек женатый, портить жизнь себе и любимой супруге ради сиюминутного удовольствия не собираюсь.
Ещё один день я провёл в уютном доме Дикушкина, прежде чем старший губной пристав Поморцев исхитрился-таки придумать, как и мне помочь, и самому тайным дорожку не перебегать. Выяснив, что предмет моего интереса проживает на земле, подведомственной в плане охраны порядка Крестовой губной управе, он и спихнул дело её заведующему старшему исправнику Горюшину. С Дмитрием Ивановичем у