по крайней мере, само строительство лечебницы с выкупом земли под неё смотрелись делом более чем посильным, даже если участвовать в нём будем только мы, Васильковы и Леонид с Татьянкой. О том, что здание женского гимнастического общества стоит разместить по соседству, мы тоже договорились. В итоге Васильковым досталась дальнейшая проработка проекта с учётом платы лекарям, сёстрам и служительницам, мы же с Варварой взяли на себя разговор с их высочествами, на чём и расстались. Да, Лида унесла с собой подарок — гимнастический обруч.
— У тебя, Алёша, хороший вкус, — с лёгким смешком сказала Варя, когда мы проводили гостей.
— Разумеется, — не стал я скромничать, сообразив, что сцена ревности мне не грозит. — Потому тебя и выбрал, — высказать любимой супруге комплимент я всё же посчитал нелишним. Тут мы с Варенькой хитренько переглянулись и, взявшись за руки, отправились на третий этаж. Заглянув в детскую, Варя убедилась, что Андрюша спит, и мы, стараясь ступать тихо, двинулись в спальню…
[1] Образ действий (лат.)
[2] См. роман «Доброе дело»
[3] Впечатление из моего детства: у нас был набор гэдээровских ёлочных игрушек в фирменной коробке, и из надписи на её крышке я узнал немецкое слово, показавшееся мне тогда волшебным заклинанием — Christbaumschmuckverlag («кристбаумшмуккферлаг»). Словом этим называлась фабрика ёлочных игрушек — «рождественского дерева украшений производство». Одним, повторюсь, словом…
[4] Салоп — верхняя женская одежда, длинная широкая накидка, закреплялась завязками или одной-двумя застёжками у шеи. Первоначально не имел рукавов, затем появились разновидности с прорезями для рук или небольшими рукавами. Шился из шёлка, бархата или дорогих сортов сукна с широкой пелериной или отложным воротником, в зависимости от сезона мог иметь ватную или меховую подкладку
Глава 12
Удачная поездка
Как известно, до Мюнхена от Москвы намного дальше, нежели до Усть-Невского, однако же письма от Хюбнера и от Дикушкина пришли мне одновременно. Удивившись этакому совпадению, сперва я всё-таки взялся за письмо Хюбнера — честно говоря, толку от него я ждал меньше, вот и решил закончить с ним поскорее. Моих ожиданий господин профессор не обманул. Сам он знал только двоих таких мастеров, и уверял, что ни один из них никогда не имел дел с русскими заказчиками или покупателями. Ещё двое, кто, по мнению Хюбнера, смогли бы такие артефакты изготовить, состояли на службе — один у кайзера Священной Римской империи, второй — у французского короля, так что и они вряд ли бы взялись за иностранные заказы. В общем, тот случай, когда отсутствие результата не огорчало.
А вот письмо от Дикушкина оказалось куда как интереснее. Был, по словам Ивана Матвеевича, в Усть-Невском один умелец, некий Максим Терехов, у коего и мастерства хватило бы на изготовление такого артефакта, и жадности. Более того, Дикушкин, не ручаясь за точность своих сведений, краем уха слышал, будто оный Терехов зимою похвалялся большими деньгами, что заплатил ему какой-то московский заказчик за работу, которую, как хвастался мастер, никто бы кроме него и не сделал.
Прочитав письмо, я задумался. Да, до «Иван Иваныча», раз его забрали тайные, мне теперь не дотянуться, но кто сказал, что у меня так уж прямо и не получится размотать эту запутанную историю до сколько-нибудь вразумительного состояния? В конце концов, никакого прямого запрета и даже пожелания прекратить поиски я от тайных не получал. А раз так, надо собираться в Усть-Невский. Помнится, Дикушкин, когда мы с ним устроили эпическую пьянку по поводу защиты моей диссертации, [1] приглашал у него погостить…
Принял меня Дикушкин со всем радушием, хоть и приехал я не один. Из-за необходимости осчастливить подарками многих знакомых багаж мой оказался объёмным и увесистым, вот и пришлось взять с собой Федю, парня юного, но вполне себе рослого и крепкого. Ничего, и для него нашлось в доме Ивана Матвеевича место.
Мне у Дикушкина понравилось. Дом не сказать, что большой, зато какой-то весь продуманный и удобный. Супруга Ивана Матвеевича, Аграфена Ефимовна, женщина статная и ещё сохранившая немало от былой красоты, показала себя хлебосольной хозяйкой, сыновья Матвей и Ефим радовали родителей рассудительностью и послушанием, а супруга старшего, Матвея, Алёна, ещё и красотой, про трёх дочерей сказать ничего не могу — все они были замужем и выбраться к родителям за время моего гостевания не удосужились. Но уют уютом, а дела — делами, и проведя у Дикушкиных день своего прибытия в Усть-Невский, уже следующим утром я отправился наносить визиты и другим своим знакомым.
— Алексей Филиппович⁈— старший губной пристав Поморцев выбрался из-за стола, чтобы меня поприветствовать. — Какими судьбами? О, поздравляю с новыми орденами! Да вы присаживайтесь, сей же час велю подать чего к столу!
— И мои поздравления примите, Афанасий Петрович, — я показал взглядом на орден Михаила Архангела четвёртой степени и серебряную Михайловскую медаль на груди пристава.
— Премного благодарю, Алексей Филиппович! — довольно ответил Поморцев. — Вот, и службу мою беспорочную государь отметил, и маньяка нашего поимку, чтоб ему там с чертями не скучать! [2]
Скоро на столе появился разогретый самовар, рядом встал благоухающий свежей заваркой чайник, чашки с блюдцами и ложечками, сахарница да большое блюдо с маленькими аппетитно выглядевшими булочками с корицей. Подмигнув, Афанасий Петрович выставил по соседству с этим великолепием полуштоф анисовой и пару чарок. Выпив за встречу и за здоровье государя Фёдора Васильевича, мы под чай с булочками вспомнили былые времена, поиски маньяка, войну со шведами, немногочисленных общих знакомых. Я кратенько рассказал о своих новостях — женитьбе, рождении сына, замужестве сестры, совсем чуть-чуть — о достижениях в оружейном деле и артефакторике, заодно и вручил Поморцеву подарки, в качестве коих выступили револьверы Левского и Гаврилова с Семёновым, к обоим прилагались кобуры для скрытого ношения и по коробке с патронами. Новостями моими Поморцев впечатлился, подаркам обрадовался, пора было переходить к делу.
— Э-э, кхм, — Афанасий Петрович по привычке огладил лысину, — правильно ли я, Алексей Филиппович, вас понял? Вы хотите, чтобы я взял того Терехова, вместе с вами его допросил, но, как вы изволили выразиться, неофициальным порядком? Да ещё говорите, будто тайные вмешаться могут?
— Именно так, Афанасий Петрович, — подтвердил я. — Сами же знаете — нет бумаги, нет и дела. Так меньше вероятность внимание тайных привлечь. А ваше участие в допросе заставит Терехова быть намного более откровенным, чем ежели я сам и один к нему приду.
— Хм,