будет,
Художник за ошибку не осудит,
Источник: "В поисках звезды заветной", 1988
XXXV. "Пронзительно кричит ночная птица..."
Пронзительно кричит ночная птица;
Холодный ветер громко в дверь стучится,
О стены бьется, в окнах рвёт бумагу,
Срывает с крыши с воем черепицу.
Вот-вот ворвется в дом он сгоряча...
Испуганная красная свеча
Все плачет без опоры и защиты.
Нагар все меньше пропускает света,
И застывают слезы в сталактиты.
Любимая, откликнись! Где ты?
Войди сюда походкою летучей,
Сними нагар, наросший черной тучей,
Прикрой ладонью фитилек раздетый.
Любимая, откликнись! Где ты?..
Источник: Вэнь И-до "Думы о хризантеме", 1973
XXXVI. "Я расскажу, пожалуй, и об этом..."
Я расскажу, пожалуй, и об этом.
Под музыку трещоток и свирелей,
Под звук то низких, то высоких трелей
Я головной платок с нее совлек
И яркую свечу во тьме зажег;
Шепнул пад ухом, шпильки вынимая:
"Желаешь ли ты знать меня, родная?"
О вы, кто станет слушать мой рассказ,
Заранее могу представить вас:
Я под улыбкой ваших лиц бесстрастною
Увижу зависть — тайную, прекрасную.
Источник: "В поисках звезды заветной", 1988
XXXVIII. "Когда ты днем пробудишься от сна..."
Когда ты днем пробудишься от сна,
Я вижу, что щека твоя красна.
На ней печать бамбуковой циновки.
Не цепь ли то богини сна, плутовки,
Сковавшая так крепко душу?
Щеку целую
И оковы рушу.
Источник: "В поисках звезды заветной", 1988
Загадка времени ("Как ход часов неумолим и скор!...")
Как ход часов неумолим и скор!
О страшный измерительный прибор,
Ты времени процеживаешь море!...
Расцвет, паденье?
Счастье или горе?
"Тик-так, тик-так... " —
я слышу звуки эти,
Но каково же ныне их значенье:
О прошлом говорят они расцвете
Или о будущем паденье?
Источник: Вэнь И-до "Думы о хризантеме", 1973
"Мертвая вода"
Мертвая вода ("Вот стоячее болото с жижей липкой...")
Вот стоячее болото с жижей липкой.
Не взволнует ветер воду рябью зыбкой,
Тошнотворный запах гнили не разгонит;
Все живое под собою топь хоронит!
Если бросить в эту жижу ржавой жести,
Хлама медного, — чтоб прел с трясиной вместе.
Если станет малахитом рухлядь эта,
Ржа на банках — нежным персиковым цветом,
Желтый жир, расплывшись пестрыми кругами,
Станет радужной, узорчатою тканью,
А микробы, что кишат здесь и ликуют,
Облака, зарю из ткани образуют,
Если мертвая вода вином забродит
И жемчужины сольются в хороводе, —
Вот тогда-то это смрадное болото,
Может быть, за красоту похвалит кто-то.
Но болото — есть болото. Это ясно.
Что гниет — уже не может быть прекрасным.
Здесь лишь мерзость — от поверхности до дна.
Что ж, посмотрим, что за мир создаст она
Апрель 1925 г.
Источник: "Антология китайской поэзии", Том 4, 1958
Не сетуй на меня! ("Не сетуй на меня! Что, собственно, произошло меж нами...")
Не сетуй на меня!
Что, собственно, произошло меж нами?
Пути людей — простых и с именами —
Сойдутся, разойдутся без огласки,
Как на воде стоячей листья ряски.
Былые встречи в памяти храня,
Не сетуй на меня!
Не спрашивай меня!
Ты видишь, как дрожат мои ресницы,
Слеза вот-вот готова с них скатиться.
Не будь теперь со мною так сурова,
Остерегись произнести хоть слово.
Вопросы лишние из головы гоня,
Не спрашивай меня!
Не беспокой меня!
Тепла в душе ни капли не осталось,
И сердце сжалось, в нем одна усталость.
На пепле не разжечь уже огня...
Не беспокой меня!
И не ищи меня!
Не смей желать со мною новой встречи,
Нам отвечать друг другу, право, нечем;
Ни для тебя, ни для меня не тайна,
Что эта наша встреча так случайна!..
Расстанемся ж, друг друга не виня,
И не ищи меня!
Не замечай меня!
Запру я двери на замок отныне.
Считай, что я один в беде повинен,
Но ни во тьме, ни в ярком свете дня
Не замечай меня!
Источник: Вэнь И-до "Думы о хризантеме", 1973
Тихая ночь ("Свет лампы мягко освещает стены...")
Свет лампы мягко освещает стены
Солидны стулья, стол и гобелены.
Я к дружеской их близости привык.
Здесь аромат идет от старых книг,
И белизна, и контур чаши стройной,
Как добродетель женская, покойны.
Сопит младенец, ухвативший грудь,
И тут же ухитрился прикорнуть
Мой старший...
Шепчет сердцу сон их сладкий,
Что мирно все вокруг, что все в порядке.
В таинственной, уютной тишине
Песнь умиления дрожит во мне,
Но — тут же превращается в проклятье.
Ночь, не отдамся я в твои объятья!
Спокойствие в четырехстенном мире
Не для меня: мой мир намного шире.
Когда и через стены мне слышны
Отчаянье, истошный вопль войны
Когда лишь по углам покой теснится
Ночь, как же сердцу моему не биться?!
О, если б только собственные чувства
Предметом были моего искусства,
Лишь ради них я раскрывал бы рот —
Пусть прах могильный этот рот забьет!
Пусть в черепе кроты найдут жилище,
Пусть станет плоть червям могильным пищей,
Когда стенных часов уютный бой
Вдруг для меня, довольного собой,
Своим вином, своим стихописаньем, —
Моих