Читать интересную книгу Жертва мистификации - Владимир Константинов

Беркутов хотел было уже вприпрыжку бежать к Рокотову и как следует врезать по мозгам начальству потрясающей новостью, но тут вспомнил, что не прочитал второго акта. Раскрыл и стал читать с заключения:

«На основании вышеизложенного, прихожу к выводам: 1. В представленных на экспертизу металлических опилках отсутствует ружейное, машинное и иные виды масел, применяемых для смазки огнестрельного оружия. 2. В металлических опилках обнаружены продукты от сгорания бездымного пороха».

Все! Маэстро, туш! Мы открыли человечеству ещё одну страшную тайну и уже за одно за это залуживаем прощения Всевышнего за все свои былые прегрешения!

Беркутов встал из-за стола, с хрустом в суставах потянулся, зычно пропел:

— "А я парень молодой! А я весь такой крутой!" — Вот теперь можно идти и к начальству на доклад.

Рокотов молча прочитал один акт. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Принялся за второй.

«Ну и выдержка, ешь твою за ногу! — невольно подумал Дмитрий, наблюдая за полковником. — Ни нервы — канаты! Определенно».

Владимир Дмитриевич закончил читать второй акт. Отложил в сторону. Внимательно взглянул на Беркутова. Спросил:

— И что все это значит?

— Как, вы ничего не поняли?! — изумился Дмитрий.

— А что я должен был понять?

И только тут Беркутов вспомнил, что все то, что он обнаружил в мастерской художника, он хранил в глубокой тайне не только от начальства, но даже от Сережи Колесова — боялся как бы кто не сглазил, или, как говорила его бабушка, — "несурочил. Идиот! Хорошо же он сейчас выглядит.

— Извините, Владимир Дмитриевич, я, кажется, не сказал вам главного. Это, — он кивнул на акты, — я изъял при дополнительном осмотре мастерской Шмыгова.

— Ну и что?

— Если верить следователю прокуратуры Советского района Слепцову, то художник застрелился из обреза. Если же верить заключениям экспертов, то он должен был после своего «самоубийства» отпилить ствол ружья, смазать его, а уж потом умереть насовсем. Что в тех условиях представляется мне маловероятным.

— Это кажется называется черным юмором? — недовольно поморщился Рокотов.

— Вы о Слепцове? — сделал невинное лицо Дмитрий. — Это называется определенно разгильдяйством.

— Ну ты и пижон, майор! — рассмеялся Рокотов. — Научился отрабатывать, нечего сказать.

— Я с вами категорически не согласен, господин полковник. Пижон — это пустоголовый, недалекий человек, заботящийся лишь о своей внешности. Моего же внутреннего содержания хватит на десяток таких, как Слепцов. Меня давно пора заносить в Красную книгу, как вымирающий биологический вид. Иначе землю сплошь заселят слепцовы.

— Согласен, — серьезно сказал шеф. — Ты молодец и умница, доказал некоторым, как надо работать.

— Вот это мне нравится. При такой-то характеристике моих несомненных достоинств, можно было бы и премию подбросить.

— Обязательно, — заверил Рокотов. — Как только раскроешь эти убийства, так сразу получишь премию. Это я тебе клятвенно обещаю.

— Спасибо, утешили. Ее можно ждать до морковкиного заговенья. Вы ведь видите, кто против нас играет.

— Вижу. Потому и считаю, что премия будет вполне заслуженной.

— А не могу я рассчитывать на аванс?

— Нет. Это расслабляет. А тебе сейчас надо мобилизовать все свои внутренние резервы.

— Вы думаете — получится? — уныло спросил Беркутов.

— Я, лично, в это верю.

Дмитрий удивлялся. Шеф был сегодня не похож сам на себя — слишком разговорчив. Все ясно. Это называется — головокружение от успехов. Он тоже сейчас пребывает в состоянии эйфории. Надо же! Кто бы мог подумать?!

— Что же мне сейчас делать?

— Отправляться к прокурору Советского района и возбуждать уголовное дело, — ответил Рокотов.

— Так-то оно так, но только я вряд ли найду контакт со Слепцовым.

— Попроси прокурора передать дело более опытному следователю. Впрочем, я попробую позвонить Иванову. Может быть он возмется за него. Думаю, что дело будет для него интересным.

— Это был бы лучший вариант, — сказал Беркутов.

Конец первой книги.

Книга вторая: Татральные страсти.

Часть первая: Театр-студия «Рампа».

Глава первая: Из рукописи романа «Дикий берег».

(Напоминаю: Рукопись необходимо выделить прописью)

...Ночь была черной, что воронье крыло, теплой и тихой, как голубица. Легкий ветерок с моря остужал наши разгоряченные лица. Вилла была обнесена высоким забором. Но это ничего не значило. У нас были три легких и прочных складных лестницы. Для операции все было подготовлено. Еще днем моя правая рука — рыцарь Аркаиз проник на территорию виллы и спрятался в конюшне. И теперь мы ждали двух часов, когда он отключит сигнализацию. Виллу охраняли семеро боевиков. Схема их постов была досконально изучена. Учитывая нашу подготовку, осечки быть не должно. Теперь я был рыцарем третьей ступени и у меня в подчинении находился небольшой отряд из восьми рыцарей. А ведь с момента моего посвещения не прошло и года. Но я должен был спешить. Годы Великого рыцаря заканчивались. Кто такой хозяин виллы, я не знал. Старший рыцарь только сказал: «Он враг ордена». Этого было вполне достаточно. Враг ордена — мой враг, а потому должен умереть. Это ясно.

Два часа. Пора. Я прокричал выпью, которых здесь водилось в избытке. С трех сторон ограды были приставлены лестницы. Считанные мгновения и мы уже на территории виллы. Каждый из моих людей четко знал свою задачу. Наши черные комбинизоны и черные маски сливались с чернотой ночи. На ногах одеты матерчатые сапоги на войлочной подошве, не издававшие при ходьбе даже шороха. Безшумно приблизились к вилле. Служебный вход уже был предусмотрительного открыт Аркаизом. Молодец! Через пять минут с охраной было покончено. В сопровождении рыцарей я направился к спальне хозяина.

Он спал глубоко. Проснулся лишь тогда, когда был включен яркий свет. Это был пожилой человек с седым бобриком волос и благородным, царственным лицом. Его взгляд выразил недоумение, сменившееся тут же животным страхом.

— Спаси... — закричал он, но я не дал ему закончить и взмахом кинжала перерезал горло. Крик сменился хрипом, бульканьем. Тело задергалось в предсмертных конвульсиях, застыло. Все было кончено.

У него оказалась красивая и молодая жена. Этакая породистая самка с сильным, гибким и нежным телом. Она прижалась к высокой спинке кровати и с ужасом, как затравленная лань, наблюдала за мной. В глубоком вырезе ночной рубашки волновалась роскошная грудь. Она меня волновала. Труп её мужа. Теплая, пахнувшая парным молоком, кровь. И этот ужас в голубых глазах. Мой зверь захлебнулся желанием.

— Оставьте нас, — сказал я. — Я хочу с этой дамой поговорить тет-а-тет.

Рыцари понимающе рассмеялись и вышли из комнаты.

Я стал стаскивать с себя комбинизон. Она все поняла. В её глазах вспыхнула надежда. Заискивающе улыбаясь, принялась поспешно снимать ночную сорочку. Ее бело-мраморное тело, покрытое нежно-золотистым пушком, даже превзошло ожидания. Сотворяет же природа подобное чудо. Нежная длинная шея, плавно переходящая в покатые плечи, высокие упругие груди с маленькими розовыми сосцами, тонкая талия, широкие бедра, плоский живот, прямые ноги с почти детскими ступнями — все это достойно кисти великого мастера. При виде моего возбужденного члена лицо её дрогнуло. Удивление на какое-то время даже вытеснило страх в её глазах. Похоже, что кроме своего мужа ипохондрика, она не знала других мужчин. Я приказал ей встать у кровати, упереться о неё руками и вошел в неё сзади. Необычность обстановки придавала страсти особый привкус. Я испытал настоящее наслаждение. Она, стараясь мне угодить, разыгрывала страсть — кричала, стонала, содрогалась телом. Но то была не дрожь сладострастия, а дрожь страха, подавившего в ней все остальные чувства. Жалкие людишки! Чтобы сохранить свою ничтожную жизнь, они способны идти на любые унижения. А потом я её убил.

Утром был вызван к старшему рыцарю. Худой, с острыми чертами лица и большим кадыком на тонкой жилистой шее, он стоял ко мне вполоборота и, глядя куда-то в пространство, сухо сказал:

— От имени главного рыцаря я уполномочен заявить, что он очень доволен вашими действиями. Отныне вы рыцарь пятого ранга ордена «Белой лилии». Поздравляю!

А правый, обращенный ко мне, выпуклый и тусклый глаз его сжирала зависть. Когда-нибудь я вырву этот глаз и заспиртую. На память. Так будет...

Глава вторая: Еще одно убийство.

Когда Максим Заплечный после спектакля вышел на улицу в городе сгустились сиреневые сумерки, зажглись фонари. Спектакль сегодня явно затянулся. Все ходили по сцене, будто сомнамбулы, буквально засыпали на ходу. Да ещё Любочка Голованова устроила перед спектаклем истерику — Двуликий Янус ей, видите ли, что-то не так сказал. Дура безмозглая! Двуликим Янусом, или просто — Янусом, они звали главного режиссера Илью Ильича Янсона за его лживость и двуличие. Тот ещё тип! Максим очень расчитывал получить в новом спектакле главную роль, да и Янус клятвенно обещал, но в последний момент все же отдал её своему любимчику Земляникину, этому бездарному жлобу. Двуликий и есть. Нет в жизни счастья. Ходили упорные слухи, что у режиссера с Земляникиным не одни лишь дружеские симпатии. Сплетни наверное. Хотя, кто его знает. Максим не сколько не удивится, если это окажется правдой. Отдает же он отчего-то главные роли этому ничтожеству.