Я отстраняюсь, и он опускает руку на колени. Я смотрю на свои руки и пытаюсь успокоить бешено колотящееся сердце.
— Наверное… — шепчу я, пожимая плечами.
— Это моя хорошая девочка, — говорит он, нежно заправляя мои волосы за ухо, и я поднимаю глаза, чтобы посмотреть на него. Мне нравится, как это звучит, и, судя по его улыбке, ему тоже. — А что, если я скажу, что у меня уже есть одна для тебя?
Встав, он подходит к своему столу и открывает ящик. Джеймс достает черную коробку и возвращается, чтобы сесть рядом со мной. Протянув ее, он говорит:
— Давай, открывай.
Я открываю крышку и вижу черную соску. На ней розовыми буквами написано «Папочкина дочка». Я видела такие раньше. У маминой подруги родился ребенок, и она везде носит с собой пять пустышек для своего сына.
— Она выглядит по-другому, — тихо говорю я.
Джеймс ставит коробку рядом с собой на диван и вынимает соску.
— Так и есть.
Взяв в руки соску, он кладет ее передо мной.
— Это называется соска с кожаным ремнем.
Я ерзаю на месте, и он замечает это.
— Нет ничего плохого в том, чтобы нервничать, Элли. Если тебе не нравится, я уберу ее.
Я провожу вспотевшими руками по джинсам.
— А что с ней делать? — спрашиваю я, желая знать. Мистер Роббинс сказал, что его жена обожает свою. Что она постоянно сосет. И как сильно он возбуждается, наблюдая за ней.
— Вот это, — он показывает на кожаный ремень. — Надевается на голову. Он похож на ремень, который носят с джинсами. Он застегивается на затылке.
Мои глаза расширяются, в шее барабанит пульс.
— Значит, я не смогу ее снять.
Он кивает.
— Ты не сможешь. Но я смогу.
Я снова сдвигаюсь, и от смешного ощущения между ног у меня учащается дыхание.
— Я не знаю…
— Все, что тебе нужно сделать, — это коснуться соски рукой, и я ее вытащу, — прерывает он меня.
Я проглатываю комок в горле, но не могу отрицать, что все это время мои бедра были стиснуты. Мое любопытство заставляет меня захотеть это попробовать. Чтобы понять, почему жене мистера Роббинса это так нравится. Глубоко вздохнув, я киваю. Он сказал, что снимет ремень, если мне это не понравится.
— Какая хорошая девочка, — улыбается мне Джеймс.
Снова звучат эти слова, и в мой желудок возвращаются бабочки.
Джеймс поднимается с дивана и встает передо мной.
— Открой, — приказывает он, и я облизываю губы, прежде чем выполнить его просьбу.
Вложив соску в мой рот, он обматывает ремень вокруг моей головы, и мое дыхание ускоряется, заставляя участиться пульс.
— Глубоко дыши через нос, малышка. Дыши для меня.
Он отстраняется, и я смотрю на него сквозь ресницы.
— Хорошая девочка, — он проводит пальцами по соске у меня во рту.
Я пробую резину на вкус, исследуя языком ее странную форму. На ощупь она не такая большая, как выглядела в коробке.
— Как ощущения? — Джеймс подтягивает ремень, чтобы проверить, не слишком ли он тугой или свободный. Я не знаю.
Я киваю, поскольку это все, что я могу сделать.
Он подходит к своему столу и берет мобильный телефон.
— Я установлю таймер на десять минут. Как думаешь, ты сможешь сосать так долго?
Я снова киваю и начинаю делать именно это. Это как с леденцом. Но когда он оказывается у тебя во рту, ты сосешь его, а не облизываешь. Но у этого нет вкуса. Мне больше всего нравится вишня.
Джеймс садится за свой стол и начинает работать на компьютере, отстранившись от меня, а я сижу здесь и изо всех сил стараюсь быть его хорошей девочкой.
Я залпом выпиваю водку, пытаясь заглушить свои воспоминания. Не получается. Джеймс сыграл на том, что я подслушивала сеансы моей матери. Он заставлял меня делать записи, а потом обсуждать их с ним. Это был его способ заманить меня в ловушку. Чем больше я знала, тем больше он мог рассказать об этом моей матери, и у меня были бы неприятности.
Жаль, что я тогда этого не понимала. Я бы не была такой глупой. Он научил меня, что это нормально — любить то, что мне нравится. Что мое тело жаждет того, чего оно жаждет. Я ненавидела его за это. И еще больше я ненавижу себя. За то, что мне это нравилось.
Я пытаюсь сказать себе, что я не соображала. Но я понимала. Я знала, что подслушивать сеансы — это неправильно. Знала, что хотеть того, что слышала — неправильно. Знала, что позволять ему прикасаться ко мне — неправильно. Но мне было так хорошо. Быть желанной было приятно. Я так долго чувствовала себя потерянной и брошенной. Я была одинока, пока не перестала быть одинокой.
— Ты в порядке? — спрашивает меня Кира, и я вздрагиваю от ощущения ее руки на моем плече.
Я киваю, но это ложь. Я не могу сказать, когда в последний раз чувствовала себя нормально или когда все было нормально. Или когда я чувствовала себя обычно.
— Кира? — окликает ее знакомая девушка по имени Сара. Она встречается с другим Лордом. Мы видели их, когда только приехали.
— Я сейчас вернусь, — говорит мне Кира.
Я отмахиваюсь от нее, не заботясь о том, что она оставляет меня здесь. После того как я выбежала из спальни Сина в доме Лордов, она подвезла меня до своего дома. Я не стала спрашивать, зачем она там, и, к счастью, Кира не стала спрашивать меня. Я не готова рассказать ей, что спала с ее братом. Кира — единственное стабильное, что было в моей жизни, и я не хочу потерять это из-за члена.
Кира отвезла меня обратно в университет, я забрала машину и поехала за ней домой. Мы посмотрели фильм, а потом стали собираться на выход. Сегодня вечером на пристани будет вечеринка, и мне нужно вырваться и напиться до потери сознания. Иначе я буду сидеть дома в полном одиночестве у себя в комнате, глядя на сломанный мобильный телефон, который больше не дозвонится до единственного нужного мне человека.
Я стою у лодочного домика, смотрю в панорамные окна, наблюдаю, как парни прыгают с лодки на лодку. Некоторые даже падают в воду, и друзья вытаскивают их, смеясь над ними. Хотела бы я быть на таком уровне пьянства. Черт, я бы сейчас согласилась на экстази. Все, что угодно, лишь бы меня взъебало.
Я не была здесь уже несколько лет. Это заставляет меня скучать по прежней жизни. По той, когда мой отец был еще жив. После его смерти мама продала его яхту. Сказала, что она нам не нужна. Она называлась «Эллингтон». Я знаю, это звучит глупо, но мне казалось, что это еще один способ стереть меня из памяти. Еще один способ стать забытой. Я никогда не имела значения. Ни для нее, ни для ее карьеры. Но мой отец? Я была его девочкой. Мой отец был Лордом, но моя мать работала на них. Работа была для нее превыше всего. Даже с отцом они ссорились из-за этого.
— Привет, Элли, — слышу, как кто-то зовет меня по имени у меня за спиной.
Поворачиваюсь и улыбаюсь Маку.
— Привет.
Я делаю шаг к нему. Судя по тому, как поднимаются его брови, он думает, что я вдруг заинтересовалась. Я просто хочу что-то почувствовать. Я потеряла человека в маске, Дэвида, а теперь еще и Сина в качестве друга. Я совсем одна.
— Ты здесь с кем-нибудь? — спрашивает он, оглядываясь по сторонам.
— Нет.
Как только это слово слетает с моих губ, мне на плечи опускается рука.
— Вот ты где, малышка, — притягивает меня к себе Син.
От слова «малышка» я вздрагиваю. Он никогда не называл меня так, и я знаю, что это из-за Мака.
— Кто твой друг? — продолжает Син, и я вырываюсь из его объятий и отталкиваю его, но он, конечно, не двигается с места. Я должна была догадаться, что он появится. Это место сегодня кишит Лордами.
— Мак, — робко отвечает он, протягивая правую руку. Син не двигается, чтобы пожать ее.
Я закатываю глаза, отпивая водку. Я видела, как он схватил девушку у себя в комнате. Как она смотрела на него, словно была готова на все, чтобы доставить ему удовольствие. Я знаю этот взгляд, потому что я тоже так смотрю.