появилась, не задумывалась. Ведь, почитай, и не присела ни разу с книгою при свечах, с самого второго рождения. То одно, то другое, когда о мелочах рассуждать? Бабка Ефросинья сказала как-то, что это в ней сила природная наружу просится, годами миром фундаментальной науки сдерживаемая, этим Катенька и удовольствовалась. Второй раз полыхала она взором огненным. И оба — когда Василия дело касалось. В другие надобности, сколько себя не пытала, не напрягала воображение, ничегошеньки не получалось. Даже дымка легкого. А стоит Васеньки накосячить по взрослому — свет так и брызжет из глаз!
Баба Яга, как молодая отпрыгнула, в ужасе на обломки ступы глядючи.
— Да не в себе ты, девица! — запричитала старушка, знаки обережные вокруг себя в воздухе помелом рисуя. — Не ровен час в глаз попадешь!
— И попаду! — грозно свела очи Катенька. — И добро если в глаз! А то и еще куда! Садись в лодку! Показывай путь-дорогу!
— Куды на ночь глядя то! — запротестовала колдунья. — Лучше поутру! На заре! Да и не сяду я в лодку вашу! Еще вдаритесь куда, так костей не соберешь!
Подумала Катенька, поглядела на старушенцию. В ненадежной компании плыть до Кощея придется. А в дороге разное произойти можно.
— Тогда клубочек мне выдай, что путь укажет! — решила Катя.
— Клубочек? — ехидно спросила Баба Яга. — Ступу мне поломала, да еще и клубочек за то спрашиваешь?
— Клубочек я спрашиваю, чтобы Василия от беды спасти, — возразила ей Катя. — Сама подумай, одолеет Кощей Васеньку, неужто благодарности дождешься от него за старания?
Пожевала Баба Яга ртом беззубым, погоняла мысли, пальцем заскорузлым носа крючок почесала.
— Твоя правда, девонька. Не отблагодарит он меня непутевую, а и продолжит в детство впадать. Только нету со мной клубочка волшебного, в избушке хранится, а до нее без ступы тридцать три дня пехом идти!
— А починю ступу тебе, не обманешь с клубочком? — прищурилась Катенька.
— Да как же починишь то?
— А этак! — сказала Катенька, тюбик клея моментально вытаскивая.
Сложила половинки ступы вместе, клеем стык пролила.
— Готово, бабушка! — показала работу свою.
— Диво дивное! — восхитилась та, ступу разглядывая. — Мне был штуку такую домой, сколько там починки за века накопилось!
— А вот привезешь клубочек, отдам клею взамен! — ободрилась Катенька, понявшая, что в мире этом за спасибо ничего не делается, как и в прежнем.
Впрыгнула Баба Яга в ступу, помелом взмахнула, свистнула оглушительно, Аваза из забытья вырвав, да только ее и видели.
Сидит Аваз, головой крутит, на каком свете понять не может. Вроде испить сестрица Аленушка давала ему из копытца, пред тем, как свет померк в глазах. А больше не помнит ничего.
Глава 25
Наутро Яга явилась не запылилась. Носится ступа над головами, жужит жуком майским.
— Кидай сюды клей! — велит бабка, подол подставляя.
— Ага, — кричит Катенька. — Как только, так сразу.
— Да не подману, верное слово! — настаивает бабка.
— Зуб даю, верю на слово! — вторит ей Катенька.
Долго комедию друг перед другом ломали, наконец сговорились вместе кидать. Кинулись. Схватила Катя клубочек. Теплый, шерстяной, мягкий, едва катиться не вырвался! А сверху крик:
— Обманула, окаянная! — визжит Баба Яга, рукой к ступе приклеившись намертво. Жадно тюбик схватила, сжала покрепче, тот возьми и протек! Еще бы не протек. Катя заранее колпачок открутила. Протек, и приклей ладонь к ступе! Летает Яга, круги наматывает, поделать ничего не может! Ни домой улететь, ни приземлится!
Ну, тут уже Аваз вмешался. Прогудел в горн «Отбой» пионерский убийственный, ступа и расколись надвое в воздухе. Еле поймать успели старушку на спальник распахнутый. Сидит, трясется, рукой с куском ступы мотает.
Прикинула Катенька ситуацию, да и спрашивает:
— А скажи-ка мне, бабушка, сподручно ли колдовать тебе рукою одной?
— Да какое там одною! — плачет Баба Яга, — если сызмальства вершить двумя приучена!
— Так это и хорошо, бабушка, — спокойненько Катя мысль объясняет, — значит не станешь нам козни строить, если расклад не по твоему выйдет. Иди себе по-добру по-здорову, одолеем Кощея, дам я тебе растворитель волшебный ацетоновый, с его помощью и освободишься рукою.
Сказала так, да и полезла в лодку, где Аваз дуть готовился.
— Трогай, — велела, на корме устраиваясь.
— Сама виновата, бабушка, — сказала на прощание Катенька, — в другой раз не станешь богатырей добывать, людям жизнь изводить, единожды Кощея своего чтоб потешить.
Зашипело под лодкой, вопли гневные Яги заглушая, вздулась лодка юбкой, взметнула песка, да брызг тучи, въехала в реку, да и понеслась вдаль, проклятий бабкиных не принимая.
Уже в лодке Катя с клубочком справилась. Пускала его по дну, в какую сторону катился, туда правила, а потом обратно на нитку наматывала. К вечеру додул их Аваз до истока реки. Выскочили на берег, еще верст десять по степи отмахали, и на ночь биваком встали. Клубочек в кулек завернули, чтобы в бега не кинулся. Каши сварили, и спать улеглись.
Три дня летела по степи лодка, к предгорьям добираючись. Далеко до царства Кощеева. Вгляделась Катенька в трубу зрительную — стоит на вершине горы высокой замок древний, из валунов огромных сложенный. Бьет в башню высокую луч с небес огненный, башни стрельчатые над стеной крепостной возвышаются, мрачную тень на мир остальной отбрасывая. Хвостами вперед вороны летают стаями, молнии в небесах посверкивают, тучи хмурые над шпилями клубятся, мрак, ужас, и жить не хочется от тоски непроглядной. Вокруг ни деревца, ни кустика, ни травинки-былинки.
Понятное дело, что не всякий разум свой сохранит, проживаючи в местах энтих жизнь вечную.
Посмотрел Аваз, задрал голову, присвистнул «Вай, высоко как», и шапку беличью на затылок сдвинул.
— Высоко, а придется нам лезть-добираться туда, — решила Катенька, верный рюкзак разворачивая. Да не нашлось там ничего похожего, ни на крючки, ни на веревки крепкие. Как лезть на верхотуру такую?
А тут Аваз нашелся. Заблестел глазами черными, засвистал переливчато.
— Моя летать будет! — заговорил быстро. — Шибко-шибко, высоко-высоко, как в первый раз летала! Твоя к себе привяжи, горн вниз опускай, кишка из лодка вынимай, дуну, летать станем!
— Гений! — Катя воскликнула, в щеку парня целуя, да в маков цвет вгоняя.
Споро за дело взялись. Пилкой в ноже, что от Василия остался, из лодки досок