— Выносливость заложена при их создании, — вступил в разговор Магнус.
До сих пор примарх не произнес ни слова, молча прислушиваясь к сказанному капитанами.
— При создании? — переспросил Ариман. — А кто же их создал?
— Первые колонисты Фенриса, — с улыбкой ответил Магнус. — Разве вы не видите внутри них пляску спиралей? Танец генов и применение сплайсинга,[40] освоенного учеными древности?
Ариман переглянулся со своими приятелями-капитанами, и Магнус, заметив этот взгляд, рассмеялся.
— Нет, конечно же не видите, — сказал он, качая головой. — Утизаар, ты ведь посещал Фенрис, не так ли?
Это был риторический вопрос, поскольку Магнус был прекрасно осведомлен о традиционных стажировках каждого из них.
Утизаар кивнул.
— Ненадолго, мой лорд, — сказал он. — И должен признать, это было не самое приятное путешествие.
— Я в этом не сомневаюсь. Фенрис неласково относится к чужакам, и это не самый гостеприимный мир, — признал Магнус, слегка улыбнувшись. — Этот мир не прощает никаких недостатков. Стоит только расслабиться среди его покрытых льдом океанов и заснеженных скал, как тебе грозит неминуемая гибель. Смертный, даже хорошо подготовленный к суровым условиям, не выживет там и нескольких минут, замерзнет насмерть.
— Но аборигены там выживают, — заметил Ариман. — Очевидно, это грубые дикари, которые воюют друг с другом за жалкие клочки земли, уцелевшие после смещений земной коры Великого Года.
— Можно сказать и так, — согласился Магнус, — но это не совсем дикари.
— Чем же они отличаются? — спросил Хатхор Маат.
Он не мог поверить, что варварское племя смертных было способно удостоиться одобрения примарха.
— Ты что, не слушал? Фенрис — мир смерти, планета настолько враждебная, что могла бы поставить под сомнение даже твои способности к биоманипуляции. А эти смертные отвоевали себе землю, обзавелись домами и семьями, и все это — на планете, которую любой здравомыслящий человек постарался бы обойти стороной.
— Как же им это удается?
Магнус улыбнулся, и Ариман заметил, что он снова наслаждается ролью учителя.
— Для начала скажите, что вам известно о канис хеликс.[41]
— Это генетический праймер,[42] — ответил Хатхор Маат, — предшествующий ген, который способствует приживлению в организме претендента геносемени Космических Волков.
Магнус покачал головой, и взгляд его большого глаза, устремленный на капитанов, блеснул золотистой зеленью.
— Да, в этом заключается часть его функций, но никто не предполагал использовать его в этом аспекте, — сказал он.
— А как же его собирались использовать? — спросил Ариман.
Он оглянулся на Скарссена, снова надевшего свой кожаный шлем. Интересно, знают ли апотекарии Клыка то, что известно Магнусу? Командир Волков, испытав на себе могущество Магнуса, предпочитал держаться в стороне. Ариман подозревал, что, заявив о возможности уничтожения кораблей Космических Волков, примарх блефовал, но Скарссен, очевидно, не был в этом уверен.
— Представьте себе то время, когда люди впервые открыли Фенрис, — продолжил Магнус. — Этот мир настолько враждебен жизни, что человек просто не в состоянии там выжить. Буквально все грозит смертью: и леденящие кровь морозы, и периодически уходящие под воду континенты, и яростные ветры, способные выдуть воздух из легких. Но в те времена генетики воспринимали невозможность как вызов и постоянно внедряли в хромосомы людей и животных новые коды, причем с такой же легкостью, с какой адепты Механикум меняют операционные платы в сервиторах.
— Тогда выходит, колонисты привезли с собой на Фенрис генно-модифицированных волков? — спросил Фозис Т’Кар.
— Возможно, — кивнул Магнус. — Но более вероятно, что они приспосабливались. Порой не слишком удачно и не задумываясь о последствиях. А возможно, на Фенрисе жили другие, более древние расы.
Ариман наблюдал за Магнусом, пока тот говорил, и понимал, что примарх рассказывает им далеко не все, что знает. Магнус погружался в пучину Великого Океана намного глубже, чем осмеливался любой другой странник. Возможно, он и в самом деле стал свидетелем становления жизни в мире Короля Волков.
Магнус отстраненно пожал плечами:
— Вы смотрите на этих существ и видите в них только волков, но не потому ли, что ожидаете увидеть именно их?
— А что еще мы можем увидеть? — удивился Хатхор Маат. — Это же и есть настоящие волки.
— Если бы ты забирался так далеко, как забираюсь я, если бы видел то, что открывалось мне, ты бы осознал возможность заглянуть поверх ожидания, в истинную сущность объекта.
Магнус махнул рукой в сторону пробегавшего волка. Мощные мышцы перекатывались под его шкурой, невзирая на жару, и легко несли зверя вверх по склону.
— Я могу проникнуть взглядом сквозь плоть этого существа, пронзить кости до самого мозга и проследить все повреждения и модификации его генетического кода. Я могу проследить все его изменения вплоть до первоначального источника, — сказал Магнус. Ариман удивился прозвучавшей в голосе примарха грусти, как будто он повидал такое, чего совсем не хотел бы видеть. — Все дело в том, чем он хотел стать, и в разных стадиях долгого эволюционного пути.
Волк остановился рядом с Магнусом, и примарх кивнул ему. Казалось, они обменялись безмолвными фразами. Ариман перехватил понимающий взгляд Охтхере Судьбостроителя. Несмотря на все его недомолвки, Ариману хотелось закрепить зародившиеся между ними отношения.
— Пошел отсюда! — крикнул Фозис Т’Кар, прогоняя зверя. — Проклятые волки!
Магнус усмехнулся:
— Я же говорил: на Фенрисе не водятся волки.
Они встретились накануне вечером, сразу после того, как Ариман вернулся в свое физическое тело. Едва он открыл глаза, как застонал от болезненного стресса, всегда сопровождавшего воссоединение тонкого тела с плотью. Кроме того, пронизывающая боль вспыхнула в раненой ноге.
Медленно и осторожно он выпрямил скрещенные ноги и с помощью хеки поднялся с пола. Правое бедро онемело, словно чужое, и холодная боль проникала в каждый мускул и в каждое сухожилие. Приподняв одеяние, Ариман приложил пальцы к разбухшей мышце и поморщился.
На теле виднелись следы столкновения с охотниками варпа — почерневшие и безжизненные участки кожи. Раны, нанесенные тонкому телу, повреждали плоть странника куда более серьезно, чем клинки или пули.
Астартес мог превозмочь боль, его организм быстро справлялся с ней без ущерба эффективности, но повреждения, полученные в Великом Океане, можно было вылечить только отдыхом и медитациями.