Читать интересную книгу Люди на болоте (Полесская хроника - 1) - Иван Мележ

Апейка знал, откуда это недоверие, заскорузлое, цепкое, как болотные корни. Он не тешил себя обманчивой надеждой: не день и не год врастала в людские души эта подозрительность - не за день и не за год искоренишь ее. Поэтому он здесь, на собрании, не только не поддавался какому-нибудь разочарованию, но даже и не удивлялся. Не удивляло его и то, что им так жалко было устоявшегося, затхлого покоя:

тот, кто век живет на болоте, не мог не привыкнуть к ядовито-зеленой красоте ряски...

Апейка стоял, молча слушал гомон, ждал: пусть выговорятся, отведут душу, остынут. Остынут - будут рассудительнее. К тому же до Апейки донеслись два-три голоса, одобрявших мысль о строительстве гати.

- Конечно, можно и так оставить, как было, - заговорил он, когда гомон утих, - можно не делать гребли. Можно обойтись, как тут кто-то сказал. Отцы и деды жили без нее, верно. Сидели в болоте, в топях, не было спичек, керосина - обходились без них. Не было хлеба - обходились и без хлеба. Коры, желудей, слава богу, вдосталь. Спокон веку жили так отцы и деды как паны жили! Задыхались от дыма, пухли с голоду, умирали без помощи. А если уж сильно припекало, пробивались и сквозь эту душегубку. Ломали телеги, топили коней, сами, может, тонули?!

- Бывало... Хоня Матрунчинл . Перед колядами уже...

- Хоня! А Василь Торба? С конем...

- Вспомнили! А Сахвея Петрикова? ..

- Оно правда, и осенью, и летом, как арестанты какие.

Ни отсюда, ня сюда...

- К свату вроде в гости и то не выберешься!

- Что к свату, к девке чужой - и то! - заржал Ларивон.

- Тебе девки только и на уме!

- Кому что! Кому - вдовы, а кому - девки!

Апейка переждал, пока гомон немного уляжется, потом снова ринулся в наступление:

- Вот я и говорю: надо, чтоб человек жил как человек, а не как зверь. Чтоб не задыхался от дыма, не пух с голоду.

Чтоб не пропадал век в темноте и не боялся никого и ничего.

Вот вам тут не давала спокойно вздохнуть бандитская шайка. Ползала тут, угрожала, грабила. Без опаски ни в лес не пойдешь, ни дома не поспишь. Может, не один из вас ругал власть за то, что так долго с шайкой этой справиться не может! А как справиться с ними, помочь вам, если тут попробуй доберись до вас с милицией или красноармейцами! Вы вот упрекаете нас, что землеустройство до сих пор не проведено! Правильно упрекаете, но подумайте хорошенько, почему так случилось?

- Да разве мы против? Мы ж только о том, что нам это не под силу!

- Надорвемся, а не сделаем!.. Коней замучим - и только!

- И сами замучаемся!

- Да о себе говорить нечего! Сам отойдешь, а без коня как потом, по хозяйству?

- Вот чтоб власть взялась!

Тут вдруг вскочил Миканор, за весь вечер не проронивший ни слова.

- Вот не люблю это наше нытье! Ну прямо слушать неохота! Еще и за топор не взялись, а уже стонем - спина болит!

- А не болит?

- Тебе хорошо, отъелся на армейских харчах!

- Отъелся или не отъелся - не о том разговор. Как отъедаются на службе - все мужчины знают. А кто из хлопцев или женщин не знает, так расспросите. Не о том разговор. Ныть и стонать, не тюкнувши топором, не положив хворостины в греблю, - вот что плохо! И собака его знает, докуда ж мы будем сами от добра своего отворачиваться?!

- Нас, ей богу, как телят- дурных, тычут к корове, а мы - будто нас резать собираются. Будто добра себе не хотим... Вот тут товарищ Апейка говорил о телегах, о земле, о бандитах.

Правильно ведь говорил, ей-бо! А вот как мучаемся мы со своими жерновами! Ветряки же в Олешниках, туда не доберешься! Аж жалко смотреть на бедных наших женщин и детей, как они мучаются! А то еще и пожилая мать - не секрет - часто бывает, надрывается, чтоб смолоть что-нибудь!

Кое-кто из мужчин сильнее задымил цигарками, женщины же начали вздыхать, сокрушенно качали головами:

правду говорит, горе без ветряков! А в Олешниках их целых два, и так быстро, хорошо мелют!

- Да не о том речь. Гребля, конечно, дело неплохое, кто против?

- А если не против, так не надо, ей-бо, плакать да стонать! И не надеяться на кого-то другого, а браться за нее!

- Да тебе ли, Миканорко, говорить: ведь целый год как черт лысый крутишься! Дня свободного нет!..

- Можно найти! Если захотеть.

- Зимой же не будешь. Снег...

- Зимой - не секрет - можно заготовить, подвезти все.

А летом, отсеявшись, можно ухватить какую-нибудь неделю!

- Ухватишь тут. Один возьмется, а остальные - цигарку в зубы и будут поплевывать.

- Один будет надрываться, а другой на мураве качаться!

- Никто не будет качаться! Если решим, чтоб всей деревней, так и приказ будет: всем идти!

- А если кто, грец его, не пойдет? Возьмет - да и не пойдет!

- Так неужто мы не можем всей деревней одного заставить, чтоб не ломал строй?

, - В сельсовет передайте, - заявил Дубодел. - Мы найдем, что с таким сделать!

- Столько страху, ей-бо, с этой греблей! Будто, скажи ты, не гребля, а собака его знает что! В других деревнях, не секрет, давно уже за болота взялись, осушать начали. Не чешут затылок, а копают канавы и делают луга. И коноплю, и всякие другие культуры сеют! А у нас - будто и нет болота? Будто у нас земли лишек?

- Возьми ее, если такой смелый!

- Мало гребли, так еще и болото!

- Дело говорит!

- Пустое!

Василь тоже подумал; "Вот же влезла человеку в голову дурь, не дает покоя. Будто это так просто - пошел и осушил, неизвестно с чем и кем, такую прорву кругом! Да и зачем сеяли - чтоб на другой год все затянуло топью и ряской!

Ведь, кажется, слышал от мужиков умный ответ, так нет же, все одно, лезет на рожон!.. В других деревнях, говорит...

В других - всюду рай, сам хлеб сеется, сам мелется, сами булки в рот летят, а мы - без хлеба с зимы! Болтает, будто делать ему нечего!" Василь более мирно думал о гребле, но считал, как и многие другие, что это - дело "казенное".

"Если б казна взялась да заплатила какую-нибудь копейку, то можно было б и оторваться в свободное время. Заработать можно было б кое-что..."

Миканор, заговорив об осушке болот, и сам сразу же почувствовал, что перехватил, - все равно никто не поддержит, но, разгоряченный, остановиться уже не мог.

- Конечно, осушить болото - не то что греблю сделать.

С ним сразу не управишься. Не секрет - сила нужна большая. И времени много! Так вот если б взяться и сорганизовать мелиоративное товарищество!..

- Сорганизовали уже одно.

- Потушили все пожары!

- Привезли пожарную машину!..

Андрей Рудой крикнул Дубоделу, чтобы ему дали слово, дали сказать "ноту" на этот поклеп. Не ожидая согласия, Рудой с возмущением набросился на насмешника: пожарную-то он обещал привезти, но ведь денег собрали мало, хватило только на два багра, топор и три ведра. Кто-то перебил его вопросом, куда это все исчезло, но Дубодел не дал Рудому оправдаться, заявив, что вопроса этого нет в повестке дня.

Рудой стал спорить с ним. Перебранка между ними тонула в общем шуме: говорили все, не обращая, кажется, никакого внимания ни на Миканора, который еще пытался сказать что-то, ни на президиум. Миканор постоял, подождал, надеясь, что станет тихо, и, обиженный невниманием, сел.

Василь заметил, что Апейка, снова начавший говорить, когда в хате притихли, ни слова не сказал о мелиоративном товариществе, а все - про греблю, про греблю. После того, кто бы ни выступал, все высказывались против предложения Миканора об осушении болота, о мелиоративном товариществе. Апейка всех слушал молча и, казалось, поддерживал такие мысли.

Василь почти не удивлялся тому, что большинство уже соглашались с предложением Апейки - греблю нужно строить. "Испугались, что еще и за болота прикажут взяться. Все-таки с греблей меньше хлопот.. "

Он и сам, боясь, чтобы не начали уговаривать если не сразу лезть в болото копать канавы, то вступить в товарищество, вносить пай, с легкой душой проголосовал за греблю.

- Остается только выбрать старшего, - удовлетворенно произнес Апейка, когда руки опустились. - Я думаю, что на эту должность не найти лучшего человека, чем Миканор!

У многих сидевших на собрании было, видно, другое мнение: один Андрей Рудой сразу сказал, что согласен, даже захлопал в ладоши. Его поддержали всего несколько человек.

Остальные совет Апейки приняли сдержанно, в хате установилась настороженная тишина.

- Не выбрать бы холеру - горячий не в меру! - сказала Сорока.

Она, видимо, высказала то, о чем думали многие. Но Апейка предупредил разговоры, могущие повредить делу:

- Горяч - не беда. Не был бы холоден! Горяч, - значит, добра людям хочет, не безразличен! Значит, дело поведет хорошо!

Его послушались: Миканора так Миканора. Чувствовалось, что люди уже утомлены и собранием и поздним временем и теперь, когда главную заботу греблю - приняли на свои плечи и ничего важного больше не предвиделось, ждали одного: поскорее разойтись. Избрав Миканора, они и повалили с шумом из хаты. Может, один Василь в тэлпе парней вышел из хаты неохотно, как бы оставляя тут свою надежду.