Витакер обнял ее и крепко прижал к себе. Он был силен и горяч… настоящий мужчина. Ее охватило ощущение чуда и множество других ощущений… Она еще крепче прижалась к нему.
— Боже, как бы я хотел…
— Замолчи. — Она снова притянула его к себе.
Сердце колотилось как сумасшедшее. Она выгнулась, его руки скользнули по ее телу к ягодицам. Он приподнял ее юбку, и кожи коснулся прохладный воздух. Но руки у него были горячие-горячие, обжигали кожу. Он гладил ее и одновременно целовал. Потом его руки коснулись кружева трусиков.
— Хорошо? — тихо спросил он.
— Хорошо, — выдохнула она. Ей хотелось большего. Ей хотелось всего.
Боб легонько укусил ее за нижнюю губу, его язык проник к ней в рот, обжигая чувствительную плоть. Рука оказалась внутри ее трусиков. Не сознавая, что делает, она расставила ноги пошире, чтобы ему было удобнее. В ушах шумело. Во всем мире остался только он. Его губы, вкус его рта, его запах, его руки… О Боже, его руки!
Громкий писк вырвал ее из тумана. Сначала ей показалось, что это часть музыки, звучащей у нее в душе, но Витакер поднял голову и застыл.
— Что это? — прошептала Лу.
— Мой пейджер, — ответил он и взялся за телефон.
Выслушав собеседника на другом конце провода, он изменился в лице. Оно помрачнело, снова приобретя сходство с гранитной статуей. У нее заныло в груди. Не от неудовлетворенного желания, нет. Тут было другое. Она видела, как быстро Витакер переключил внимание на работу, выкинув из головы ее, и в груди жгло все сильнее.
— Как это? — закричал он. — Куда позвонил? Опять? Они уже там? Ладно, встретимся на месте.
— Опять? — спросила она.
— Да.
— Не по расписанию. В выходные он еще ни разу не поджигал.
— Значит, бывают исключения.
Она поежилась. Мурашки забегали по спине. На мгновение ей почудилось, что она слышит треск огня. Фантазия разыгралась.
— Мне надо бежать, — сказал он, взъерошив себе волосы обеими руками. — Ты отвезешь детей?
— Зачем? Пусть побудут у меня. Да и Вейд, по-моему, не отпустит Блэр.
— Хорошо. Прости меня, Лу. Мне очень жаль.
— Мне еще больше жаль. Будь осторожен, ладно?
Он рассеянно кивнул, думая, очевидно, о другом. Вместо любовника перед ней стоял лейтенант, поглощенный служебным долгом.
Она проводила его взглядом, потом стала собирать тарелки и ставить их в посудомоечную машину.
— Мама.
Она оглянулась и увидела Вейда, стоявшего в дверях.
— Что случилось?
— Иди сюда.
У него был встревоженный вид, и Лу, не задавая вопросов, проследовала за ним в гостиную.
Кто-то из детей переключил телевизор с «Терминатора» на канал новостей. Разница между выдумкой и реальностью обычно почти не ощущалась: показывали разрушения, катастрофы, пожары…
Но здесь люди плакали натуральными слезами.
— Ну и зачем вы, черт побери… — начала она, но тут же замолчала.
На экране горело здание. Дым шел из всех окон. Одни пожарные лили воду, другие спасали людей, выводя их из дома на улицу.
— Горит дом престарелых в Портсмуте, — говорил диктор. — Ответственность за варварский акт взял на себя так называемый Огнепоклонник. Пожарные утверждают, что в огне никто не погиб. Большинство обитателей дома получили легкое отравление дымом, одна восьмидесятилетняя женщина отправлена в больницу с сердечным приступом. Еще один из пациентов сломал бедро, прыгнув с первого этажа…
— О Господи! — вскрикнула Лу.
— …До сих пор поджигатель использовал для своих бесчеловечных экспериментов только нежилые помещения. Возможно, он специально сделал так, чтобы большинство обитателей дома остались в живых, но тем не менее он переступил некую грань. Сделал еще один шаг. Не пожалел пожилых людей…
Теперь понятно, почему Витакер был так мрачен. Поджигатель не успокоится, пока его не остановят. А идет он к убийству. Рано или поздно кто-нибудь обязательно пострадает.
Лу снова посмотрела на экран. Огонь бушевал там точно как во сне. Ей становилось дурно. Ей чудилось, что она смотрит на огонь глазами поджигателя и наслаждается переменчивой игрой красок. Что с ней? Телепатическая связь?
Быстрым нервным движением Вейд переключил канал.
Лу судорожно вздохнула и почувствовала, что ее колотит нервная дрожь. Шаму прижалась к ногам, Лу положила руку на большую голову собаки, и это немного успокоило ее.
Не сходи с ума, Малотти. Ты же умная женщина. Откуда у тебя тяга к мистике? Что за чепуха!
— Ну, — сказала она как можно веселее, — кому пирожное, поднимите руки!
14
Джей Несмит, Джей Несмит — стучало у нее в мозгу, в такт дыханию. Вдох-выдох. Джей Несмит. Она выпрямилась, решив передохнуть. Он, наверное, прячется. Если, конечно, еще жив…
— Чем занимаешься? — внезапно раздался голос.
Откуда у Вейда эта противная манера неслышно подкрадываться сзади?
— Я делаю зарядку.
— Современные люди говорят: «разминаю косточки».
— Какое там «разминаю». Ломаю.
Она со стоном сделала наклон назад.
— Как твой роман, мама?
— Никак.
— Ну да! Как он посуровел, когда узнал, что ты целовалась с другим! Тебе мало? Нельзя от него требовать… э-э… явных проявлений чувств. Вы уже не дети. Вам нужна солидность.
— Посмотрим, как ты запоешь, когда доживешь до моих лет.
— Мам, я решил пока оставить учебу…
Лу выпрямилась так, что хрустнул позвоночник.
— Серьезно?
— Абсолютно. — Я хочу сначала поработать в полиции. Юристу это просто необходимо.
У нее была готова масса возражений, но она сдержалась. Лу никогда не навязывала сыну своего мнения и не собиралась и на этот раз изменять себе.
— Пойдем пить кофе, — сказала она, отбросив волосы со лба тыльной стороной ладони.
Они отправились на кухню. Вейд налил ей чашку кофе.
— Блэр как-то повлияла на твое решение?
Он разбил яйцо на сковородку и стал помешивать.
— Нет, я долго прикидывал. Почти год. Знаешь, колледж — это замкнутый мир, мир в себе, ты мне сама об этом говорила. А юридический — вообще башня из слоновой кости. Где я узнаю жизнь?
— В полиции работать очень трудно.
— А на верфи, что, легче? Чем я хуже тебя?
— Ты был бы отличным адвокатом.
— А буду отличным полицейским.
— Ты увидишь изнанку жизни. Будешь вращаться среди подонков общества, работать в грязи. — Я буду стараться сделать так, чтоб в мире стало чище.
Лу смотрела на молодого мужчину, хлопотавшего на кухне, и удивлялась: неужели это ее сын? Такой взрослый, сильный и умный. Но ум и сила — не главное в нем. Главное — сильно развитое чувство собственного достоинства, большая редкость в наши дни. И обостренное чувство справедливости — ее воспитание. И стремление эту несправедливость немедленно исправить — тоже от нее. Да, пожалуй, он — прирожденный полицейский.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});