Читать интересную книгу Прощание с кошмаром - Татьяна Степанова

И вот там Егор, по его признанию, понял, что у него есть младший брат, который его любит и жалеет — наверное, единственный на всем белом свете. «Женька меня и выходил тогда, — говорил Егор, — с ложки кормил, горшки из-под меня таскал, гулять на своем горбу выволакивал. Полтора года мне еще потребовалось, чтобы на человека стать похожим (он пил, пил, пил, словно его во время этого рассказа мучила страшная жажда). А когда я к ребятам в цирк вернулся, то… В общем, почти сразу понял — баста, отработал свое…» Белогурова тогда поразили его глаза — темные, с расширенными от выпитого коньяка зрачками, — они говорили гораздо больше, чем эта сумбурная пьяная исповедь.

Нет, тело, хоть и жестоко покалеченное, но тренированное, привычное к нагрузкам и испытаниям тело атлета-гимнаста, не отказывалось служить Егору. Отказалась служить… «Душа, что ли, черт ее знает, — говорил он. — Когда поднялся, посмотрел вниз на арену, пот меня прошиб холодный. Понял — не могу ничего. Пальцев не разожму, канат не брошу. Только попытался оторваться — как начало меня там рвать, точно я из холерного барака сбежал».

Он напрочь утратил кураж, как называли это специфическое цирковое чувство бесстрашия и допуска разумного риска его коллеги-артисты. Спазмы страха и вызванная ими рвота скрючивали его пополам всякий раз, когда он только пытался посмотреть с высокой трапеции вниз на арену. Вот так все и пошло для Егора прахом — надежды, годы учебы, мечты о славе. Он не мог больше работать в цирке. Но надо было как-то жить. На дворе стоял 92-й год.

Все деньги, заботливо скопленные Маркелычем за его долгую трудолюбивую жизнь, все его кровные восемь тысяч «тугриков» — «машина, положенная на сберкнижку», в одночасье ухнули в вихре гайдаровских реформ. Маркелыч с горя запьянствовал (кстати, этот порок был широко распространен в семье Дивиторских, как и в семье по линии матери у Белогурова), а потом умер — сердце не выдержало (реформ или пьянства, этого Егор не знал).

И они остались вдвоем с Женькой в той комнате в коммуналке у Павелецкого. Женька уже числился тогда в кожевенно-скорняжной спецмастерской ВДНХ в качестве мастера четвертого разряда и кое-что зарабатывал. А потом и ВДНХ, и павильоны «Свиноводство» и «Охота», и чучельная мастерская тоже канули в небытие. Все закрыли, сдали род торговые павильоны, откупили, а что никто не взял — то просто развалилось, быльем поросло…

Егор Дивиторский с большими трудами, но все же нашел себе работу по вкусу — сначала продавцом в павильоне «Керамическая плитка из Испании» на той же ВДНХ, затем тоже продавцом в секции мужской одежды в супермаркете на проспекте Мира. Потом,

Прельстившись его великолепными внешними данными, его «повысили рангом» — взяли в фирменный обувной бутик на Садовом. И он зажил жизнью… Какой? Да чудной, как он сам признавался. Работал в шикарном дорогом магазине (это была словно приоткрытая дверь в другой, лучший, алмазно-брильянтовый мир богатых и сильных мира сего), всегда в белоснежнейшей сорочке при галстуке, отглаженных брюках, начищенных ботинках, всегда готовый подставить клиенту стул, зашнуровать, как «шестерка», шнурки, подать рожок, посоветовать новейший крем для туфель из кожи игуаны. Зарплаты хватало на хлеб с маслом, на тряпки, на Женьку, даже на отдых в городе Сочи…

Не прав был Маркелыч — Егор брата не бросил, даже напротив. И не потому, что был уж так чувствителен и добр, а… Он помнил только, что, когда лежал сломанный и жалкий, как раздавленная гусеница, рядом с ним никого не было (друзья из цирка звонили, навещали, соболезновали — но и только), кроме Женьки, который в меру своих сил и способностей, но все же как-то пытался помочь старшему брату.

Женька жил уже как трава — сам по себе. И что варилось в его кудрявой голове, было теперь одному Богу известно. Когда ему пришла повестка в армию, Егор сам пошел с ним в военкомат. Его направили на медкомиссию, а там врачи лишь головой покачали: да уж… Поставили диагноз: вялотекущая шизофрения в стадии временной ремиссии — и отпустили призывника на все четыре стороны. Автомат доверить ему так никто из армейских и не решился. По настоянию Егора, Женька прошел ВТЭК и стал считаться инвалидом детства, получал крошечную пенсию и имел право на бесплатный проезд.

В Сочи они тогда приехали вместе — Женьку просто не с кем было оставить в Москве. Да и Егору хотелось, чтобы он поплавал в море, пожарился на солнышке, кости погрел. Жить устроились на частном секторе Мацесты… Но все это, всю (или почти всю) подноготную братьев Дивитореких Белогуров узнал гораздо позже. А их первое близкое знакомство, с которого все и началось в городе Сочи, произошло при самых экстремальных и трагических обстоятельствах.

Тот проклятый вечер Белогуров провел в баре «Лазурной», кайфуя от безделья на летней веранде под шум прибоя. С ним была одна девчонка — двумя часами раньше он снял ее на нудистском пляже. Какая-то местная крашеная, точнее, мелированная блондиночка, только-только закончившая этой весной школу: Белогурова всегда тянуло к непорочным нимфеткам. Но девчонка, как оказалось, распробовала все уже аж с двенадцати лет — каждый год ошивалась среди нудистов, где в основном были солдаты из получивших увольнительную. Кроме того, у нее был какой-то воздыхатель из местных, которою она: и бросила в тот вечер ради «богатенького москаля» Белогурова, обещавшего сводить ее в шикарный бар на семнадцатом этаже «Редиссон».

То, что его сейчас будут самым банальнейшим образом бить, Белогуров понял, когда они с этой вертлявой недомеркой спустились во втором часу ночи на пляж. Девчонка уже скинула платьишко и трусишки и нагишом бултыхнулась в теплую воду. Белогуров же запутался в брюках, размышляя, скидывать ли уже заодно и плавки, и тут вдруг чья-то тень заслонила от него звездное небо.

На пляже появились пятеро темных (он их даже разглядеть толком не мог в ночи) личностей, крепких, как быки, и столь же агрессивно настроенных. Сначала Белогуров (как столичный житель из интеллигентной семьи, он терпеть не мог разных там резких слов и телодвижений) пытался разобраться с ними по-хорошему: мол, ребята, да в чем дело, да… Но его, полураздетого, начали попросту футболить, как мяч, — удар, еще удар — грудь, живот, подбородок, нога, пах — искры из глаз, адская боль.

Он никак не мог взять в толк: да за что?! Неужели за эту вот мелированную Аллочку или Анюточку, или как там ее…

От боли он унизился даже до того, чтобы визгливо и сипло заорать, призывая на помощь. Никто не откликнулся сначала, лишь пугливо метнулись из-за мола какие-то тени — парочка, застигнутая врасплох и не желающая вмешиваться в драку. Но потом… Потом в качестве героя-спасителя, точнее даже двух героев, принесло этих вот Дивиторских — Нарцисса и его братца, и вот тут-то…

Белогуров потом однажды спросил Егора: «А зачем вы вмешались тогда на пляже — не пойму?» А тот ответил: «Да дурака, наверное, сваляли. Мы тебя вечером видели на дискотеке в баре, когда еще белый танец объявили, вальс. Женька прямо глаз не мог оторвать — ты вальс классно танцевал, один из всех, все по углам жались. Кто ж из наших ровесников вальс-то танцует? А ты класс давал с этой девчонкой, перышко она в твоих руках была. Женьке и понравилось. А потом мы вас на набережной увидели, когда на квартиру возвращались. Женька меня тогда влезть в то дело дернул, он же сдвинутый…»

Получив удар ногой в грудь, Белогуров упал на гальку. Один из нападавших замахнулся на неге бутылкой — и убил бы непременно, размозжил череп, если бы не… Короче, в драку внезапно вклинились двое каких-то новых парней, в одном из которых Белогуров с изумлением признал того Казанову из бара. Сначала все было даже забавно: Егор драться умел и делал это с большим вкусом, но затем… Какой-то подлец, изловчившись, снова достал Белогурова ногой в кованом ботинке, а затем насел, колошматя по спине и ребрам; как вдруг…

Нападавшие под свежим натиском Дивиторского-старшего дрогнули. «Полундра!» — и их ветром сдуло с пляжа. Белогуров, стирая кровь с разбитого лица, кое-как поднялся и увидел…

Вот таким он впервые и увидел Женьку Дивиторского: тот сидел верхом на том самом типе, что пытался угробить «москаля» бутылкой из-под шампанского «Надежда». Сидел верхом на уже бездыханном трупе, все еще сжимая его горло руками. Когда до Белогурова дошло, что человек задушен этим вот странным на вид кудрявым юнцом в красной фирменной майке и джинсовых шортах, то…

То Ивану стало очень скверно. Да, этот кудрявый Женька тогда спас ему жизнь, спора нет, однако…

Они позорно бежали с пляжа, после того как Егор оттащил своего брата от мертвеца, за ноги сволок труп в воду и отпихнул как можно дальше от берега — пусть плывет в Турцию по воле морских волн. Бежали, тяжело дыша, обливаясь холодным потом страха, затем долго приводили себя в порядок в номере-"люксе" Белогурова. Потом решили, раз уж так получилось, немедленно возвращаться в Москву.