Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Задумавшись, я не заметил, как Флавиан вышел из алтаря, позвякивание его кадила, изредка доносилось из храма, робко пробиваясь сквозь звонко-торжественное чтение Серёженьки на клиросе.
Воспользовавшись тем, что Семён подошёл к шкафчику рядом со мной и доставал оттуда какие-то большие чёрные, похожие на угольные, таблетки, я тихонько спросил его — Семён! А, как называется вон тот второй стол, на котором сейчас сосуды покрывали?
— Это — жертвенник. К нему, как и к престолу, только священник и диакон прикасаться могут, также, как и к сосудам, которые на нём стоят. На жертвеннике батюшка сейчас совершал «проскомидию» — по гречески — приготовление. Приготовлял, значит, Святые Дары. Сейчас они ещё не освящённые, просто — хлеб и вино, а, когда батюшка их на престоле освятит, станут — Тело и Кровь Христовы. Ради этого освящения, собственно Литургия и совершается. Ну, и причащения этими Святыми Дарами христиан православных, тех кто приготовился, конечно.
В это время в алтарь вернулся Флавиан. Он покадил престол крестообразно, со стоны царских врат и отдал кадило Семёну, который с благоговейным поклоном принял его, поцеловав при этом руку Флавиана. Чтение на клиросе прекратилось, Серёженька, незаметно проскользнул в алтарь и встал около Семёна.
Флавиан молча стоял перед святым престолом, опустив голову и закрыв глаза, заметно было, что он сосредоточенно молился.
Но, вот он распрямился, глаза его блестели, он воздел руки вверх, словно готовясь принять в них, робеющего спрыгнуть с высоты ребёнка, и голосом, слегка прерывающимся от волнения, начал — Царю Небесный… приди и вселися в ны… устне мои отверзеши и уста моя возвестят хвалу Твою!
Затем, приподняв над престолом большое старинное Евангелие в чеканном позолоченном переплёте, сотворил им в воздухе знамение креста и возгласил — Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков!
— Аминь! — прозвучало со стороны клироса.
Дальше я рассказать не смогу. Передать то, что происходило во мне и вокруг меня в алтаре во время Божественной Литургии, теми словами, которыми я привык пользоваться — бессмысленно, всё равно как рассказывать о симфонической музыке на языке глухонемых. Да, и надо ли? Это можно только пережить самому. Могу лишь сказать, что я понял, что такое Небо, ибо я там побывал. Я слышал Евангельский голос Бога, я чувствовал присутствие Ангелов, я созерцал совершение Безкровной Жертвы священническими руками, я принял в себя Тело и Кровь распятого за мои грехи Христа. Сказать, что я был счастлив — ничего не сказать, мне просто открыли двери в Небо, и я побывал Там. Когда Семён вывел меня из алтаря, чтобы я причастился вместе с другими причастниками, я был удивлён, что есть земной мир, и ещё какая-то жизнь. А, причастившись, я вернулся в алтарь, и только когда, закончивший служение Литургии, молебна и даже уже и панихиды Флавиан, разоблачался от священнических одежд, я начал осознавать, что всё ещё способен чувствовать в своём теле земное притяжение. Флавиан молчал, лишь иногда спокойно взглядывая в мою сторону.
— Отец Флавиан! Мне нечем тебя отблагодарить за то, что я получил сегодня… просто я теперь всё понял… прости, я не знаю как это выразить по другому. Слава Богу за всё!
— Слава Богу, Алёша, слава Богу!
Мы тихонько вышли из алтаря.
— Батюшка! Мать Серафима зовёт вас к столу, все уже садятся — Серёженька лучился радостью и любовью.
— Идём, именинничек наш, идём! — Флавиан нежно взъерошил его вихры.
— Отец Флавиан! А, можно я не пойду за стол, посижу один в садике за храмом?
— Ну, посиди, посиди, побудь один, я понимаю… Потом вместе чайку попьём.
Я пошёл в сад, в ту самую резную беседочку среди жасмина и сирени, где я уже сидел недавно, хотя теперь мне казалось, что с того момента прошла уже не одна жизнь.
Когда я садился в беседке на невысокую скамеечку, что-то в кармане вызвало неудобство. Я привстал, сунул в карман руку и вытащил мобильный телефон. Куда-то мне надо было позвонить? Я механически вызвал последний соединявшийся со мной номер и поднёс трубку к уху.
— Справочная 16-й больницы, чем могу вам помочь?
Какая больница? Чем мне там могут помочь? Ничего не пойму!
— Алло, алло! Вы на проводе? Вас не слышно! Что вас интересует? Я разъединяюсь!
— Подождите! — я вдруг всё вспомнил — я хотел узнать, как там Миронова из второй хирургии?
— Миронова? Ирина Витальевна? А, вы ей кто?
— Как — кто? Муж! То есть, бывший муж, то есть… в общем у неё всё равно других родственников нет! А, что случилось?
— Одну минутку, сейчас я соединю вас с заведующим реанимационным отделением, ждите!
Я тихонько присел, всё ещё не до конца «въезжая» в бурно ворвавшуюся ко мне мирскую жизнь.
— Алло! Вы бывший муж Мироновой? — голос в трубке был до невероятности усталым — может, и хорошо, что бывший… Она фактически умерла.
— Как умерла?! Что значит фактически?! Что за чушь? Я звонил ночью, всё было нормально!
— Ночью и умерла. То, есть формально она пока ещё в коме, на аппаратах искусственных сердца и лёгких, ей льют капельно всё, что положено. Но, не хочу вас обманывать — надежды практически нет. Вопрос только во времени отключения аппаратов. Простите за резкость, но вы — мужчина… к тому же, бывший.
— А, в чём причина? — я медленно начинал осознавать происходящее, и, откуда-то из под сердца начала прорезаться вчерашняя ночная боль.
— Пока не ясно. Ответ может дать только вскрытие. Приблизительно около двух ночи в брюшной полости разошёлся операционный шов. В результате — внутреннее кровоизлияние и остановка сердца. Поздно заметили. В хирургическом отделении на три поста одна ночная сестра, и та скоро уйдёт из-за этой долбаной зарплаты. Вот так. Можете подавать в суд. Имеете право. Лучше сразу на правительство. Простите. Я ненавижу вот так, бессмысленно, терять больных. Всё. Остальное на месте. Приезжайте.
Через пять минут моя «Нива» с истошным рёвом вылетала из Покровского.
Глава 14. ИРИНА
Ни до, ни после того раза я никогда не ездил так отчаянно. Нет, я почти не создавал риска для других водителей, которых до самой Москвы мне встретилось не так уж и много. Но, сам я серьёзно рисковал вылететь юзом на каком-нибудь повороте, снести столб или сжечь двигатель. Это было неправильно, но в тот момент я об этом не думал. Меня гнало вперёд необъяснимое ощущение, что если я успею — а куда, или к чему? — то всё будет хорошо и Ирина не умрёт. Я не мог и не хотел объяснять себе происхождение этого чувства, но оно жгло меня изнутри, и я, вцепившись в «баранку», почти стоял на педалях, выжимая невозможное из неприспособленной к таким гонкам «Нивы». Сердце, под стать мотору, лихорадочно колотилось в моей груди выталкивая вместе с каждой порцией горячечной крови отчаянное — Господи! Господи! Господи!
Примерно через полчаса, когда голова начала приходить хоть в какое-то мыслящее состояние, этот неистовый призыв трансформировался уже в какую-то осмысленную речь —
— Господи, помоги!
— Господи, помилуй!
— Господи, спаси Ирину!
— Господи, не оставь меня!
— Господи, не обмани меня!
— Господи, я верю в Тебя!
— Господи, Ты всё можешь!
— Господи, сотвори чудо!
— Господи, спаси Ирину!
— Господи, возьми мою жизнь!
— Господи, отдай её Ирине!
— Господи, Ты ведь любишь нас!
— Господи, не отнимай её у меня!
— Господи, я виноват перед ней!
— Господи, дай мне искупить мою вину!
— Господи, я хочу сделать её счастливой!
— Господи, верни мне её!
— Господи, исцели её!
— Господи, оживи её!
— Господи, спаси её!
— Господи, я люблю её!
— Господи! Господи! Господи…
Повторяясь многократно, эти отчаянные призывы не прекращались до самого конца той безумной гонки. Более того, я не только не уставал произносить, почти кричать их, но, напротив они становились всё горячее и сильнее. Всё моё существо словно бы превратилось в это неистовое движение и неумолкающий крик — Господи! Казалось никакие преграды не способны остановить меня.
Остановил меня открытый канализационный люк, ровно за один квартал до Ирининой больницы.
Торчащие из него ветки с привязанным к ним обрывком красной тряпочки я в горячке не углядел. К счастью он был сразу за поворотом, и скорость, на которой я влетел в него правым передним колесом, вряд ли достигла больше шестидесяти километров в час. Впрочем её хватило, чтобы я от удара об руль и лобовое стекло потерял сознание, вышибив при этом водительскую дверь и вылетев на асфальт. Однако, без сознания я был недолго, наверное, меньше минуты, так как вокруг меня успело собраться не более десятка человек. Очнувшись, я тут же вскочил на ноги, и оттолкнув преграждающих мне путь зевак кинулся бежать к видневшемуся невдалеке грязно-белому корпусу больницы, уже на бегу повторяя своё отчаянное — Господи! Господи! Господи!
- Тайная вечеря Понтия Пилата - Кирилл Коликов - Религия
- История Поместных Православных церквей - Константин Скурат - Религия
- Иисус Христос – величайшее чудо истории. Опровержение ложных теорий о личности Иисуса Христа и собрание свидетельств о высоком достоинстве характера, жизни и дел его со стороны неверующих - Филипп Шафф - Религия
- ГРЕШНИКИ В РУКАХ РАЗГНЕВАННОГО БОГА - Admin - Религия
- Потерянные Евангелия. Новые сведения об Андронике-Христе - Глеб Носовский - Религия