class="p1">– Вот, Афанасий. Такой сервиз есть.
– Сер…чё? – не понял купец.
– Ну, набор для стола. Чашки, тарелки разных размеров, супница…
Купец принял из рук Сани блюдо и осматривал его, цыкая зубом и качая головой.
– Золото?
– Золото, Афанасий. Самое настоящее. И фарфор тонкий, сам видишь. Стоит такой сервиз… Да, дорого, ничего не поделаешь. Зато, если понадобится, не стыдно и царю на стол поставить такой. Это я вам как специалист говорю, блюдА высшего качества, лучшее, что есть в Европе.
Купец перевернул тарелку и прочитал оставленный заводом автограф. Сделано в Германии.
– Нешто тевтоны такое смастерили? – удивился Афанасий.
– Они самые. Штучная работа, мастер немец.
– Во делаааа… – протянул купец и осторожно поставил на стол тарелку.
– А сколь таких у тебе есть?
– Полсотни, – сказал Саня, приведя купца в состояние близкое к шоку. Оно и понятно – стоимость такой тарелочки даже в нашем мире приличная, а уж тут и вовсе должно быть… посмотрим, сколько сдерёт с купца Саня.
Меж тем внимание купца переключилось на декоративные свечи. Обычные он осмотрел и не найдя интересными, отвернулся.
– Во диковина то! – воскликнул купец, беря в руку расписанную свечу, – сколь стоит такое?
– Свечи – по пять ефимков. Есть и попроще, по ефимку. Эти – Саня кивнул на простые, – пять штук за ефимок.
– Беру, – сказал купец.
– А посуду?
– А блюдА ваши пусть знакомый мой знакомый стеклодув осмотрит. А тама и сойдёмся, – покивал купец.
Саня согласно кивнул – фарфор был самого высокого качества.
Через час, оторванный от работы стеклодув Фома прибыл в дом своего партнёра – Афанасия.
У ворот его уже встречал наёмный охранник и сообщил, что его уже ждут. Фома поспешил и прошёл в дом. А в доме застал Афанасия вместе с двумя какими-то молодыми купцами. Афанасий тут же встал из-за стола и поспешил представить ему гостей:
– Энто купцы, из Европы к нам. И тарели привезли зело чудные, хорошие. Ты поди, проверь. – Афанасий взял со стола чёрного цвета блюдо с золотой росписью и вернулся к гостям, представляя им уже самого Фому, что тому польстило.
Фома взял в руки необычайно лёгкую тарелку и осмотрел её на свет. Просвечивала вся, равномерно. Темнёная, золото видать настоящее – так подделать никто не сможет. Осмотрев рисунок, стеклодув был удивлён его чёткостью и тонкими узорами. Сам он так не мог, да и не знал, кто руками так точно да тонко роспись сможет сделать. Под конец он щёлкнул ногтём по краю тарелки и дождался чистого мелодичного звона. В расстроенных чувствах фома передал Афанасию тарелку и выдал вердикт:
– Уж такого чуда я в жисть не видал. Тонкая, чистая, роспись такая, что сложно помыслить, кто б мог так сработать. Да, тарель твоя самая что ни на есть царская, во те крест! – Фома перекрестился.
Афанасий тут же взял из его рук тарелку и повернулся к гостям.
– Беру ваш "серфис". Какую цену просите? – спросил он.
Синицын, как человек изучивший цены на "эхсклюсиф" тут же задрал цену:
– Сотня ефимков за штуку. Не меньше.
Купец задумался. Надолго. Если пересчитать на наши деньги, то ефимок это около тридцати грамм серебра. То есть около двадцати долларов. Умножив на сотню, получим две тысячи баксов за тарелку. Учитывая, что она в данный момент является эксклюзивом, то цена великовата, но не непомерная.
– Подумай, Афанасий, таких более нигде не достать. Никто не продаёт, штучный товар! Продашь застолько, засколь хочешь. Иль найдёшь князя какого, купит не раздумывая. Сам же знаешь, как они такие золотые да дорогие любят – друг перед другом похвастаться, – добавил Кирилл.
Афанасий сдался:
– Беру. Всё беру, бог с вами, купцы. – Махнул он рукой. Видимо, уговоров в три глотки – от купцов и от своего друга-стеклодува хватило.
Фома, кстати, стоял в дверях и смотрел на совершающуюся сделку.
Синицын, как человек деловой тут же достал из сумки папку чёрной кожи и, открыв на глазах Афанасия, предложил тому:
– Вот что, будем сделку бумагой оформлять, или так поменяемся?
– Да чего ж, давайте так. Эка у вас интересна штука, – сказал купец, глянув на папку, – откуда привезли?
– Тоже от тевтонов. "Эрих Краузэ", – сказал Александр и, достав пару листов белоснежной бумаги, подал купцу со словами:
– Я ж говорил, что ещё бумаги есть немного. Вот, возьми как образец. Если кого знаешь, кто бумагу скупает, не стесняйся, подай, мы всем рады будем.
Афанасий, уже порядком осоловевший от новостей и от сделок взял в руки бумагу.
С точки зрения человека того времени, привыкшего к тяжёлой и неровной бумаги, творение фабрики "Снегурочка" было просто шикарнейшим. Что он и сказал:
– Вот те бабушка и Юрьев день… Сколь стоит бумага то, никогда такой не видал. Да и писать наверно сподручнее, на такой то…
– Бумага по десть листов за ефимок, – кивнул Синицын, уже жалея кошель купца. Хотя, если человек предприимчивый, а Афанасий таким и был, продаст дороже раза в два.
– Тожа беру. Беру! – воскликнул он, улыбнувшись.
– Погодь брать, ты не знаешь, сколько у нас такого добра то. Бумаги… – Синицын посчитал.
– Бумаги… Короче, на двести сорок ефимков.
После трат на посуду, такие затраты не пугали Афанасия. Он уже прикидывал, кому и за сколько продаст такое добро, так что просто кивнул.
– Тогда – по рукам?
– По рукам! – Афанасий пожал руку гостям, потом поспешил удостовериться, что его не обманули:
– Тока когда принесёте всё то? – спросил он.
– Да вот сейчас и принесём, – ответил Кирилл и отправил своего друга на корабль. Синицын естественно возмутился такой несправедливости:
– А чего я это всё тащить?
– Сань, не парься. Грузчикам заплати ефимок, они мигом всё принесут.
– Тогда ладно, – успокоился коммерсант Синицын и вышел из дому на свежий воздух. Его примеру последовали и все остальные, но разместились во дворе. Детишки уже прибежали и начали наперебой просить дать посмотреть пистолет. Вздохнув от их непосредственности, Кирилл стойко делал вид, что не слышит их. Но тут влез Афанасий:
– Кирилл, а пацанва права, чагой т у тебя за пистоль такой, поди, аглицкий?