делу. А теперь вон отсюда, и дверь закрой. Таскаются тут в непотребном виде.
— По важному делу, ― кивнул Распута. ― Иначе стали бы мы, значит, почтенных дознавателей в такое время тревожить. А на людей не ругайтесь ― жарко тут, вот он кафтан и скинул.
Распута положил на стол сверток и развернул его.
— Перья. Те самые, ― озадаченно произнес Третьяк.
Господарь Тур настороженно переводил взгляд с черноградского дознавателя на нежданных гостей.
***
Лют сразу решил не обращать внимания на столичного гостя, а на вопросы отвечать знакомому и почти родному дознавателю Третьяку. Не то чтобы господарь Тур вызывал чувство неприязни, но какой-то червячок продолжал точить Люта изнутри. А виновата во всем была, конечно же, боярыня Ярослава.
— Прямо наваждение какое-то, ― говорил Люту Распута. ― С ума вы что ли все посходили с этой девицей?
Сейчас, в отделении, Лют собрался и постарался сосредоточиться на деле.
— У нас есть важные сведения для уважаемых дознавателей, ― говорил Распута. ― Господарь Тур Светозарович поручил мне выяснить, что это, значит, за перья такие. И вот Лют, мой родственник, утверждает ― это остатки оперения стрелы. Причем стрелы эти в дружинах используют, что у головы, что у посадника.
— Ворон… ― задумчиво сказал Третьяк.
На лице Тура тоже не было заметно удивления. Он посмотрел на Люта.
— Вы уверены?
А Лют, взглянув на Третьяка, ответил:
— Ага. Мы все такими пользуемся.
— Ее мог взять тот, кто с Вороном общался, ― заметил Третьяк, почему-то отводя глаз от Тура.
Столичный дознаватель скривился.
— Несомненно, ― буркнул он. ― Вы и тут усмотрели возможность вины Ярославы. Но если бы у Путяты был план подставить Ворона, то украсть у него стрелу и оставить на месте убийства, это самое лучшее, что он мог сделать.
Похоже, дознаватели так и не пришли к единому мнению. Третьяк считал, что боярыня Ярослава прикончила соперницу, а Тур упорно придерживался версии, что душегуб ― Путята.
— Кстати, насчет Путяты… ― начал Лют, а потом, спохватившись, посмотрел на Распуту. ― Можно я расскажу?
Родственник кивнул.
— Он согласился помогать расследованию. И не против вызова в отделение и повторного разговора.
Лют с удовольствием увидел, как оба дознавателя чуть приоткрыли рты.
— И он не будет угрожать расправой и посылать всех на встречу с навьими тварями? ― спросил Тур.
Третьяк поморщился.
— Ладно вам, господарь, не угрожал он нам.
— Напрямую нет, ― возразил Тур и посмотрел на Распуту. ― Что вы с ним сделали?
Лют прокашлялся. В этом-то деле ему было чем похвалиться. Он уже открыл рот, но дверь с грохотом распахнулась, и в комнату стремительным и яростным вихрем влетела Томила. На подоле ее развевающегося платья висел испуганный служащий, все в том же зипуне, и вопил свое «не положено». Томила остановилась перед Третьяком и уперла руки в боки. Лют понял, что сейчас случится ужасное.
— Да что ж это такое творится, люди добрые? Что происходит на свете белом? Я просыпаюсь, а мне слуги говорят, что мой муж в отделении! Где ж это видано ― на рассвете хватать человека и тащить его на допросы?! ― Томила топнула ногой, и вопящий служащий отлетел к стене. ― Знайте, я этого не потерплю, я буду жаловаться, и до великого князя дойду, если надо будет. И вы… ― она свирепо посмотрела на Тура, ― мне не помешаете! Развели тут свои порядки, в нашем тихом приличном городе! Распута, с тобой все хорошо? ― совсем другим тоном спросила она. ― А Лют что с тобой делает? Ох, беда. Всю мою семью притащили, нелюди! ― снова завопила Томила.
— Может, позвать лекаря или жрецов? ― тихо и ошеломленно спросил Тур.
— Что? Это вам лекарь понадобится, если сейчас же не отпустите моего мужа и брата!
— Э-э-э… Томила, все в порядке, мы сами пришли, ― чудом успел вставить Лют, пытаясь поймать разъяренную брательницу за локоть.
— Дорогая, со мной все хорошо, ― в один голос с ним говорил Распута. ― Ну, неужели ты веришь, что меня можно так вот просто привести в отделение? ― И он обезоруживающе улыбнулся.
Лют заметил, что Третьяк прикусил губу и поспешил выставить служащего, прибежавшего за Томилой, за дверь.
Брательница тем временем немного утихла и опустилась на предложенный ей стул. Она взяла лежащие там бумаги и принялась ими обмахиваться.
В комнате становилось душно, самим уже впору до зипунов раздеваться, а то и до рубах. Особенно тяжко, наверно, было Туру, в его красивом кафтанчике.
Третьяк поднес Томиле чашку с водой.
— Ну-ну, нельзя же так волноваться. Все в порядке. Уважаемый Лют только-только хотел рассказать нам историю. Если хотите, можете остаться и послушать.
Томила зыркнула на него недобрым глазом, но воду выпила.
— Дело в том, что в кабаке я услышал от друзей… ― начал Лют.
— Ты ухитрился уже и там побывать? ― сердито прервала его Томила.
— Надо же было повидаться с друзьями, отпуск-то у меня заканчивается, ― оправдывался Лют. Он заметил, что господарь Тур усмехается, но, может, это была просто игра света и его, Люта, предвзятое отношение к столичному гостю. ― И узнал я, что Путята собирается отучить и верховного жреца Велеса, и господаря Тура лезть в свои дела. Вроде бы замыслил он злодейство невероятное. Сделать так, чтобы они больше света белого не увидели. ― Лют подражал голосу Житко, когда тот рассказывал страшные истории. ― Поговаривали, что уже и мешок покрепче приготовил, один на двоих.
— Ох, страсти какие, ― всплеснула руками Томила. ― Да как же можно богова человека в мешок сажать?!
— А меня, значит, можно, ― тихо проговорил Тур.
— Да перестаньте, ― сказал Третьяк. ― Никто мудрейшего не тронет, к нему не подберешься незаметно.
Тур заинтересованно поднял брови, но промолчал.
— И я немедленно пошел к Распуте, чтобы посоветоваться, ― продолжал Лют, оставив ужасающий тон. ― Вдвоем мы направились к Путяте, надеясь отговорить его и договориться. И нам это удалось.
— Просто колдовство какое-то, ― улыбнулся Третьяк. Распута крякнул и тоже усмехнулся. ― Что вы ему пообещали? Надеюсь, не мою голову?
— Всего лишь крепкое отворотное зелье, ― сказал Распута. ― И не за его счет. В подарок, значит.
Тур вскочил со стула, но тут же спохватился и сел обратно.
— Спасибо вам, ― глухо сказал он.
Лют незаметно вздохнул. Своими же руками он разрушил собственное счастье. Не дал Путяте пустить на корм рыбам соперника и заодно могущественного покровителя прекрасной девы. А если бы еще Ворона схватили за убийство… Нет, какие все-таки недостойные мысли гнездятся в его, Люта, голове.
— Все это очень мило, но круг подозреваемых ничуть не сузился, ―