вы собираетесь двух собак в квартире держать? Ведь это не болонки.
— Нет, я из Репино. Под Ленинградом, знаете? У меня там свой дом. Собачкам просторно будет. Ну, где же они?
Я пожал плечами.
— Набегаются и придут.
На всякий случай, снова поднёс руки ко рту и закричал:
— Бойкий! Серко! Ко мне!
Лес отозвался неясным эхом, которое быстро унёс гуляющий в листве ветер.
— Может быть, чаю? — предложил я Болотникову, стараясь сгладить неловкость.
Болотников разочарованно прищёлкнул языком.
— В такую даль ехал! Ну, давайте чаю.
— Сейчас, только печку растоплю.
Это пока была отдельная трудность — растапливать печку в егерском доме. К печке в Черёмуховке я уже привык — мог затопить её с одной спички, хоть посреди ночи с закрытыми глазами. А вот здешняя печь слушалась плохо. То неожиданно гасла, оставляя лишь тлеющие красным обугленные поленья. То дымила, наполняя комнаты едким злым чадом.
Как будто переняла отношение бывшего хозяина ко мне.
— Брось ты свою печку, Андрей Иваныч! — окликнул меня Тимофеев. — Я тебе ещё одну игрушку привёз!
Он открыл багажник «Жигулей» и достал оттуда цилиндрический алюминиевый котелок с плоской ручкой. Котелок был плотно закрыт высокой крышкой, и формой напоминал большую консервную банку.
— Что это? — спросил я.
— Примус! — гордо ответил Тимофеев. — Бери, пользуйся! Незаменимая вещь! И вот ещё.
Поднатужившись, он вытащил из багажника двадцатилитровую канистру.
— Запас бензина на первое время. В доме не храни, поставь в сарае.
Нашлась у Тимофеева и воронка. Через неё мы заправили примус бензином и через пятнадцать минут уже пили горячий чай.
— Надо бы тебе сюда газовую плитку привезти к сезону, — оглядывая скудное убранство дома, заметил Тимофеев. — Я попробую выписать. Баллоны можно в Светлом заправлять. Договоришься с председателем. И холодильник нужен. Поспрашиваю у наших охотников — может, есть у кого старый. Приобретём по случаю. А спишь на чём?
Пришлось показать ему сколоченную из толстых досок кровать, на которую я постелил тонкий тюфяк, плотно набитый сеном.
— Не жёстко? А чего с базы нормальную кровать не взял?
Тимофеев покачал головой.
— Я привык уже, — улыбнулся я.
— Ну, гляди! Да, Георгий Петрович звонил. Сказал, что вопрос с транспортом для тебя пока застопорился. Но он его решит непременно.
При имени генерала я инстинктивно напрягся. Хорошо, что Александр Сергеевич ничего не заметил.
— Как же, всё-таки, насчёт собачек? — спросил Болотников. — Когда они вернутся?
Я пожал плечами.
— Первый раз сегодня побегать выпустил. До этого целый месяц к себе приучал. Псы чуть с ума не сошли взаперти.
Тимофеев прищёлкнул языком.
— Неудобно получилось. Я ведь звонил тебе в Черёмуховку вчера, да Фёдор Игнатьевич сказал, что ты на озере. Что-то голос у него недовольный был. Вроде, как расстроен, что мы тебя сюда перевели. А сам-то ты как?
— Да нормально, — ответил я. — Надо, значит — надо. До конца сезона побуду на базе.
— Может, позвать ещё собак-то? — не унимался Болотников.
В глазах его горели огоньки раздражения.
Не меньше получаса я на все лады звал загулявших в лесу псов, но они так и не появились.
— Пора мне, — озабоченно сказал Тимофеев, глядя на часы. — Иван Николаевич, ты едешь, или как?
— Что же, зря съездили, выходит? — с досадой спросил Болотников. — А ведь я день потерял, на электричку потратился!
— Извините, пожалуйста! — сказал я. — Сколько я вам должен за билет?
— Девяносто копеек от Репина до Ленинграда, да обратно столько же! — не моргнув глазом, ответил Болотников. — Могу билет предъявить.
— Да не нужно.
Я протянул ему два рубля. Болотников взял деньги, разочарованно повертел их в руках и сунул в карман.
— Поедем, что ли? Мне ещё домой добираться!
Собаки вернулись поздно вечером, почти в темноте. Мокрые и грязные, они нетерпеливо прыгали вокруг меня, норовя лизнуть розовыми языками.
— Вернулись, негодяи! Ну, и где вы шлялись целый день?
Я говорил строго, а сам по-дурацки улыбался.
«Негодяи» поскуливали и тыкались мне в ладони мокрыми носами.
Я снял замок и запустил их в вольер к мискам с давно остывшей едой.
* * *
В среду, накануне открытия охоты до меня дозвонился Тимофеев.
— Андрей Иванович! Завтра вечером встречайте нашего генерала! Он поможет вам перебраться на Еловое озеро. Сам вызвался!
Тимофеев помолчал, ожидая моей реакции. Я тоже молчал.
— Так вы соберите вещи, какие вам нужны. Не стесняйтесь — машина будет, Георгий Петрович обещал. Он и на открытие охоты останется. Вы уж покажите ему места, хорошо?
— Конечно, Александр Сергеевич! Всё сделаю.
— Ну, вот и отлично! — обрадовался Тимофеев. — А я к вам в пятницу подъеду, привезу бланки путёвок. Если получится — тоже останусь поохотиться.
— Приезжайте, буду очень рад вас видеть.
Не знаю, насколько искренне это прозвучало.
— А как собаки? Вернулись?
— Вернулись, всё в порядке.
— Ну, вот и замечательно, вот и хорошо!
Тимофеев сказал ещё несколько слов и повесил трубку.
— Уезжаешь, значит? — спросил Фёдор Игнатьевич, строго поглядывая на меня из-под бровей.
— Да, — кивнул я и вдруг почувствовал злость.
Какого чёрта генерал приезжает в четверг? Я собирался провести этот вечер с Катей. В последнее время мы и так виделись редко, а через неделю она вообще уедет в Ленинград. Тут каждый вечер на счету, не до генерала.
— Обратно-то вернёшься? За домом я пригляжу, не переживай.
— Спасибо, Фёдор Игнатьевич! — искренне сказал я.
В этот момент я очень остро почувствовал, насколько прикипел душой к Черёмуховке и к её жителям.
— Вернусь, обязательно! — ответил я.
— Вот и хорошо. Ну, иди. У тебя дел много, и у меня — невпроворот. Служба, Андрей Иванович!
Когда «Уазик» генерала остановился возле калитки, я сидел на крыльце и отдыхал. Баня была натоплена заранее, воды в неё я натаскал ещё с утра. Ближе к обеду наварил картошки, растолок её и запустил туда банку свиной тушёнки. Вот и еда для гостей. Чем богаты — тем и рады, как говорится. Захотят — сами себе разносолов привезут из города. Там у них снабжение получше.
Да, это была злость. Я до сих пор надеялся, что никакого гипноза не было, и я ничего не разболтал генералу и Владимиру Вениаминовичу.