лучше.
Мейтланд не мог не заметить, что во всей этой болтливой речи Филлипс ни словом не обмолвился о своем кузене и компаньоне Брайане Уинфилде. Всё выглядело так, как будто его кузен не принимал никакого участия в последних событиях. Мейтланд гадал, что еще Филлипс мог намеренно пропустить в своём монологе. С другой стороны, роль Мейтланда состояла в том, чтобы просто вести переговоры о каких-то старых книгах, а не играть роль детектива.
— Итак, мистер Филлипс, говоря о вещах вашего покойного дяди, я хочу сообщить, что попечителям Санборнского Института любопытно узнать, может ли его, то есть ваша библиотека, содержать ещё какие-нибудь старые книги, подобные тем, что Гарольд Хэдли Коупленд когда-то приобрёл у Хирама Стокли…
— Да, — перебил его Филлипс, — я знаю, какие вы имеете в виду. И, честно говоря, я не могу себе представить, что заставило дядю Хирама расстаться с этими книгами в первую очередь. На самом деле, я подумывал попросить институт вернуть их, чтобы коллекция Стокли могла стать полной снова. Эти книги пробыли у вас достаточно долго, вы уже должны были сделать фотокопии всех страниц.
Это был удар! Мейтланд приехал, чтобы пополнить редкие книжные фонды Санборна, а оказалось, что он вот-вот потеряет часть королевских драгоценностей Института. Мысленно он упрекнул себя: лучше было вообще никогда не приходить!
— Это несколько неожиданно, мистер Филлипс, но я могу понять вашу точку зрения. Я уверен, что попечители согласятся рассмотреть этот вопрос. Я уверен, что это можно решить полюбовно. Прежде чем я уйду, хотелось бы спросить: могу я вам чем-нибудь помочь в Институте? Вы упомянули о каких-то делах там…
— Разумеется, Мистер Мейтланд. Но на самом деле я не думаю, что буду переживать. Видите ли, это было связано с парнем по имени Артур Уилкокс Ходжкинс из вашего Санборнского Института. Этот обезумевший человек однажды появился в Мискатонике, проделав путь через всю страну. Похоже, он испытывал особый страх перед одним из старых меланезийских идолов из наследства Коупленда. Если хотите знать моё впечатление, Ходжкинс был не просто параноиком. Тем не менее, некоторые из наших преподавателей выслушали его и сочли самым милосердным позволить ему взять с собой домой один из наших меньших музейных экспонатов, звездообразный камень удивительной работы. Этот парень был убеждён, что камень будет действовать как некое устройство, отвращающее беду, и защитит его от оккультной гибели, которой он боялся.
Газеты вскоре после этого сообщили, что страхи, наконец, взяли над ним верх, что он обезумел в галерее Музея Санборна, убил ночного сторожа и пытался поджечь это место. Всё это произошло около восьми лет назад.
Мой работодатель в Мискатонике, доктор Лафем, попросил меня, пока я был здесь на похоронах дяди Хирама, разобраться в этом деле, задаваясь вопросом, не было ли в этой трагедии чего-то большего, чем газеты сочли нужным сообщить. Но с тех пор, как я получил наследство, я решил не возвращаться на восток, а что касается дела Ходжкинса, то я думаю, что лучше не будить лихо, пока спит тихо. Не так ли? Вряд ли в Санборне будут в восторге, если это грязное дело вновь появится на страницах газет на потеху публике.
Мейтланд действительно слышал о странной трагедии неуравновешенного Ходжкинса, но никогда не пересекался с ним в институте. Он знал, что в этом деле есть что-то большее, хотя, что это может быть, Мейтланд не знал и не хотел знать. Филлипс был прав. Было бы благословением для Санборнского Института не ввязываться ещё раз в публичный кошмар.
— Ваша точка зрения вполне понятна, мистер Филлипс. Таким путём мало что можно получить. Мы ценим заботу профессора Лафема, но, честно говоря, мы бы больше ценили вашу собственную!
Оба мужчины рассмеялись, смягчая чопорную вежливость разговора, хотя он уже подходил к концу. Филлипс поднялся с кресла, когда старый индеец вошел в комнату.
— Эхоктакус, проводи, пожалуйста, нашего гостя.
Лицо индейца оставалось бесстрастным, но что-то в его поведении говорило о том, что роль подчинённого даётся ему нелегко.
— Я с нетерпением буду ждать от вас известий об этих книгах, и, пожалуйста, заверьте ваших попечителей, что я буду более чем счастлив возместить институту, по крайней мере, ту сумму, которую Коупленд заплатил моему дяде за них. Вы не забудете? Хорошо.
Ошеломлённый Джейкоб Мейтланд последовал за слугой-индейцем вниз по винтовой лестнице в прихожую и был уже на полпути к двери, когда услышал позади себя громкий голос Уинфилда Филлипса, зовущего его обратно.
— Ах да, ещё одна вещь, Мейтланд, пожалуйста! Если вы случайно услышите что-нибудь от доктора Лафема или кого-нибудь ещё в Мискатонике, пожалуйста, передайте им мои наилучшие пожелания и извинения за то, что, как я теперь понимаю, было довольно плохой шуткой. Большое спасибо, старина.
Мейтланд почувствовал удивительное облегчение, снова сев за руль и продолжив свой путь через унылые акры Дарнхем-Бич и Поля Хаббла, молча съедая мили до опоясанного пальмами кампуса Санборнского Института Тихоокеанских Древностей.
IV
На этом рассказ Мейтланда тоже закончился, а его голос превратился в вопросительный знак. Он не сообщил доктору Зарнаку ничего конкретного, но оба знали, что весь этот эпизод на самом деле был вопросом, загадкой, началом истории, а не её концом.
— Прежде всего, мой юный коллега, скажите, вы уже передали просьбу Филлипса попечителям?
— Нет, всё это случилось чуть больше недели назад, а попечители соберутся только через полтора месяца.
— Хорошо, хорошо, — кивнул Зарнак. — Вам не следует передавать эту просьбу, потому что книги Хирама никогда не должны вернуться к Филлипсу. Я уверен, что его дядя не отдавал их Гарольду Хэдли Коупленду добровольно.
— Тогда как…?
Округлившиеся глаза и приподнятые брови молодого человека закончили вопрос за него.
— Я пока не могу вам этого объяснить, мистер Мейтланд. Достаточно сказать, что профессор Коупленд обладал чем-то далеко выходящим за рамки теоретических знаний по некоторым вопросам, что и послужило причиной его знакомства с Хирамом Стокли. Скажем так: у него имелись определённые ресурсы, которые позволяли ему торговаться и получать то, что он хотел. Хотя вы можете видеть, какую пользу, в конце концов, это принесло бедному Коупленду.
— Хорошо, сэр, но как насчёт той «шутки» которую придумал Филлипс? Это показалось мне странным, едва ли характерным для обычного поведения этого человека.
— Вас можно поздравить. У вас острый глаз исследователя. Что касается так называемой шутки, я думаю, что могу дать исчерпывающий ответ.
Сказав это, Зарнак потянулся за кожаным саквояжем, который он принёс с собой, открыл его и положил перед Джейкобом Мейтландом аккуратно отпечатанную